Лолита: Сценарий

ПРИЛОЖЕНИЯ

ФРАГМЕНТЫ ИЗ ПЕРВОЙ (НЕОПУБЛИКОВАННОЙ) РЕДАКЦИИ СЦЕНАРИЯ

I

Лестница. Гумберт выходит из своей комнаты, останавливается, и, расстегивая пиджак, возвращается обратно. Шарлотта стоит на лестнице, положив руку на перила и глядя вверх. Гумберт вновь выходит, застегивая пуговицы пиджака.

ГУМБЕРТ: Как бы ты хотела, дорогая Шарлотта, чтобы я по возвращении от доктора Байрона поставил автомобиль в гараж или…?

ШАРЛОТТА: Я бы хотела, дорогой Гумберт, чтобы ты оставил его у дома. После обеда я поеду к своему парикмахеру. Поцелуй на дорожку? Так-то лучше. Пожалуйста, не забудь спросить у доктора, нужно ли тебе обратиться к специалисту по поводу твоей невралгии.

Гумберт, мурлыча, ищет свои солнечные очки в прихожей.

ШАРЛОТТА: Погоди, у меня где-то была открытка, которую я написала ей три дня назад. Ах, да, она в сумочке. Пожалуйста, брось в почтовый ящик, прежде чем уедешь. Иначе ты забудешь отправить и привезешь ее обратно. О-рев-вар, душка.

Гумберт переходит улицу и подходит к почтовому ящику. На травянистом пригорке выше него стоит, виляя хвостом, колли мистера Юнга. Прежде чем бросить открытку в ящик, Гумберт прочитывает ее.

Гумберт оглядывается на дом и быстро дописывает карандашом: «Люблю, целую, тысячу раз целую и люблю. Папа».

Гумберт нажимает на дверной звонок напротив имени: Мелвилл Пибоди Байрон, доктор медицины. Конец их беседы. Доктор Байрон выписывает рецепт.

ГУМБЕРТ: Они должны быть исключительной силы, эти пилюли. Обыкновенным не совладать с моей бессонницей.

ДОКТОР БАЙРОН: Вот эти отлично действуют.

ГУМБЕРТ: А они безвредны? Я имею в виду, если ребенок одну проглотит…

ДОКТОР БАЙРОН: Ну, таблетки нельзя оставлять где попало. Если одну выпить на ночь — никакого вреда не будет, а глубокий сон гарантирован. Когда однажды моя Маргарита повредила кисть и не могла спать, я дал ей половинку такой таблетки, и ее не разбудил даже самый оглушительный гром, который когда-либо гремел в Рамздэле. Да, это моя девочка.

Гумберт рассматривает ее фотографию.

ДОКТОР БАЙРОН: Она учится в одной школе с вашей дочерью. То есть падчерицей. Пожалуй, я выйду вместе с вами, мне нужно зайти в больницу.

Гумберт и доктор Байрон идут по улице.

ДОКТОР БАЙРОН: Сегодня довольно жарко.

ГУМБЕРТ: Да, и я хвалю себя, что снял жилетку перед выходом.

ДОКТОР БАЙРОН: Я не ношу жилетов уже лет тридцать.

(Сирена скорой помощи.)

ГУМБЕРТ: Как, снова пожар?

ДОКТОР БАЙРОН: Нет, это скорая помощь.

Дом № 342 по Лоун-стрит. Сирена скорой помощи. Шарлотта, убираясь в комнате Гумберта, поднимает оставленную на кресле жилетку. Из ее кармана выпадает плоский ключик. Она улыбается в нерешительности, затем вскидывает голову и отпирает небольшой чемодан Гумберта. Все еще улыбаясь, она открывает черную записную книжечку. Улыбка сходит с ее лица.

Около дома доктора.

ДОКТОР БАЙРОН: Это сирена скорой помощи.

Гумберт и доктор расстаются. Гумберт пересекает улицу и заходит в аптеку. Он выходит из нее, тихо посвистывая. Едет по Главной улице. У здания банка неуклюже паркуется большой, дорогостоящий, старомодный лимузин с толстолицым водителем внутри (племянником Мак-Фатума). Водитель резко сдает назад, едва не задев автомобиль Гумберта, который резко останавливается. Обливающийся потом водитель лимузина рывками продолжает парковаться.

