Букет

К крыльцу идет АНЯ.

АНЯ. Георгий, что тут такое? Мы идем или нет? Георгий, ну?

ГАЛЯ. Я убью себя! Я убью себя! Я дом подожгу! Я кричать буду! Помогите! Караул! Ты женишься на мне!

ГЕОРГИЙ. Молчать, молчать… Тише, тихо… Ну?

ГАЛЯ. На помощь! Сюда! Идите все сюда! Помогите мне! На помощь!

На крыльцо из дома выскакивают ФЕКЛА, МИНЯ, ИГОРЬ.

Смотрите, смотрите на него! Это он обесчестил меня! Я была девочкой! Я в милицию заявлю на него! Слышите?! Феоктиста Михайловна, вы подтвердите! Вызывайте милицию! Экспертиза! Игорь, ты подтвердишь! Слушайте! Он, он обещал мне! Я беременна! Помогите! Он виноват! Ты, ты виновата, ты!!!

Вцепилась АНЕ в волосы. Та визжит. Драка.

АНЯ. Потаскушка! Идиотка! Дура! Не тронь меня!

ГАЛЯ. Спасите меня! Я убью себя! Он обещал мне!

ИГОРЬ. Перестаньте, перестаньте придуриваться, цирк, тише, хватит!!!

ГЕОРГИЙ. Дура, артистка нашлась вшивая, хватит, к черту!

ФЕКЛА и МИНЯ молчат. ИГОРЬ увел ГАЛЮ в ее комнату, ГАЛЯ упала на кровать, рыдает. АННА убежала в свою комнату за печку, рыдает. ГЕОРГИЙ стоит на крыльце, курит. ИГОРЬ постоял в комнате ГАЛИ, ушел к себе.

ФЕКЛА и МИНЯ взялись за руки, пошли в большую комнату, села за стол под абажур. Посидели, помолчали.

ФЕКЛА (МИНЕ). Ну, читай. Достань книжку и читай. Все сговорились. Нет сил. Читай.

МИНЯ (достал книгу, читает). «Любовь – не вздохи на скамейке и не прогулки при луне.»

ФЕКЛА. Дальше. Дальше.

МИНЯ. «Ты все пела, это дело. Так пойди же попляши. И.А. Крылов.»

ФЕКЛА. К чему ты это?

МИНЯ. Написано раз. Мысль такая. Мудрая.

ФЕКЛА. Ну, дальше тогда.

МИНЯ. «Голос соловьиный, да рыло свиное. Русская пословица.»

ФЕКЛА. А это ты к чему?

МИНЯ. Сама написала. Мудрая мысль такая. Кладезь. Великий русский язык.

ФЕКЛА. А-а. Дальше давай. Успокоительное что-нибудь найди…

МИНЯ. «Для человека, привыкшего уважать себя, смерть – гораздо легче унижений. Н.Г. Чернышевский.»

ФЕКЛА. Вот уж точно, Николай Григорьевич, ох, Николай Григорьевич, ух, Николай Григорьевич… Вот уж точно…

МИНЯ. «Жизнь дается человеку один раз. И прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно…»

ФЕКЛА. Вот это хорошая. Читай давай с чувством.

МИНЯ. «Не было мучительно больно!! Больно!!! За бесцельно прожитые годы!!! Чтобы не жег позор!!! За подленькое!!! И мелочное!!! Прошлое!!! Эф. Эм!!! Достоевский!!!…»

ФЕКЛА. Хорошая, хорошая… Читай..

МИНЯ что-то бубнит.

Все в разных углах дома.

Темнота.

Конец первого действия.

Второе действие.

Через сутки. Дело к вечеру. Все тоже в доме и вокруг него. Снова подъезжает автобус. Теперь ЭКСКУРСОВОДША говорит не так скучно, как вчера, а всерьез, быстро, со злостью и гневом:

