Букет

ФЕКЛА. Опекунство… Опекунство… Иди, ладно… Потом…

ГЕОРГИЙ. Договорились. Деньги оставить?

ФЕКЛА. Забери…

ГЕОРГИЙ. Значит – оставить. К вашим ножкам положу. Поле чудес! (Идет по саду к крыльцу, свистит, смеется, подпрыгивает). Поле чудес… Страна дураков! Поле чудес…

ФЕКЛА поднимает деньги, смотрит на них, прижимает к груди.

МИНЯ (вышел из дома). Мама-а! Ты где? Темно…

ФЕКЛА (негромко). Здесь, сынок. Иду к тебе, иду. Что? Ну, что?

МИНЯ. Мама, она не хочет.

ФЕКЛА. Что говорит?

МИНЯ. Я три часа сидел. Сел, сижу, она плачет. Сижу, жду. Говорю: давай в папки-мамки играть. Ширинку расстегнул, а она – не хочет. Смеется, плачет. Плачет, смеется. Выгоняет меня. Ругается на меня. А ты сказала – женой будет. Мама, меня никто не любит…

ФЕКЛА пришла на крыльцо, села, прижимает к себе сына, гладит его по голове.

ФЕКЛА. Иди ко мне, сыночек… Родненький мой, несчастненький мой… Иди, кровиночка моя… Горюшко мое… Сыночек мой ненаглядный…

ГЕОРГИЙ вышел из комнаты в коридор. ГАЛЯ поджидала его.

ГАЛЯ. Георгий, постой, погоди, не уходи, постой…

ГЕОРГИЙ. Слушай, я тебе денег дам, только отстань от меня, а? Сколько тебе надо, скажи, сколько?

ГАЛЯ. Я на себя руки наложу, я люблю тебя, бесценный мой! Люблю!

ГЕОРГИЙ. Что ты орешь? Что ты строишь? Что ты врешь? С мая – пять месяцев. Где твой живот?

ГАЛЯ. Никакого? А я, может, аборт сделала? Я убила своего ребенка!

ГЕОРГИЙ. Артистка… Не ори.

ГАЛЯ. Она – лучше? Неужели она – лучше?

ГЕОРГИЙ. Вот дом куплю всех вас выгоню. (Хлопает по стене ладонью). Всех. Хороший дом. Большой дом. Мой будет. У меня будет дом. И вишневый сад у дома будет. Мой дом! Я его вырвал у всех из зубов! По дешевке! (Смеется). Слышишь?

ГАЛЯ. Ты – купишь?

ГЕОРГИЙ. Я куплю, я. Она уже деньги взяла. Я опекунство над придурком сделаю, все, что попросит. Сделаю. Аня молодец. Аня – поняла, что мне тут обломится… Соображает. Человек! Она по земле ходит, не по небу. Она понимает меня. Я буду жить тут. Я. Я. (Хохочет, ходит по коридору, стучит ладошками по стенам). А хотел уезжать! А мне тут счастье! Поселюсь, хозяином стану, пойду требовать, чтоб его снесли к черту! Квартиру получу! Как следует! Буду жить! Куплю дачу с вишневым садом! Мое! Мое! Буду жить!

ГАЛЯ (вдруг). Не купишь. Нет. Я за Миню замуж выхожу. Со мной теперь будешь торговаться! А я – дорогая! Не купишь ты! Съел? Она мне поверит, тебе – не поверит… Сделаю. На зло тебе. Я буду тут хозяйкой, я! Из гадства сделаю тебе… Хочешь? А что – идея! Все сдохнут от зависти…

ГЕОРГИЙ. Не сделаешь, не сделаешь. Мой дом. Мой дом.

ГАЛЯ. Не сделаю? Не сделаю? (Вылетела на крыльцо). Все сюда, товарищи! Смотри, смотри! Феоктиста Михайловна! Мама! Мамочка моя! (Целует ФЕКЛУ). Кому вы хотите дом продать? Я ведь согласна! Отдайте ему деньги назад! Кому вы поверили, мама?! Будет, как вы сказали! Мама! (Тянет к МИНЕ руки). Муж мой! Бесценный мой! Сокровище мое! Иди ко мне! Любовь моя! Поцелуй же ты меня! Потом я тебя! Потом вместе мы поцелуемся! Иди ко мне! Ну?! Ну?!

МИНЯ, растопырив пальцы, идет к ГАЛЕ. Поцеловал ее, хихикнул.

ГАЛЯ хохочет и плачет.

Поздняя ночь. Летают ночные птицы. Фонарь качается на столбе. На крыльце сидит ИГОРЬ. Курит. Вышла из дома ГАЛЯ с бутылкой в руках и стаканами… Встала рядом с ИГОРЕМ, молчит.

ГАЛЯ. Разнервничалась… Третий час, я не сплю… До утра теперь. А ты что?

ИГОРЬ. Не надо. Иди, спи.

ГАЛЯ. Что не надо? Поговорить нельзя? Ну, почему не спишь?

ИГОРЬ. Кошмары мучают. Все, что Миня говорил – мне снится. Война, его мать, ее ведут на расстрел… Потом вдруг: это моя мать…

ГАЛЯ. Охота запоминать…

Молчание.

Будем ждать, когда кончится ночь. Правда? Чтобы избежать кошмаров. Кош-ма-ров. Правда?

