Лолита: Сценарий

ДЖОН ФАРЛО: Разумеется, я не мог предполагать, что вы были знакомы четырнадцать лет. Я и Джоан познакомились с Шарлоттой только два года назад, когда она с дочкой переехала из Риски.

ГУМБЕРТ: Конечно. Любопытно, не так ли? В 1936 году она была обручена. У меня была жена в Европе. Но это еще не все.

ДЖОН ФАРЛО: Но я все же не понимаю, что это меняет…

ГУМБЕРТ: Это была короткая романтическая встреча, удивительное любовное приключение. Потом я вернулся во Францию.

ДЖОАНА ФАРЛО: Джон, Джон, ты разве не понимаешь? Лолита — дочь Гумберта.

II

Комната Гумберта. Он укладывает вещи к отъезду. Входит служанка Луиза, неся платье в целлофановом пакете на вешалке.

ЛУИЗА: К вам пришел джентльмен, он внизу, сэр. А это из прачечной. Вечернее платье миссис. Повесить в шкаф?

ГУМБЕРТ: Повесьте в шкаф.

Гостиная. Входит Гумберт.

ГОСТЬ: Я Джэк Биэль.

ГУМБЕРТ: Вы Джэк Биэль.

БИЭЛЬ: Да. Племянник мистера Мак-Фатума. Я отвозил его на семейную вечеринку, когда случилась катастрофа.

ГУМБЕРТ: Когда случилась катастрофа.

БИЭЛЬ: Могу ли я присесть ненадолго?

ГУМБЕРТ: Присядьте ненадолго.

БИЭЛЬ: Двое моих младших детей, Джэк и Мэри, учатся в одном классе с вашей Лолитой.

ГУМБЕРТ: Моей Лолитой.

БИЭЛЬ: Миссис Биэль попросила меня передать ее соболезнование, она глубоко… (Подбирает слова.)

ГУМБЕРТ: Что именно вам нужно? Ведь вам что-то нужно?

БИЭЛЬ: (приободрившись) Пожалуй, что так. Могу я отодвинуть эту пепельницу? Мистер Мак-Фатум и я составили эту схему (разворачивает лист бумаги на столе). Это диаграмма драмы. Как видите, она подписана несколькими очевидцами. По ней вы можете проследить этапы трагедии — траекторию движения миссис Гейз, то есть миссис Гумберт, от этого места до этого — через улицу — от тротуара до… другого тротуара.

ГУМБЕРТ: О, с картинками. Кто эти дамы? Стюардессы?

БИЭЛЬ: О, это просто силуэты. Я вырезал их из какого-то статистического отчета. Каждая представляет текущее положение.

ГУМБЕРТ: Карьеристки, судя по их портфелям.

БИЭЛЬ: Ага. Обычные карьеристки, должно быть. Мы наклеили их одну за другой вдоль этой пунктирной линии, чтобы продемонстрировать беспорядочное движение вашей жены через проезжую часть.

ГУМБЕРТ: Вы не указали местоположение пса.

БИЭЛЬ: О, я указал. Вот он — этот красный треугольник, греческая «Д». А это, конечно, лимузин. В общем, если вы внимательно изучите эту схему, вы поймете, что происшествие произошло целиком и полностью по ее вине.

ГУМБЕРТ: Она — это вот эти повторяющиеся силуэты?

БИЭЛЬ: Да. Этот пешеход. Формально говоря, это была вина пешехода, а не водителя.

ГУМБЕРТ: Формально. Да, думаю, вы правы. У меня нет возражений.

БИЭЛЬ: (с огромным облегчением) Так, значит, вы полностью меня оправдываете?

ГУМБЕРТ: Покажите руки.

БИЭЛЬ: Мои руки?

ГУМБЕРТ: Да. Пальцы и ладони.

БИЭЛЬ: Это красные чернила на кончике пальца.

ГУМБЕРТ: На этом уплощенном кончике пальца. Спасибо, мистер Биэль. Я только хотел коснуться звена — вот этой застежки — в цепи событий. Несколько более осязаемой, чем эти ваши силуэты.

БИЭЛЬ: (бросает последний взгляд на схему, перед тем как ее свернуть) Да, я знаю. Надо было поискать фигуры в профиль — как те, что изображают бегущих людей. Вроде, знаете, тех символов играющих детей, что вешают перед школами, что-то такое. Что ж, приятно было поговорить с вами. То есть приятно, что вы оказались таким доброжелательным. Моя маленькая Мэри присоединяется к нашим с женой пожеланиям Лолите…

ГУМБЕРТ: Ее нет. Она в летнем лагере.

