Вечерняя заря

Карено взглядываетъ на нее. Ахъ, знаешь, никогда не дѣлай этого, Элина. Кладетъ бумаги на прежнее мѣсто.

Фру Карено. Что такое?

Бондесенъ. Ну, дорогой Карено, я отправлюсь назадъ въ засѣданіе. Беретъ шляпу. Когда я вернусь, вы, вѣроятно, придете ужъ къ какому-нибудь рѣшенію. До свиданья. Прощайте, сударыня. Уходитъ.

Фру Карено. Какъ ты говоришь со мной при постороннихъ. Я никогда не дотронусь до твоихъ бумагъ.

Карено бросаетъ бумаги на столъ и начинаетъ ходить взадъ и впередъ. Дваддать лѣтъ! Нѣтъ, это безуміе, безуміе!

Фру Карено. Я хотѣла бы еще тебя попросить

Карено. О чемъ?

Фру Карено. Тебѣ непріятно, Иваръ, чтобы Сара звала тебя отцомъ? Карено молчитъ. Она говоритъ, что спрашивала тебя два раза, но ты ей ничего не отвѣтилъ.

Карено, продолжая стоять. Я доставлю тебѣ этимъ большое удовольствіе, Элина?

Фру Карено. И ты еще спрашиваешь! Да иначе сдѣлать невозможно!

Карено. Да, да, разъ мы живемъ въ такомъ блестящемъ домѣ и для насъ расцвѣтаетъ новая жизнь. Быстро ходитъ взадъ и впередъ.

Фру Карено. Не правда ли! У насъ теперь все мѣняется. И я такъ рада, что ты это понимаешь.

Карено. Да, дѣйствительно, я это понимаю.

Фру Карено. Такъ я передамъ дѣвочкѣ твое позволеніе. А за это и я исполню твое желаніе и не буду ничего у тебя трогать. Мы поставимъ тебѣ сюда новую мебель. Да, а какъ ты находишь, если поставить еще большую книжную полку съ книгами?

Карено, Хе-хе. Конечно, по стѣнамъ не хватаетъ книжныхъ полокъ. Да, это, такъ сказать, большой пробѣлъ въ моемъ приданомъ.

Фру Карено. Но, дорогой, теперь ты можешь покупать все, что тебѣ захочется. Ты сталъ богатымъ человѣкомъ, Иваръ. Ты, кажется, все еще не можешь повѣрить этому.

Карено. Нѣтъ, нѣтъ, я понемногу начинаю вѣрить этому.

Фру Карено быстро отворяетъ дверь налѣво и зоветъ: Александра! Къ Карено. Надо ей сказать, чтобы она докладывала о тѣхъ, кто приходитъ. Какъ ты думаешь?

Карено останавливается и удивленно смотритъ на нее. Да, да, разумѣется.

Фру Карено. Когда къ намъ будутъ приходить, спрашивайте сначала, о комъ вы должны доложить.

Александра. Я должна сначала спрашивать, о комъ доложить?

Фру Карено. Да, всегда…Теперь можете итти.

Карено. Это правильно. Она должна выучить обычаи, а потомъ къ чорту. Хе-хе.

Фру Карено. Да, и какъ можно дальше… Какъ она вообще вела себя, пока меня не было?

Карено. Александра? Нна…

Фру Карено. Я думаю, мы ей откажемъ.

Карено останавливается. Хорошо, отлично будетъ сдѣлано. Вонъ ее! Ходитъ взадъ и впередъ.

Фру Карено. Да, а ты этого не думаешь?

Карено. Ты не можешь дольше ужиться съ ней вмѣстѣ въ кухнѣ. Мы должны взять другую.

Фру Карено. Почему ты такъ дрожишь?

Карено. Я? Отчего же мнѣ дрожать? Развѣ я не счастливчикъ! Развѣ я не могу съ истинной гордостью смотрѣть на вечернюю зарю моей жизни, — жизни, которая продлится, можетъ быть, еще много лѣтъ.

Фру Карено. Ты такъ дрожишь!

Александра изъ двери на заднемъ планѣ. Кандидатъ Тарэ и съ нимъ нѣсколько другихъ господъ. Улыбается.

Карено быстро. Попросите ихъ войти.

Фру Карено. Ты все-таки ихъ хочешь принять? Надѣюсь, это въ послѣдній разъ.

Карено. Да, Элина, они ко мнѣ приходятъ въ послѣдній разъ.

Фру Карено. Во всякомъ случаѣ, я не желаю тутъ присутствовать. Карено быстро сбрасываетъ халатъ. Нѣтъ, какъ это ты можешь переодѣваться при мнѣ?! Быстро уходитъ направо.

Карено, бросая халатъ. Это старость. Беретъ со стола палку и бросаетъ ее изо всѣхъ силъ на полъ. Это костыли. Надѣваетъ сюртукъ. А вотъ это — я.

Тарэ. Мы не помѣшали?

