Однако у тебя, Элиса, странный взгляд!
Я к ревности всегда питала отвращенье:
Она для чувств моих — прямое оскорбленье,
И чем милее тот, кто так меня ревнует,
Тем более душа на это негодует.
Ужели радостно смотреть мне на него,
Как в гневе не щадит он чувства моего,
Как мой восторг и грусть равно его волнуют
И как, заметив их, безумно он ревнует?
Я не могу взглянуть на принца: каждый взгляд
Скрывает для него измены мнимой яд.
Нет, я скажу тебе, Элиса, без стесненья:
Я не могу сносить такие подозренья.
Гарсия доблестный все ж мил и дорог мне,
И сердца моего достоин он вполне.
Отвагою своей он доказал прекрасно,
Что любит он меня так искренне, так страстно!
Опасностям себя он часто подвергал,
От вражьих умыслов меня не раз спасал
И, наконец, укрыл за этою стеною
От тяжких брачных уз, грозивших мне бедою.
Не отрицаю я: мне было б горько знать,
Что нелюбимому должна принадлежать.
Ведь долг свой сознавать особенно нам ценно
Пред тем, к кому любовь питаем неизменно;
Тогда и наша страсть проявится смелей,
Когда признательность счастливо слита с ней.
Да, мне приятно знать, что, даровав спасенье,
В награду он снискал мое благоволенье,
Я рада, что меня опасность с ним свела.
И если не пустой молва о том была,
Что волею небес мой брат к нам возвратится,
То мне лишь об одном приходится молиться,
Чтобы скорее принц тирану отомстил
И брату моему державу возвратил
И чтоб за подвиг тот имел в вознагражденье
Он брата моего к себе расположенье.
Но если будет он опять меня гневить
И вспышки ревности не сможет прекратить,
Не внемля голосу моих ему велений, —
Пускай откажется от всех своих стремлений;
Наш невозможен брак. Страшусь я этих уз —
В ад превратят они семейный наш союз.