Три действия по четырем картинам

ШУСТОВ (прячет карточку). Э-хе-хе… Какой-то вы здоровый, аж противно… Я себя в молодости вспоминаю, мы тогда все бледные, изможденные были. Среди нас мода ходила: на голое тело пальто одевать и чтобы кальсоны из брюк торчали. На Таврической собирались, в клубе любителей порнографии. По четным дням мы, по нечетным нумизматы. У меня коллекция была, не поверите – две тысячи открыток! У самого Крутицкого и то, от силы полторы тысячи набралось бы, а уж у него-то возможностей поболее моего было. Шутка ли – товарищ министра!

НИКОЛАЙ. И что он, правда, увлекался порнографией?

ШУСТОВ. А нешто он не человек? Или устроен по другому? Так же все чешется. Да и потом время-то, какое было – ждали, что вот-вот война начнется. В такие моменты с человека вся шелуха в один миг слетает. Вы не обижайтесь, но по всему видать, что в жизни вы еще неопытны и многое вам видится неясным, не до конца сфокусированным. Я уже говорил, что преподаю, поэтому хорошо знаю, как выглядит молодость. Ее главная примета это уверенность, в том, что жизнь проста и понятна. Поэтому на их лицах такая усталость, такая скука. Глядя на них, я понимаю: насколько полноценно прожил свою молодость.

НИКОЛАЙ. Интересно, какое прозвище вам студенты дали?

ШУСТОВ. Прозвище? «Карандаш». У меня привычка есть: я карандашом люблю в ушах ковыряться. Вот эти стервецы и приклеили. А вас как в детстве дразнили?

НИКОЛАЙ. У меня не было прозвища.

ШУСТОВ. Удивительно. Вы хотите сказать, что у вас было счастливое детство, вас все любили и берегли? Но ваши сверстники, как они вас дразнили? Ну, ведь быть не может, чтоб никак!

НИКОЛАЙ. Ничем не могу помочь.

ШУСТОВ. А я знаю. Знаю. (Левой рукой слегка полу обнимает Николая.) Коля, Коля, Николай, сиди, дома не гуляй. Чисти картошку. Ешь понемножку. К тебе девочки придут. Поцелуют и уйдут. (Шустов заливается мелким смехом.) А? Угадал? Признайтесь, что угадал!

НИКОЛАЙ. Обзывай меня сто лет, все равно ты старый дед.

Шустов резко бледнеет и убирает руку.

НИКОЛАЙ. Что? Вы обиделись?

ШУСТОВ. Нисколько. Николай, могу я вас попросить об одном одолжении?

НИКОЛАЙ. Слушаю вас.

ГОСПОДИН (достает из-за пазухи карандаш). Засуньте мне карандаш в ухо.

НИКОЛАЙ. Виноват?

ГОСПОДИН. Карандаш в ухо засуньте… Будьте любезны…

НИКОЛАЙ. Только в ухо?

ГОСПОДИН. О другом и не мечтаю.

НИКОЛАЙ. Да с удовольствием.

Николай встает, аккуратно вставляет в ухо господина карандаш, несколько раз проворачивает.

ГОСПОДИН. Довольно. Вытаскивайте.

НИКОЛАЙ (осторожно извлекает карандаш). Полегче?

ГОСПОДИН. Да благодарю вас… Вам сколько лет?

НИКОЛАИ. Не волнуйтесь совершеннолетний.

ГОСПОДИН. Мой сын примерно ваш ровесник… он отказался от меня. Я живу один. Если бы вы знали как мне тоскливо по вечерам. Как мне иногда хочется, чтобы кто-нибудь был рядом, накрыл бы меня пледом и вставил бы карандаш. Поэтому я и хожу сюда… Может, переберетесь ко мне?

НИКОЛАЙ. Спасибо, нет. Хотя знаете, что… Я могу приходить сюда…э-э допустим раз в неделю.

ГОСПОДИН (суетливо). Да-да, конечно… Вы не обманете меня? И это приходите трезвый. А то знаете, был у меня один поручик, как-то пришел пьяный, в ухо попасть не мог – все лицо истыкал мерзавец. И это я вам платить могу, вы не против?

НИКОЛАЙ. А пустое.

Подходит юродивая баба.

БАБА. Дай копеечку, а то материться буду.

НИКОЛАЙ (Господину). У вас не будет?