БИЭЛЬ: Похороны сегодня после полудня, не так ли?

ГУМБЕРТ: Она не будет на них присутствовать. Она ушла с группой других детей в горы и с ней невозможно связаться.

БИЭЛЬ: О, мне так жаль. Послушайте, мистер Гумберт. Может быть, я мог бы…

ГУМБЕРТ: Вы ничего не можете сделать. Завтра я заберу ее и отвезу подальше от всего этого.

БИЭЛЬ: Нет, нет. Я имел в виду — вы были так добры ко мне — и я хотел сказать только, что, может быть, вы позволите мне оплатить похоронные расходы. Ну хорошо, теперь мне пора.

ГУМБЕРТ: Да. Спасибо. Возьмите расходы на себя.

БИЭЛЬ: Простите?

ГУМБЕРТ: Я сказал — да. Я принимаю ваше предложение.

БИЭЛЬ: Вы принимаете?

ГУМБЕРТ: Да.

БИЭЛЬ: Вы хотите, чтобы я оплатил счет?

ГУМБЕРТ: Ну да, вы же сами сказали.

БИЭЛЬ: Понимаю. Конечно. Мне нужно будет связаться с мистером Мак-Фатумом. Мы сообщим вам.

ГУМБЕРТ: Не забудьте свою прелестную диаграмму.

Биэль уходит.

Кабинет директора Бердслейской школы. Секретарша впускает Гумберта.

ГУМБЕРТ: Не знаете, отчего директор школы желает меня видеть?

СЕКРЕТАРША: Не знаю. Располагайтесь. Мисс Пратт скоро придет.

ГУМБЕРТ: (с беспокойством) Это приглашение довольно неожиданно. Долорес себя плохо вела? Какая-нибудь проделка? Нет?

СЕКРЕТАРША: О, мы все высокого мнения о вашей Долли. А вот и мисс Пратт.

Грузная пожилая женщина с гладко зачесанными волосами и несколько гиппопотамьими формами жмет Гумберту руку.

Секретарша выходит.

МИСС ПРАТТ: Благодарю вас, что нашли время заглянуть, мистер Гейз — то есть мистер Гум.

ГУМБЕРТ: (прочищает горло) Гумберт.

ПРАТТ: Садитесь, садитесь. Сигарету? Хочу с вами немного поболтать. Для начала позвольте мне… (закуривает) позвольте вам разъяснить наш общий подход.

ПРАТТ: (…) В конце учебного года наша школа поставит пьесу. Мы все задействованы в репетициях. Она называется «Заохоченный Чаровник», и ее написал мой давний друг мистер Клэр Куильти. Вы, должно быть, знаете — человек, получивший в прошлом году Полтергейстеровскую премию. [94]

ГУМБЕРТ: Мне кажется, меня с ним однажды познакомили в кампусе.

ПРАТТ: Приятный человек и привлекательный мужчина.

ГУМБЕРТ: Боюсь, я не обратил на него особого внимания. Толстяк-коротышка?

ПРАТТ: Что вы, нет! Статный, элегантный джентльмен. Думаю, так выглядели некоторые из тех похабных поэтов елизаветинской поры. Я с ним обедаю сегодня. Прошлым вечером он выступил с лекцией «Любовь в искусстве»… Или, может быть, «Любовь к искусству»? Не важно. Но это было божественно. Он не позволил себе ни единого сухого академического замечания и заставлял студентов кататься по полу от смеха. Эта его пьеса — вроде детской классики, и мы хотим, чтобы ваша Долли сыграла в ней роль.

ГУМБЕРТ: Она такая стеснительная, такая ранимая.

ПРАТТ: Слова «стеснительность» и «ранимость» практически лишены смысла с точки зрения современной психиатрии. Если ваш ребенок настолько робок, как вы утверждаете, что не может участвовать в школьной пьесе, это значит, что у нее какой-то психический блок и ей надлежит немедленно обратиться к нашему доктору Катлеру.

ГУМБЕРТ: К доктору? О нет. Только не это. Я противник психоанализа. Доктор не имеет морального права принуждать пациента открывать ему душу.

ПРАТТ: Да или нет, дорогой мистер Гумберт?