ЭКСКУРСОВОД. …Вот как быстро меняются в наше время времена. Наверное, ваша группа одна из последних, товарищи, которая подъезжает к этому гнусному дому. Потому будьте особенно внимательны. Дело в том, что в ближайшее время, думаю, этот дом вычеркнут из всяких планов экскурсий и вообще к чертовой матери снесут. Извиняюсь! Вы смотрите и видите на доме доску: «Здесь жил известный пролетарский писатель и публицист И.Ф. Бородаев». Мало того, рядом другая доска: «Здесь работал известный пролетарский писатель и публицист И.Ф. Бородаев.» У меня многие экскурсанты спрашивают его имя-отчество, а я, честно признаться, имени-отчества этого широкомалоизвестного писателя не знаю даже. Да кто он такой, товарищи, чтобы ему доски вешать на каждом заборе? А? Я вас спрашиваю? Зачем нам такие кумиры, товарищи, верно? Тут только третьей доски не хватает: «Здесь жил и работал И.Ф.Бородаев!» Фамилия какая-то скользкая, гнилая, придуманная. Небось, псевдоним! А на самом деле какой-нибудь Шницельблюм! Еще надо проверить его вклад в наше с вами светлое будущее, да ведь? А то досок понавесили, а экскурсоводам за экскурсию платят – шесть рублей сорок копеек, вы представляете? Задавиться можно! Колбасы на завтрак не купишь! А вы думаете, легко с вами? Ага, как же! Людям платят все меньше и меньше, а на содержание вот таких вот домов, которых тут понатыкано Бог знает сколько, уходят все городские деньги! Мы мантЫлим с утра до ночи, а они… У нас хозрасчет и рынок! Надо беречь каждую копейку! Вчера вот в «Рабочем Дощатове», товарищи, была статья «Ненужные кумиры». Там вот как раз про этого Бородаева, что никакой революции он не делал, а наоборот – был агент царской охранки! Правда, я толком не прочитала, мне муж рассказывал, но могу сказать точно, что вдарили ему там в газете крепко! Пусть знает. Так ему и надо. Ну кто, кто из вас его книжки читал? Да никто. А прямо молимся на него. Деньги вон какие на доски угрохали. Много у нас в жизни негативного, товарищи, и не будем на глаза надевать шорты, не будем прятаться от всего, бьющего прямо в глаза наши своей неприглядностью и негативной очевидностью. Прям писателей развелось до чертовой матери, извините, товарищи, прям, сейчас все грамотные такие, прям, плюнуть нельзя, —обязательно в писателя попадешь. И всем – доски подавай! А тут, наверное, его родственники живут и тоже, наверное, агенты царской охранки. Паек получают, пенсии от государства получают ни за что, ни про что, а вот экскурсоводам за всю эту бодягу – шесть рублей сорок копеек… Поехали, Коля, отсюда, вон там за Зеленой Рощей к церкви подъедешь, мы лучше там выйдем, церковь посмотрим. У меня, прям, товарищи, на этого Бородаева-Шницельблюма злость, прям, такая, я всю ночь, прям, не спала… Извините, что вам так все высказываю, но ведь правда: зачем нам такие кумиры?! Ненужные они нам совсем, ненужные нам такие кумиры! Поехали, Коля, заводись, ну?!

Автобус взревел, покатил по улице от дома. ФЕКЛА была на крыльце, слушала ЭКСКУРСОВОДШУ, затаив дыхание. Зажала рот рукой, кинулась, как ошпаренная, к воротам, распахнула их. Кричит, задыхаясь от пыли:

ФЕКЛА. Нет! Нет! Что ты, дура, несешь ахиллесову пяту?! Сволочь ты!!! Нет! Не-ет! Неправда! Не дам топтаться по святыням, не дам! Неправда! Великий он был, великий! Нужен он всем нам! Нужен! Змеючи твои ноги, гадюча голова! Миня! Миня! Сынок! Иди к маме… Сыно-о-к!!!.. (Села на землю у ворот, рыдает). Разбили мою жизнь ничего не оставили… Одним махом разбили, сволочи такие, перестроились… Иван Федорович, слышишь?! Что она о тебе говорит?! Разрази их громом, Иван Федорович, покарай их! Слышишь, покарай?! Ай-ай-ай!!!

Из дома на крыльцо выскочил МИНЯ.

МИНЯ. Мама, ты что?

ФЕКЛА. Сынок, принеси тряпку мне, водой намочи ее… Там на столе, на кухне лежит, быстрее, быстрее, ну?!

МИНЯ убегает в дом, возвращается. Смочил тряпку под рукомойником, несет к матери.

Да не на голову мне, дурак! Стой! Иди, поддержи меня, я пойду, пойду, доски пойду протирать, пыль сотру с досок, со вчерашнего дня не протирала… На тебе половину тряпки, ты иди сотри пыль с «Жил», а я пойду сотру с «Работал»…

Ушли на улицу.

Тишина.

Возвращаются.

ФЕКЛА схватилась за бок, присела у ворот.

МИНЯ. Что, мама?

ФЕКЛА. Сынок, помоги матери. Встать помоги. Паралик расшиб.

МИНЯ. Болит, мама?

ФЕКЛА. Сердце болит. Сыночек, ты хорошо протер «Жил»?

МИНЯ. Хорошо, мама.

ФЕКЛА. А слышал ты сейчас что-нибудь?

МИНЯ. Ничего не слышал, мама. А что, мама?

ФЕКЛА. Ничего, сынок. Ничего. Не слушай никого. Никого, кроме матери. Только мне верь. И запомни, кто бы тебе что не говорил, запомни: Иван Федорович Бородаев, Бо-ро-да-ев – великий был человек. Величайшего ума был человек. Гений он был, гений. Борец за правду народа он был. Пусть говорят. Врут. Туз – он и в Африке туз. Был, есть и останется. Жалко только, что кто-то поверит. Благодаря ему только, Ивану Федоровичу Бо-ро-дае-ву, мы с тобой сегодня так хорошо живем, понял? Да помоги мне дойти до качалки…

МИНЯ. Помогу, мама…

ФЕКЛА. Запомни, сынок, что Иван Федорович Бородаев был самый-самый лучший человек на земле. Ты вот книжку читай. Все хорошие слова, какие там есть – все к нему относятся. Ему жизнь давалась один раз и он ее прожил так, что ему не было мучительно больно. Его не жег позор! Понял ты меня или нет?