ИГОРЬ молчит.

Я не помешаю, если рядом? (Села на крыльцо). Ничего. Ночь скоро пройдет. Ночь не может длиться вечно. Нет, не может! Придет солнце! Все станет совсем, совсем другого цвета! Будет белый, красный, яркий чистый свет! Пахнет от меня?

ИГОРЬ. Да.

ГАЛЯ. Ну и что тебе? Я выпила. Да, выпила. Решила! Согреться! Давай тоже?

ИГОРЬ. Давай.

ГАЛЯ. На. Наливай. Ночь! Пьем! Красиво!

ИГОРЬ. Холодно.

ГАЛЯ. Жарко! Я уже много выпила! Горит внутри… Снаружи тоже! (Смеется). Несильно, но напилась. Вино согрело, все забудется, все, все! (Смотрит в темное небо, что-то мечтательно мурлыкает). Мелочна наша жизнь, скажи, Игорь?

ИГОРЬ. Не понимаю я таких слов. Говори понятнее. А то всегда левой ногой за правое ухо. Ладно?

ГАЛЯ. Перестань, перестань! Не прикидывайся! Ты должен понимать, что жизнь наша – всех, всех людей – ничтожна, глупа…

ИГОРЬ. Ничтожна. Глупа. Ты в философском настроении…

ГАЛЯ. Да! Люблю быть в философском настроении! Глупа и мелочна! Что тут такое было три часа назад? Что за тараканья возня? Не знаю. Не помню. Не понимаю. Зачем, почему? Смешно. Глупо. Но! Но! Не ныть, не скулить, не мучаться, не страдать. Потому что все замечательно! Судьба так много дала мне. И мне, и тебе, и всем нам. И просить ничего у судьбы не надо! Все пройдет. Все. Я вижу, вижу, как через двадцать лет я подхожу сюда, к этому месту. Дома этого уже не будет. А площадка, на которой растет бурьян, репей, ромашки – городские цветы. Или клумба здесь будет, а на ней желтые ноготки, что угодно будет, но только дома этого и сада, и крыльца, и прошлой моей жизни – не будет. Может быть, многоэтажный дом встанет тут, или баня, или магазин, а вот этого ничего не будет. Ни репейника, ни дорожки, ничего. Никто не будет помнить, что тут когда-то стоял дом по улице Шмидта девяносто, и что когда-то тут жили люди, дрались, ругались, спорили, ссорились черте из-за чего! Из-за чего? Никто не будет помнить. А уж о Бородаеве и подавно все забудут. Я одна буду знать все-все-все и помнить все. Знать, что было. Бы-ло. Я – та, которая пришла сюда через двадцать лет. А найду я это место только по колонке. Она будет стоять все там же, на дороге, чуть наискосок – та самая, ржавая колонка, к которой я девчонкой бегала за водой с ведерком. (Молчит). А ты – ты придешь сюда когда-нибудь?

ИГОРЬ. Может быть. Не думаю. Я, наверное, поеду завтра назад, домой.

ГАЛЯ. Вот здрасьте! Ты здесь неделю, у нас – двое суток и все, назад? Разонравилось, а так восторгался? Ну-ну…

ИГОРЬ. Хватило. Домой поеду. Документы заберу утром.

ГАЛЯ. Все с ума сошли.

ИГОРЬ. Это точно. Все с ума сошли. Вы тут сошли.

ГАЛЯ. Все рвутся, едут, ехать хотят. Это я пример подала, сказала, – и все сразу пошли-поехали!

ИГОРЬ. Нет. Я сам.

ГАЛЯ. Ну, зачем? Скучаешь по дому? Нас ждут везде и нигде. Никому ты не нужен. И я не нужна. Никто никому не нужен.

ИГОРЬ. Я по улицам хожу и каждую минуту хочу только одного: лечь на асфальт, под ноги всем, лечь, глаза закрыть, зажмурить их сильно, потом открыть их – и как в сказке. Уже дома. Мамка, папка, отец, сестра, брат. И я тоже – дома.

ГАЛЯ. Неужто так плохо?

ИГОРЬ. Плохо.

ГАЛЯ. Ну и дурак. Глупый. Хотя у меня тоже так было в начале. Я ведь в артистки приезжала поступать….

ИГОРЬ. Я уже это понял…

ГАЛЯ. Да. Была трагедия. Не вышло. Не поступила. Надо благодарить судьбу все равно! Надо перетерпеть и остаться. Все скучают, так что же теперь… Терпеть.

ИГОРЬ. Ты перетерпела. Хорошо сейчас?

ГАЛЯ. У меня пути назад нету, только вперед…

ИГОРЬ. Вперед?

ГАЛЯ. Я еще покажу, кто я. Я еще докажу. Я еще поживу.

ИГОРЬ. Кому? Мне? Им?

ГАЛЯ. Им. Тебе. Всем! Георгиям таким. Думает, купил все? Фиг. Не продается!

ИГОРЬ. В дом войти не могу – всех распознал, воротит…

ГАЛЯ. За два дня? Распознал? (Хохочет). Не смеши!

ИГОРЬ. Думаешь, много ума надо?

ГАЛЯ. Да что ты распознал-то? Распознал он…

ИГОРЬ. Нарисованные, придуманные, кочевряжатся друг перед другом как в цирке. Все не по правде, все понарошку. Как в музее фигуры.