Повести. Пьесы (СИ)

Стадион, хоть и при заводе, был хороший, большой, с просторной раздевалкой и телевизором у стойки вахтера. Дарья сказала, к кому, и ей показали, какой лестницей подниматься.

Витька, заметно располневший, в синем тренировочном костюме с белыми полосками, командовал целым табуном девок — их было штук двенадцать, не меньше. Разные, от маленьких до здоровенных, метра под два, в коротких трусиках и маечках с номерами на спинах, они быстро бежали по залу. Витька хлопнул в ладоши и крикнул:

— Стоп! Прыжки. Раз, два, три, четыре…

Девки всем табуном запрыгали.

Дарья подошла, тронула за рукав. Витька обернулся, глянул с недоумением, но узнав, жутко обрадовался, сгреб, зацеловал.

— Ну, ты молодец! Ну, порадовала…

Девки все прыгали.

— Стоп! — крикнул он. — Гусиный шаг!

Девки, низко присев, вперевалку двинулись вокруг расчерченной площадки.

— Сколько же не виделись, а?

— Давно не виделись, — успокоила Дарья. При избытке народу столь бурная радость была смешна.

— Землячка! — объяснил Витька то ли всем сразу, то ли кому-то специально и тут же рявкнул: — Галя — колени! Тебе, Ситникова, тебе!

Одна из самых здоровенных заканючила:

— Ну Виктор Степанович…

— Колени, сказал!

И молодая великанша, застонав, послушно опустила зад чуть не до полу.

— Смотри, как слушаются, — изумилась Дарья.

— А как же? Я же тренер.

— Так у тебя, вроде, дети были?

— Ну, были. Так ведь мы когда виделись? Выросли дети, давно за женщин играют.

— Играют-то хорошо?

— По обществу первые, — скромно похвастался Витька. — По России, правда… Но, вообще-то, дело идет. Вот зимой в Болгарии были, четыре встречи — три победы.

— И все вот так слушаются? — не могла смириться Дарья.

Он усмехнулся:

— Мы в августе в Польшу едем, в город Радом. А кто не слушается, те дома посидят.

Дарья только головой покачала. Ну и ну. Большой человек, начальник. Кто бы мог подумать…

Витька, снова хлопнув в ладоши, заставил девок кидать мяч друг другу. Дарья спросила:

— Сколько ты здесь получаешь?

— Сто двадцать. Но сотни две с половиной делаю. Плюс, конечно…

Что за плюс, Дарья так и не узнала, потому что Витька, подозвав красивую девчонку с прической под мальчика, стал ей резко выговаривать, что не туда бежит и не так кидает. Та начала оправдываться, но Витька оборвал:

— Ты не выступай, а слушай и делай. Все. Пошла!

И девчонка покорно побежала на свое место.

Ну, командир…

Вскоре он крикнул, что тренировка закончена, и табун повалил из зала. Витька вздохнул с подчеркнутым облегчением, улыбнулся и спросил:

— Ну? Просто в гости? Или чего стряслось?

— Дело есть, — как и наметила, приступила Дарья.

— Что такое?

Но произнести вторую фразу оказалось куда трудней, чем Дарья предполагала загодя — уж очень теперешний Витька был не похож на того, что в прежние годы таскал ей апельсины и стеснялся зайти. Был парень, взрослый женатый парень, а нынче — мужик. Умелый, уверенный, знающий себе цену мужик. Скажет, конечно, скажет, но не так вот, с кондачка…

— Погоди. Как живешь-то?

Витька пожал плечами:

— Нормально. В общем, даже хорошо. Старею, правда, помаленьку, сорок вон на носу — но тут уж куда денешься…

— Ладно, будет тебе, тоже старик нашелся, — оборвала Дарья, потому что, старя себя, он как бы старил и ее. Потом осторожно спросила, как дома: догадывалась, что не блеск, почти сразу после женитьбы Витька стал скучать, едва речь заходила о супружнице.

Он и сейчас поскучнел:

— А чего там может быть нового! Служба. Там служу, здесь отдыхаю.

— Парню сколько?

— Парню девять, дочке пять.

Значит, и дочка есть. Как же она запамятовала…

— Это и держит, — сказал Витька.

Вообще-то Дарья не любила, когда мужики жалуются на жен, но сейчас ей это было на руку, облегчался дальнейший разговор. Правда, та красивая фраза, про похожего сына, никак не вставлялась. К тому же мешали две девки, уже одетые, с влажными волосами, которые шастали по залу, собирая мячи в большие сетки.

