Лолита: Сценарий

ГУМБЕРТ: Ты могла вернуться ко мне.

ЛОЛИТА: (улыбка, пожиманье плечами) Ах, не знаю… Ты бы убил меня. И к тому же я была уже взрослой, сама могла о себе позаботиться. Так что я была горничной в мотелях и мыла посуду в пришоссейных ресторанах. Потом поняла, что больше не могу, и попробовала вернуться на ранчо. Но оно просто не существовало больше, сгорело дотла. Так странно.

(Задумчиво затягивается папиросой.)

Ну вот, потом я опять работала в закусочных, и однажды Дик подвез меня. Мы оба были одиноки, и так все у нас началось.

Она прикрывает глаза, откидываясь назад, на подушку дивана, выставляет живот и опускает одну байковую ножку на пол.

«Я знал теперь все, что мне нужно было знать. В мои намерения не входило терзать мою милочку. Где-то за лачугой радио запело после трудового дня о безумной, обреченной любви, и вот она была передо мной, уже потрепанная, с уже не детскими вспухшими жилами на узких руках, вот она полулежала передо мной, моя Лолита, безнадежно увядшая в семнадцать лет, — и я глядел, и не мог наглядеться, и знал, что я люблю ее больше всего, что когда-либо видел или мог вообразить на этом свете, или о чем мечтал… От нее оставалось лишь листопадное эхо моей нимфетки — но, слава Богу, я боготворил не только эхо. Я любил мою Лолиту, эту Лолиту, бледную и оскверненную, с чужим ребенком под сердцем, но все еще сероглазую, все еще с сурмянистыми ресницами, все еще русую и миндальную, все еще Карменситу, все еще мою, мою… Changeons de vie, ma Carmen, allons vivre quelque part où nous ne serons jamais séparés [цитата из повести Меримэ] [90], все равно, даже если эти ее глаза потускнеют до рыбьей близорукости и сосцы набухнут и потрескаются, — даже тогда я все еще буду с ума сходить от нежности при одном виде твоего дорогого осунувшегося лица, при одном звуке твоего гортанного молодого голоса, моя Лолита».

ГУМБЕРТ: Лолита, это, может быть, бессмысленно и бесполезно, но я должен это сказать. Жизнь весьма коротка. Отсюда до старого автомобиля двадцать пять шагов. Сделай эти двадцать пять шагов. Сейчас. Прямо сейчас. Как есть. Взяв с собой эту тарелку с арахисом. И будем жить-поживать до скончанья века.

ЛОЛИТА: Ты хочешь сказать, что дашь нам немного денег, только если? Только если я пересплю с тобой в гостинице? Ты это хочешь сказать?

ГУМБЕРТ: Нет, нет. Ты меня превратно поняла. Я хочу, чтобы ты покинула своего случайного Дика и эту страшную дыру и переехала ко мне — жить со мной, умереть со мной, всё, всё со мной, навсегда…

ЛОЛИТА: (по-детски гримасничая) Ты ненормальный.

ГУМБЕРТ: Обдумай, Лолита. Я буду ждать сколько угодно, если ты решишь обдумать. Ничего не изменится. Кроме того только… что жизнь будет сохранена. Во всяком случае, даже если ты откажешься, ты все равно получишь свое приданое.

ЛОЛИТА: Ты не шутишь?

ГУМБЕРТ: Вот. Возьми — четыреста долларов — и вот еще — чек на девять тысяч шестьсот.

Неуверенно, с опаской она принимает деньги и говорит с мучительной силой.

ЛОЛИТА: Погоди-ка, ты нам даешь десять тысяч монет?

Он прикрывает лицо рукой и заливается слезами. Они вьются промеж его пальцев и стекают по подбородку. У него закладывает нос, он не может перестать рыдать. Он ищет носовой платок. Она касается его руки. Он резко отстраняется.

ГУМБЕРТ: Я умру, если тронешь меня. Ты совсем уверена, что не поедешь со мной? Нет ли отдаленной надежды, что когда-нибудь поедешь?

ЛОЛИТА: Нет, душка, нет.

