Избранные киносценарии 1949—1950 гг.

— А как у тебя с паспортом?

— Уже в порядке.

— А деньги?

Александров перестает есть и кладет ложку.

— Деньги?.. А у тебя их много?

Райнис достает из кармана пачку кредиток.

— Рублей сорок.

Александров что-то прикидывает в уме.

— Ну, давай половину…

Поэт с горячностью его перебивает:

— Нет, нет… ты бери все…

И он вручает Александрову всю пачку.

Тот прячет деньги в потайной карман.

— Ладно… Ну, рассказывай, чем ты здесь жив?

— Ты ешь, пельмени стынут…

Александров снова принимается за пельмени. Райнис после паузы начинает рассказывать о себе:

— Чем я жив?.. Я здесь, в Слободском, работаю среди крестьян… кроме того, много читаю, перевожу… кое-что пишу… И думаю, думаю, думаю…

Распахивается дверь, входит плотный бородатый Харитон в дубленом полушубке и в валенках. В руках у него второй полушубок, меховая шапка и какой-то старый обтрепанный пиджачишко.

— Ну, одежду тебе достали…

— Вот ладно…

Александров натягивает полушубок.

Райнис тоже встает.

— Как?.. Уже едешь?

— Должен… Расскажи мне наскоро, что творится в мире.

Поэт быстро собирается с мыслями.

— В мире?.. Ну, окончилась англо-бурская война. Англичане, конечно, задушили буров…

— Это я слышал.

— Америка захватила Филиппины… Идет дикая драка за Китай… Вообще, в мире все сильнее пахнет порохом…

Александров подходит к столу и с особым интересом спрашивает:

— А правда, что в Питере снова бастуют?

Райнис с жаром начинает рассказывать:

— Не только в Питере!.. И в Ростове!.. И на Украине!.. Крупные стачки и демонстрации начались в Батуме… Об этих стачках Ленин писал в «Искре»…

У Александрова загораются глаза. Они блестят из-под меховой шапки.

— Помяни мое слово, Райнис… Мы вступаем в полосу борьбы, о которой заговорит весь мир!.. И мы все должны быть готовы к этой борьбе!..

В горнице неожиданно раздается сдержанный смешок. Это смеется ямщик Харитон.

Александров с удивлением спрашивает:

— Что ты, Харитон Степанович?

— Да ничего…

Райнис тоже не понимает в чем дело.

— Ты что смеешься?

Ямщик снова ухмыляется в рукав.

— Да как же не смеяться?.. Посмотреть на вас обоих, — один ссыльный, другой — беглый… а все промежду собой решили… и про войну, и про восстание, и про весь мир-Александров с задором отвечает:

— А ты что же думал?..

Через дверь просовывается голова Фильки.

— Коней запрягли.

Александров поспешно собирает узелок, затем протягивает руку Райнису.

— Ну, Райнис…

Поэт долго не выпускает его руку.

— Передай мой привет товарищам в Риге и… ты мог бы исполнить одну мою личную просьбу?

— Что за вопрос?.. Разумеется.

Райнис с неловкостью произносит:

— Уже несколько месяцев… я не имею писем от Аспазии… Узнай, что с ней?

Александров слегка настораживается.

— А в чем дело?

— Мне писали, что она куда-то уехала… по слухам, за границу…

Александров крепко обнимает друга.

— Не беспокойся, я тебе все сообщу… Дай только срок добраться до Риги…

Тихая музыка.

Ночь. Бледный свет луны освещает заснеженный лес.

Увязая в сугробах, бредет по лесу Райнис… Вот он выбирается на тропинку и быстрее шагает к своему домику.

Поэт открывает калитку. Навстречу с радостным лаем бросается дворовый пес.

Райнис входит в свою каморку. Здесь очень темно, только скупой лунный свет брезжит за окном.

Стараясь ничего не уронить, поэт пробирается к столу, нащупывает коробок и чиркает спичкой.

Он зажигает керосиновую лампу и вдруг замечает на столе женские перчатки и сумочку.

Райнис оглядывается на вешалку. Как удивлен он, увидев на ней дорожный женский бурнус и шляпу!

На полу стоит раскрытый чемодан. В полутьме комнаты на кровати дремлет, завернувшись в шаль, женщина.

Райнис в сильном волнении подбегает к кровати, опускается на колени.

— Аспазия… Дорогая моя, неужели это ты? — горячо шепчет он.

— Я… я… милый…

Она обнимает Райниса, целует его. Райнис садится рядом, не выпуская ее из своих объятий.

— Все-таки приехала… А ты надолго?

Аспазия с улыбкой отвечает:

— На всю жизнь… Ян, сними пальто.

Она встает с кровати, подбегает к чемодану.

— …Я привезла тебе уйму писем и книг… Дай сюда лампу.

Поэтесса достает из чемодана пачку писем и по одному передает их Райнису.

— Это от рижских друзей… Вот письмо Горького!.. Ты знаешь, он назвал тебя своим соратником… Это от Брюсова… он переводит твои стихи, обещает прислать гранки… Вот — Приеде… А это от Абелите…

Поэт держит письма, как драгоценность, жадно их просматривает.

Аспазия вынимает несколько книг.

— Вот новые книги… Недавно вышел роман графа Льва Толстого «Воскресение»… Новая пьеса Чехова «Три сестры»… о ней очень много говорят…

Райнис замечает на дне чемодана еще какую-то книгу и берет ее в руки.

— А это что за маленькая книжечка?

Поэтесса смущена.

— Это… это мой подарок тебе — мои новые стихи…

Райнис наугад раскрывает книжку.

Аспазия отнимает у Райниса книжку.

— Нет, нет… не теперь!.. У тебя будет много времени!.. Иди сюда… Рассказывай, как ты тут жил все это время… Ты хоть немного писал?

Райнис улыбается и целует руку Аспазии.

— Так… Несколько строк…

Утренние лучи солнца искрятся на снежных полях, освещают сугробы у палисадника… голые ракиты… дальний перелесок на бугре…

Шумит ветер, осыпает снежной пылью стройные березки за окном…

Музыка. На столе, на полу, на кровати разбросаны целые горы рукописей, черновиков, записок…

У стола сидит Аспазия и жадно перебирает бумаги, исписанные конверты, обложки от тетрадей… И всюду — строчки стихов.

Поэт стоит возле окна с листочком в руках и читает вслух:

Аспазия его прерывает:

— Погоди… Сначала вот это…

Она берет из рук Райниса листок и кладет сверху стопки… Затем она ищет какой-то обрывок бумаги.

— «Песня фабричной девушки…»

Райнис поясняет:

— А… это я написал, думая про Абелите…

Аспазия его не слушает, — она вся захвачена новым стихотворением.

Райнис вырывает у нее из рук черновик и размахивает в воздухе еще одним листком бумаги.

— Нет, раньше послушай вот это… «Сломанные сосны»…

Аспазия с восторгом слушает Райниса.