ГОСПОДИН (судорожно роется за пазухой, достает оттуда футляр, открытку, наконец извлекает портмоне) . На вот…

Баба берет монетку, поворачивается к ним задом, кланяется. Раздается звуковой сигнал загрузки системы «Windows».

БАБА. Блаадарьте батюшки навозные.

Некоторое время спустя. Подвальная квартира Николая. На столе стоит открытый чемодан. в котором максимально аккуратно, насколько это возможно для мужчины сложены рубашки и белье. На стуле сидит Аркадий и, корректируя в зеркальце свои действия, расковыривает вскочивший на подбородке прыщ. Дверь открывается, входят со свертками в руках Николай и Шустов.

АРКАДИЙ. Куда вы столько набрали?

ШУСТОВ. Бог с вами, Павел Андреевич, Коле ведь столько ехать… А в пути сами знаете все время покушать тянет.

НИКОЛАЙ. Аркадий помоги, все это распихать…

Аркадий встает, помогает.

НИКОЛАЙ. Ну, вроде все…

АРКАДИЙ. Может на посошок? У меня с собой коньячок замечательный имеется.

НИКОЛАЙ. Давай.

Аркадий достает из буфета рюмки и разливает коньяк из плоской фляжки.

АРКАДИЙ. За удачную дорогу.

Все чокаются и выпивают. Николай ставит рюмку на стол и садится на диван.

ШУСТОВ. Не жаль с друзьями прощаться?

НИКОЛАЙ. Жаль. Но ехать надо.

ШУСТОВ. Вы нам Коля писать не забывайте.

НИКОЛАЙ. Не волнуйтесь Максим Карлович, обещаю.

АРКАДИЙ. Нет дружище, не понимаю тебя… Из такой глуши выбраться и для чего? Чтобы все бросить и назад? У тебя же скоро выходит роман…

НИКОЛАЙ. Ты прекрасно знаешь что книжка вздорная. Не вышел из меня писатель.

ШУСТОВ. Позвольте не согласиться.

НИКОЛАЙ. А, бросьте… Я устал заниматься всякой чепухой, устал быть ненужным и бесполезным. Город не принимает меня, выталкивает. Мне надо вернуться домой, придти в себя и спокойно подумать.

Стук в дверь. Николай встает, открывает дверь, на пороге стоит Соня.

СОНЯ. Здравствуйте.

НИКОЛАЙ (несколько удивленно). Здравствуйте…

АРКАДИИ. А Соня! Что-то случилось?

СОНЯ. Павел Андреевич… (виновато смотрит на Николая и Шустова.) простите Костю… Он правда в Гатчину не хотел, его бляди уговорили. Пожалуйста, простите его.

АРКАДИИ (со вздохом). Ну что мне с вами делать? Значит так… передай Косте, что для него будет новая обязанность. Раз в неделю будет приходить на квартиру вот к этому господину (показывает на Шустова) и пусть купит коробку карандашей. Максим Карлович, скажите ей адрес.

ШУСТОВ (радостно роется за пазухой, достает визитку, протягивает Соне). Пожалте сударыня адресок!

СОНЯ. А теперь можно поговорить с вами Николай?

НИКОЛАЙ. Да… конечно.

Аркадий встает и берет под локоть Шустова, оба выходят из квартиры. Слышно как Шустов рассыпается в благодарностях перед Аркадием. Дверь закрывается. Тишина.

СОНЯ. И так вы уезжаете.

НИКОЛАЙ. Да.

СОНЯ. Вы должны помнить, что у нас с вами ничего не было.

НИКОЛАЙ. Ну, так а… а так ведь и правда ничего у нас с вами не было.

СОНЯ с размаху дает ему сильную пощечину. От неожиданности Николай падает на диван

НИКОЛАЙ (держась за щеку). За что?!

СОНЯ. За то, что ничего не было! (Отходит к столу, рыдает.)

НИКОЛАЙ. Как…как мне понимать вас?

СОНЯ (сквозь слезы). Вы чудовище… вы подонок… уезжайте куда подальше, что бы духу вашего не было… а не то, а не то я застрелюсь…

НИКОЛАЙ (встает, выставив вперед руки). Хорошо-хорошо, я уеду сегодня же… Вы идите, я буду собираться.

Соня выбегает из квартиры, сильно хлопнув дверью. Николай подходит к зеркалу и усмехнувшись показывает язык своему отражению.