Его плечи вздрагивают. Она протягивает ему бумажную салфетку.

ЛОЛИТА: Нет, об этом не может быть речи. Я бы скорее вернулась к Куильти. Дело в том, что…

ГУМБЕРТ: Я знаю. Он разбил твое сердце. А я всего лишь разбил твою жизнь.

ЛОЛИТА: Ах, но теперь всё просто замечательно. Это так невероятно дивно с твоей стороны дать нам такую уйму денег! Это разрешает все вопросы. Мы оплатим все долги. Мы можем лететь на Аляску хоть завтра. Перестань плакать, прошу тебя! Ты должен понять. Позволь мне принести тебе еще пива? Ах, не плачь! Мне так жалко, что я обманывала тебя, — но ничего теперь не поделаешь.

Он вытирает лицо. Она улыбается, глядя на деньги.

ЛОЛИТА: (ликуя) Могу я позвать Дика?

ГУМБЕРТ: Нет, нет. Пожалуйста, не надо. Я совсем не хочу его видеть. Через минуту я уеду.

ЛОЛИТА: Ах, побудь еще.

ГУМБЕРТ: Я люблю тебя, и это настоящая пытка. Кстати, относительно денежных дел. Позже ты получишь еще. А теперь мне пора.

ЛОЛИТА: Это так мило…

ГУМБЕРТ: Хорошо, хорошо. (Избегая ее прикосновения.) Да, прощай. Мне нужно завершить одно очень важное дело. Грубое, грязное, отвратительное дело.

На крыльце. Из-за дома доносятся голоса и стук. Звучит песенка «Лолита! Лолита! Лолита!». Лолита и лохматый пёс провожают Гумберта.

ЛОЛИТА: Кто бы мог подумать: тот самый старый автомобиль.

ГУМБЕРТ: Одно последнее слово. Ты вполне уверена, что — ну хорошо, не завтра и не послезавтра, но когда-нибудь, все равно когда, — ты не приедешь ко мне жить? Я сотворю совершенно нового Бога и стану благодарить его с пронзительными криками, если только ты подашь мне эту микроскопическую надежду.

Лолита улыбается и отрицательно качает головой.

ГУМБЕРТ: А меж тем это бы кое-что изменило.

Он быстро идет к автомобилю.

ЛОЛИТА: Гуд-бай-ай! Надвигается гроза.

ГУМБЕРТ: Что?

ЛОЛИТА: Гроза. Будь осторожен.

Ее крик и шум двигателя отъезжающего автомобиля, за которым тяжело пускается бежать старая лохматая собака (но вскоре отстает), привлекают внимание Билля и Дика, и они выходят из-за дома. Коротким планом показаны Лолита, с сумасшедшим воплем радости размахивающая деньгами, и Дик, недоверчиво глядящий на нее.

Пустая дорога — надвигается гроза. Гумберт отъезжает, недолго едет по дороге, останавливается, принимается неудержимо рыдать, склонившись над рулем. Щетки тщетно борются со струями грозового ливня.

ГОЛОС ПОВЕСТВОВАТЕЛЯ: (доктора Рэя) Несколько недель спустя несчастная Лолита умерла от родов, разрешившись мертвой девочкой, — в далеком северозападном поселении Серая Звезда. Она не узнала о том, что Гумберт все-таки нашел Клэра Куильти и застрелил его. Гумберт же не знал о смерти Лолиты, когда незадолго до собственной смерти писал в тюрьме заключительные строки трагической истории своей жизни:

ГОЛОС ГУМБЕРТА: (ясный и уверенный) …Покуда у меня кровь играет еще в пишущей руке, ты останешься столь же неотъемлемой, как я, частью благословенной материи мира. Я в состоянии сноситься с тобой и заставлять тебя жить в сознании будущих поколений. Говорю я о турах и ангелах, о тайне прочных пигментов, о предсказании в сонете, о спасении в искусстве. И это — единственное бессмертие, которое мы можем с тобой разделить, моя Лолита.

Лето 1960, Лос-Анджелес

Новая редакция — декабрь 1973, Монтрё