Карено стоитъ у письменнаго стола, дрожитъ отъ волненія. Добро пожаловать, господа! Взгляните на меня: вы видите передъ собой человѣка, который снова обрѣлъ себя. Я сдѣлаю все, о чемъ вы меня просите.

Тарэ. Браво!

Карено. Моя непоколебимость не сломлена, и моя сила въ полномъ расцвѣтѣ. Чего требуете вы отъ меня? Дорогіе друзья, я горю желаніемъ сразиться. Развѣ я старикъ?

Карено. Подъ моимъ пепломъ тлѣетъ еще огонь. Меня заманиваютъ почестями и должностями — меня, меня! Господа, вино не лимонадъ. Смѣхъ. Я просилъ о стипендіи — я ее не получилъ.

Нѣкоторые. О!

Карено. Меня хотѣли переплавить и подо мной зажгли костеръ. Сколько времени горѣли дрова? Двадцать лѣтъ. Слетались вороны, сбѣгались собаки, тыкались мордами въ дымъ, чихали и убирались назадъ со слезящимися глазами. Господа, моя душа трещала по всѣмъ швамъ!

Хойбро 52-хъ лѣтъ, блѣдный и запуганный, съ длинными, сѣрыми волосами и большой бородой. Но она не сдалась.

Остальные. Нѣтъ!

Карено, топая о полъ ногой. Нѣтъ.

Всѣ. Браво! Браво!

Карено возбужденный. Сегодня я тотъ же, какимъ былъ прежде. Я снова стою у Царскихъ вратъ — и не вхожу въ нихъ. Беретъ со стола рукопись, обернутую въ золотую бумагу. Вотъ моя работа; мнѣ предлагали за нее деньги; она золотая внутри, какъ и снаружи. О чемъ написана эта работа? О всѣхъ прекрасныхъ вещахъ на свѣтѣ, о великолѣпномъ земномъ шарѣ и небесахъ, гдѣ обитаютъ звѣзды. Смѣхъ. За нее дадутъ деньги, цѣлую кучу банковыхъ билетовъ. Но я не печатаю ее. Такъ что же я сдѣлаю съ ней? Я сжигаю ее. Быстро мнетъ рукопись и бросаетъ ее по направленію къ печи съ силой. Я сжигаю ее.

Всѣ. Браво! Браво!

Карено. Земной шаръ! Я высоко цѣню землю, какъ твердое основаніе для моихъ положеній. А звѣзды! Ахъ, звѣзды — слѣды отъ куриныхъ лапокъ, золотыя штучки, которыми Богъ разукрасилъ потолокъ, — господа, не будемъ больше говорить о звѣздахъ. Вытираетъ потъ со лба. Шопотъ и смѣхъ. Вы перешоптываетесь? Я сказалъ слишкомъ много?

Хойбро. Мы говоримъ не объ этомъ.

Карено. Нѣтъ, нѣтъ, я самъ чувствую, что говорю сегодня слишкомъ много. У меня такое ощущеніе, точно кто-то, предостерегая, ударяетъ меня по плечу… Скажите вы, Тарэ.

Тарэ. Что же я могу сказать?

Карено. Что-нибудь сильное, юношеское, что снова воспламенило бы меня, если я потускнѣю.

Одинъ. Вы не нуждаетесь, чтобы васъ воспламеняли.

Тарэ. Да, въ этомъ вы не нуждаетесь. Вы просили о маленькой, ничтожной стипендіи на путешествіе. Вы еще разъ дали случай нашему научному міру постучать къ вамъ въ двери и найти васъ дома, — нашъ научный міръ не воспользовался этой минутой. Ну, и что же, учитель? Сжимаетъ кулаки. Вы протянули открытую руку, — и отдергиваете ее назадъ, зажавъ кулакъ.

Карено. Браво!

Хойбро. Скажите что-нибудь о самомъ господинѣ Карено, Тарэ.

Карено. Да, что-нибудь о томъ, что я написалъ еще въ юности.

Тарэ. Если бы я только зналъ, что вамъ пріятно вспомнить въ эту минуту.

Карено. Правда? Какъ это хорошо! Да, я знаю, это было сказано отъ души. Выберите сами, что хотите.

Тарэ. Мнѣ вспоминается одно мѣсто изъ вашей статьи о четвертой заповѣди. «Чему вы хотите научить юность?» пишете вы. «Почитать старость. Почему? Это ученіе — выдумка самой старости, сдѣлавшейся безсильной. Когда старость не можетъ стоять дольше во главѣ жизненной борьбы, — отходитъ она въ сторону и скрывается? Нѣтъ, она разсаживается на высотахъ и приказываетъ юности оказывать ей почести и подчиненіе. И когда юноши подчиняются, старцы, какъ громадные скелеты птицъ, сидятъ на вершинахъ и радостно киваютъ покорнымъ. Слушайте, вы, юноши! Низвергайте старыхъ и занимайте ихъ мѣста. Вамъ принадлежитъ могущество и слава въ вѣчности».