ВОДИТЕЛЬ ЛИМУЗИНА: Прошу прощения. Мне нужно здесь поставить машину, чтобы забрать моего дядю, мистера Мак-Фатума.

Гумберт терпеливо ждет и затем едет по Лоун-стрит.

ГУМБЕРТ: (ритмично) Пилюли, пилюли, чудесные пилюли. «Ваша дочь». (Радостно смеется.) Моя сонная прелесть! Мистер Доджсон, пожалуйста, расскажите мне сказку на ночь. [92]

Собака мистера Юнга преследует автомобиль Гумберта.

Вечер того же дня. Дом 342 по Лоун-стрит. Гумберт и чета Фарло в гостиной.

ДЖОН ФАРЛО: (закуривая трубку) Мне все же кажется, что девочке лучше быть здесь завтра, чтобы присутствовать на похоронах.

ДЖОАНА ФАРЛО: Но ведь он говорит, что телефонировал в лагерь и ему сказали, что дети ушли на трехдневную экскурсию.

ГУМБЕРТ: Да, я телефонировал. И смотритель сказал мне, что все с палатками ушли в горы.

ДЖОН ФАРЛО: В горы, подумайте только! Как будто речь идет о Тибете. В горы, неужели! Засаженные картофелем склоны! Я бывал там. Местная полиция найдет их в пять минут. Когда вы звонили в лагерь?

ГУМБЕРТ: Вы что, мне не верите?

ДЖОН ФАРЛО: Нет, нет. Прошу вас, Гумберт. Давайте обсудим это как цивилизованные люди. Вы не хотите, чтобы она была на похоронах. Так?

ГУМБЕРТ: Она нервная и впечатлительная. Ради чего подвергать ее этой мучительной традиции?

ДЖОН ФАРЛО: Смерть как традиция. Любопытный взгляд на вещи.

ДЖОАНА ФАРЛО: Послушай, Джон, может быть, он прав. А если это потрясение разовьет в ней какой-нибудь комплекс или у нее образуется какой-нибудь психический блок?

ДЖОН ФАРЛО: Ну-ну. Этот ребенок не из тех, у кого бывают блоки. Что вы намерены с ней делать?

ГУМБЕРТ: Все, что будет для нее нежно, то есть нужно. Сразу после похорон я заберу ее из лагеря. Затем мы некоторое время попутешествуем по окрестностям, съездим на какой-нибудь курорт или что-нибудь в этом духе. А потом мы отправимся в Бердслей, где я буду читать лекции.

ДЖОН ФАРЛО: Понятно.

ДЖОАНА ФАРЛО: В Бердслее чудная школа для девочек.

ДЖОН ФАРЛО: Угу. Конечно, мы понимаем, что (попыхивает трубкой) у Лолиты теперь никого не осталось, но нам хотелось бы знать, совершили ли вы формальную процедуру ее удочерения?

ДЖОАНА ФАРЛО: Но разве отчим в таких случаях не становится опекуном автоматически?

ДЖОН ФАРЛО: Ах, вот ты о чем. Но я-то спрашиваю…

Гумберт осознает, что наступил решающий момент. Вновь, как безумное и перевернутое эхо, включается магнитофон, глухо воспроизводящий искаженные фразы из письма Эдгара По миссис Клемм («они отнимают — отнимают ее — потеряно — все потеряно…»). Гумберт начинает говорить веско и убедительно.

ГУМБЕРТ: Хорошо. Давайте разъясним это раз навсегда. Я открою вам этот секрет. Скажите, вы действительно полагаете, что одна рамздэльская домохозяйка, вдова и женщина скорее застенчивая, неужели вы полагаете, что в один прекрасный день она вдруг так сильно влюбилась в случайного квартиранта, незнакомца, приехавшего из Европы, что решила связать с ним жизнь? Не кажется ли вам, что это было бы как-то странно? А теперь взгляните, пожалуйста, на этот документ.

Он достает карточку Шарлотты, которую она ему надписала: «Моему chéri Гумберту. Апрель, 1936». С припиской: «Обрати внимание на год; исправлено с 1946».