Всеобемлюще

НИНА СЕРГЕЕВНА. А кто ещё? Ты! А второй раз ты толкнула меня локтем в гардеробе, помнишь, двадцать четыре года назад, специально толкнула, да, я знаю!

ВЕРА ИВАНОВНА. Двадцать четыре года назад?!

НИНА СЕРГЕЕВНА. Я не больная, я знаю точно, что ты меня толкнула!

ВЕРА ИВАНОВНА. После первого случая ты не здоровалась со мной десять лет, после второго – двенадцать. Мы полжизни с тобой не разговаривали! Ты понимаешь?! Из-за чего?

НИНА СЕРГЕЕВНА. Да! Я с тобой не разговаривала полжизни!

ВЕРА ИВАНОВНА. Мы всю жизнь почти не разговаривали из-за того, что один раз я тебе наступила на ногу на сцене сорок лет назад, а двадцать четыре года назад я тебя толкнула локтем! Ты дура набитая! Мы полжизни не разговаривали из-за ерунды!

НИНА СЕРГЕЕВНА. У нас с тобой вечный конфликт!

ВЕРА ИВАНОВНА. Из-за чего у нас с тобой может быть конфликт?

НИНА СЕРГЕЕВНА. Из-за чего вообще у баб может быть конфликт? Только из-за мужиков.

ВЕРА ИВАНОВНА. Каких мужиков? Посмотри на меня и потом на себя в зеркало!

НИНА СЕРГЕЕВНА. Я прекрасно выгляжу.

ВЕРА ИВАНОВНА. Это я прекрасно выгляжу.

НИНА СЕРГЕЕВНА. Ну дак, ты всю жизнь живой кровью питалась! Руки по локоть в крови!

ВЕРА ИВАНОВНА. Я никого не сожрала!

НИНА СЕРГЕЕВНА. Жрала!

ВЕРА ИВАНОВНА. А вот ты …

НИНА СЕРГЕЕВНА. Нет, это ты, ты, ты, ты увела его у меня!

ВЕРА ИВАНОВНА. И его уже нет, уже десять лет как нет! Спился, заигрался, загулялся, истаскался, помер, я уж не помню, как он выглядел-то! Мы что с тобой, одни у него, у красавчика у нашего, у Игоря Николаевича, были?! Ты забыла, что он не только с тобой и со мной жил, не только тебе и мне оставил наследство, но что у него было ещё пять официальных и неофициальных жён: Ира-простодыра, Люба-слезь-с-дуба, Света-вот-тебе конфета, да ещё и наша буфетчица у него была - Наденька-жопка-гладенька!

Пауза.

Молчат долго.

НИНА СЕРГЕЕВНА. И что? Я пошла.

ВЕРА ИВАНОВНА. Я тебе признаюсь вот в чём …

НИНА СЕРГЕЕВНА. Что, ещё хочешь парочку заявок сделать? Делай! Мне всё равно! Без меня!

ВЕРА ИВАНОВНА. Нет, Нина. Это я.

НИНА СЕРГЕЕВНА. Что?

ВЕРА ИВАНОВНА. Это я написала эту пьесу.

НИНА СЕРГЕЕВНА. Какую?

ВЕРА ИВАНОВНА. Про графиню. Вот эту вот. Про всеобъемлюще …

НИНА СЕРГЕЕВНА. Ты?!

ВЕРА ИВАНОВНА. Я.

НИНА СЕРГЕЕВНА. Зачем?

ВЕРА ИВАНОВНА. Пойми, я хочу обновить им репертуар, что-то чистое и светлое предложить … Ну, нельзя же всякое покойницкое играть … И так страшно …

НИНА СЕРГЕЕВНА. Всё. Туши свет. Ахелина, графиня, необъемлюще.

ВЕРА ИВАНОВНА. А что? А вдруг у меня талант был именно к этому? К писанию пьес? А вдруг я не раскрылась? А что – симпатично. Сейчас и не такое пишут.

Пауза.

НИНА СЕРГЕЕВНА. Всё, я пошла. Спина болит. Есть такое красивое слово «люмбаго». Ещё более красивое слово «ишиас».

ВЕРА ИВАНОВНА. От слова «ишак», что ли?

НИНА СЕРГЕЕВНА. И то, и другое означает: ты нараскоряку стоишь, не можешь ни рукой, ни ногой. Твои друзья «люмбаго» и «ишиас» приходят и садятся на тебя сверху тонной. И подпрыгивают. А ты себе с вечера вчерашнего планов напридумывала. А не вздохнуть, ни пукнуть не можешь утром. Одним словом: радикулит.

Пауза.

Всеобъемлюще. Объемлющее всё. Всю дурь. Устала. Уйду.

ВЕРА ИВАНОВНА. Стой. Не пойдёшь. Послушай.Нинка, дура. Дура ты моя лучшая в мире. Иди ко мне, я тебя обниму. Милая моя подружка …

НИНА СЕРГЕЕВНА. Чего ты это? Чего?!