— Может, на воздух? — мотнула головой Дарья.

— Пошли.

В коридоре Витька попросил ее минутку подождать и, чуть пройдя вперед, остановился у двери с табличкой «Раздевалка» и черненьким женским профилем. Он постучался и, не дожидаясь ответа, толкнул дверь. Дарья тоже подошла, заглянула. Раздевалка была безлюдна, на лавке у стены стояли две большие модные сумки, одна совсем шикарная, другая победней, с вешалки свисали пятнистые штаны и еще что-то дорогое и редкое. Дальше, за полуоткрытой дверью душевой, шумело и плескалось.

— Света! — крикнул Витька. — Света Ващенко!

И тут — Дарья только глаза вытаращила — из душевой выскочила та красивая девчонка со стрижкой под мальчика и прямо голяком зашлепала к Витьке. Углядев сзади Дарью, вроде бы запнулась, покраснела, но назад все же не сквозанула, наоборот, чуть ускорила шаг. На смуглой коже выделялся бледный треугольничек.

— На вот тебе ключи, — сказал Витька и швырнул ей целую связку, — все запрешь. Кладовку проверь и свет выруби. Я внизу буду, на лавочке.

— Ага, — кивнула девчонка, бросила ключи в богатую сумку и побежала в душ, светлея аккуратной задницей.

И загореть успела, совсем уж подавленно подумала Дарья.

Удручало даже не беспардонное нахальство, а девкина фигурка: с такими ногами можно шастать голяком! Да и вообще все… Соплюха ведь, совсем соплюха — а прическа какая, а сумка, а штаны вон висят… Прямо артистка: ногти на ногах в лаке, даже волосики на стыдном месте будто в парикмахерской прилизаны…

— Это и есть твой плюс? — спросила она Витьку.

— А? — увидев ее рядом, он смутился. — Понимаешь, у нас ведь все поездки, то игры, то сборы, живем тесно…

— Они у тебя все так, телешом, бегают?

— Да нет, конечно, но… Я ведь раньше массажистом подрабатывал… Жизнь, понимаешь…

— Да, понимаю, — отпустила ему грехи Дарья.

Когда спускались по лестнице, Витька спросил:

— Так чего за дело?

— Дело-то? Да есть дело, но…

— Какое еще «но»? Давай, говори. Если в моих силах…

— Это не срочно, — сказала Дарья, — когда-нибудь потом. Дом наш хотят расселять. Может, и мне что перепадет. Так вот… ну, когда, в общем… Переехать поможешь?

Он даже обиделся:

— Да ты что? Чтоб я тебе не помог — было? Тоже еще вопросики… Приведу свой курятник — видала, какие лошади? — да они тебя вместе с домом куда надо перенесут!

— Значит, тогда позвоню, да? — Дарья поцеловала его в щеку и пошла к метро…

Ладно, авось, когда-нибудь переехать поможет.

— Допустим. Ну и что? — спросила Надин.

— Ну и все. Противно мне стало! — громко объяснила Дарья, тоном компенсируя недостаток уверенности.

Они сидели на кухне у Гаврюшиных, гоняли чай, ели принесенный Дарьей торт «Праздничный» и пытались на пару разобраться в том, что одной Дарье понять было не под силу.

— Что противно? — нудновато поинтересовалась Надин, сбивая Дарьины эмоции.

— Все противно! Смотреть на нее противно!

— Ах, смотреть. Ну, ну, — Надин покивала вроде бы с сочувствием, после чего жестко сказала: — Вот к этому, мать, привыкай. Смотреть на них тебе придется до конца жизни. И будет все хуже и хуже.

— Почему?

— Потому, что мы с тобой будем все старей, а они все моложе.

— Но я же не про это, — попыталась защититься Дарья, — это пускай. Но чтобы вот так нахально, голяком…

Тут Надин скривилась с таким пренебрежением, что Дарья даже растерялась. Чего она такого сказала? Ведь не врет же…

Потом поняла, что, пожалуй, врет. Все одинаковы, и она не лучше. Лет десять назад летом ездили на озеро, ночью купались всей компанией, и она со всеми. Ну и чего? Ничего. Или в деревне, когда с Надин и еще одной подружкой пошли в хозяйскую баню, чисто скобленую, с жаркой каменкой, а потом, разойдясь, крикнули Лешего, и он отлупцевал их распаренным веником так, что дергались и вопили…