ВЕРА ИВАНОВНА. Послушай! Послушай, я шла неделю назад по двору, вечером… Пусто, ветви деревьев нагнулись над песочницей, над машинами, пусто, ночь почти, никого, в окнах свет горит, люди поют и смеются за окнами, занавески ветер колышет, такая тишина и такая благодать. И вдруг вижу: на скамейке у нашего подъезда, прямо на спинке её кто-то, мальчишки, наверное, большими синими буквами написали большое красивое слово: «ВСЕОБЪЕМЛЮЩЕ». Обычно ведь что пишут: «Мать-перемать, будем в шахматы играть», или «ДМБ» или ещё какую чушь … А тут: «всеобъемлюще»! И эти слова - они будто загорелись, будто фейерверком вспыхнули передо мной, будто кто мне душу осветил, и я вдруг всё-всё ясно поняла, Нина! Я всё поняла! Всё объемлющий, это значит: могущий всё постигнуть, понять, обнимающий всё! Как, скажем, всеобъемлющий ум! Или высший разум, охватывающий всё, включающий в себя всё, всех, всеохватный! Понимаешь?! Если ты не любишь всеобъемлюще эту землю, этих людей, эти занавески, этот воздух, этот вечер, эту землю, эту жизнь одну и неповторимую – всеобъемлюще, Нинка, только всеобъемлюще и более никак! – если ты не так, если ты не всеобъемлюще – то тогда ничего нет! Нет ни вечера, ни листьев, ни песни, которая из окна, ни воздуха, ни мира, ничего нет! Это всё есть только в тебе, но этого нет на деле, это сон какой-то, это неправда! А если ты впускаешь это себе в душу всё, до последнего колечка дыма твоего любимого, который сидел тогда на скамейке и курил, и смеялся тебе белыми зубами в темноте, если ты впускаешь это в себя – то становишься воздухом, вечностью, Нина! Нина! Если ты не видишь этого душой, то этого и нет, понимаешь?! Всеобъемлюще! Слышишь, Нинка! Все-объем-лю-ще!

НИНА СЕРГЕЕВНА. И что?

ВЕРА ИВАНОВНА. И то. Я пришла домой, села и написала эту пьесу. Я так много хотела сказать про жизнь, про любовь, а написала только это …

НИНА СЕРГЕЕВНА. И что?

ВЕРА ИВАНОВНА. Ничего.

НИНА СЕРГЕЕВНА. А что мне написать: я шла вот вчера и на асфальте увидела надпись: «Люди добрые! Инопланетяне не злые!»

ВЕРА ИВАНОВНА. Ну, не знаю. Написала бы что-нибудь тоже ...

НИНА СЕРГЕЕВНА. Про зелёных человечков?

ВЕРА ИВАНОВНА. Да хоть бы и про них …

Пауза.

НИНА СЕРГЕЕВНА. Всеобъемлющая, всеобъемлющее …

ВЕРА ИВАНОВНА. Он всеобъемлющ, она всеобъемлюща, оно всеобъемлюще …

Пауза.

Помнишь, как у Пушкина: «И равнодушная природа нас встретит радостно у входа…»

НИНА СЕРГЕЕВНА. Что она нас будет встречать радостно и с плясками у входа? О чем ты говоришь? Там не такой текст! Там:

«И пусть у гробового входа! Младая будет жизнь играть! И равнодушная природа! Красою вечною сиять!» ...

ВЕРА ИВАНОВНА. Может, и так. Забыла. (Пауза). « … О всеобъемлющая грусть! О всеобъемлющая радость! Я думать о тебе боюсь, и для чего ты мне досталась? …» (Пауза). На ходу сочинила. Представляешь? Я чувствую в себе какой-то невероятный талант.

НИНА СЕРГЕЕВНА. Да я уже давно поняла, что ты – несостоявшаяся поэтесса. Только нескладно. Совсем нескладно. Я вот тоже так могу: «По кочкам, по кочкам! По маленьким мосточкам! В ямку – бух! Раздавили восемь мух!»

Пауза. Ходит по залу.

Скорей бы зима.

ВЕРА ИВАНОВНА. Зачем?

НИНА СЕРГЕЕВНА. Я хочу сбежать от них от всех - на дачу, в деревню.

ВЕРА ИВАНОВНА. От кого?

НИНА СЕРГЕЕВНА. От всей родни, от этих внуков, от этих рогатых со свинячими носами (кивает на фотографии), от всех, всех ... Хочу ездить на машине, чтоб сама за рулем. Ездить в деревню. Зимой. Приехать, оставить машину на дороге, ведь все равно к дому не подъехать, валенки надеть, прийти по огороду в дом, печь затопить среди ночи. В дом вхожу - как заколдованное царство: всё стоит на своих местах с тех последних пор, когда я там была. Через два часа станет теплее. Через шесть - вообще кайф. Через 12 часов - как будто там всегда жили люди. И чтоб сидеть в доме, смотреть в окно, чтоб не было телевизора, радио, ничего, чтоб слушать тишину, чтоб ночью выйти и смотреть во дворе на большие звезды и чтоб говорить с Манюркой и Лариской и с рябиной, которая выросла во дворе. (Пауза.) Вера, я всё думаю: Господи, я умру? Как все умирали? (Пауза.) Я умру. И там, где-то, когда-то, я буду вспоминать мою заснеженную деревню, печку, кошек, маму, папу, всех, всех ... И мою любовь.