Страшные Соломоновы острова (СИ)

- Об этом потом как-нибудь, - отмахнулся я. - А сейчас вот что. Скажите, пожалуйста, как вы отнесетесь к легкому приступу самой безобидной разновидности паранойи у вашего лучшего друга?

- Кто параноик? - не на шутку разобиделся ревнивец.

- Нет, Димыч, - успокоил я соратника. - Лучший друг - это я. Короче. Имею просьбу. Хотелось бы искреннего понимания нужд больного человека. И вашего великодушия.

- Ну не томи! На руках тебя погадить штоль отнести? Легко, - добродушно кивнул мой отзывчивый друг.

- Нет. Одолжите мне ваши телефоны. До утра. Утром верну. Мания у меня, понимаете? Или книжек о шпионах в детстве перечитал. Не суть, - набычился я.

Ребята в недоумении протянули свои мобилы. Я, быстренько лишив их аккумуляторов, распихал девайсы по своим карманам.

- А как отзвонятся с автомойки, я и свой таким же макаром разберу, - успокоил я ребят.

И тут моя мобила захрюкала, изображая звонок. Включившись, я услышал срывающийся голос мойщика, который энергично сообщил, что наша в-бога-душу-мать-через-коромысло-в-пень-ее-раком-ласточка - готова. И он лично собирается идти домой умирать. У нас есть пять минут. Раскурочивая на ходу свой телефон, я поспешил за ребятами и вскоре выруливал на ночную трассу, устремляясь в сторону монастыря.

Эх, дороги. Ни конца вам, ни края.

Глава 17. О святых людях

Решив окончательно отдаться во власть галопирующей паранойи, я собрался рвануть к монастырю не через Череповец - Тихвин - Сясьстрой, а вокруг - в сторону Вытегры. Получалось чуть дальше, но отчего-то спокойнее на душе. Более того, весь кусок дороги от Белозерска отчаянно хотелось отмахать без заездов на заправки и прочих ненужных отсвечиваний.

- Димыч, чего там у нас в канистрах? - проорал я другу.

- Ну, стандарт. Две двадцатки нестовского девяносто пятого, - проникаясь моей нервозностью, насторожился напарник. - Чего, думаешь по-тихому проскочить?

- Ага. Береженого бог бережет. И давай пока без бухалова. Сам понимаешь, куда едем.

И мы рванули.

Почти семьсот километров ночной сонной дороги наш пепелац ископытил за вполне приличные восемь часов. Сделали только одну остановку на темной обочине для опустошения канистр в алчущий топливный бак и торопливого орошения близлежащих кустов.

Все. Приехали. "Нива" целомудренно была укрыта в тени пристройки маленького магазинчика в трехстах метрах от ворот монастыря. Вокруг никого. Красота. Я закурил.

- Чего сидим, кого ждем? - недоуменно поинтересовался подельник.

- В четыре утра в монастырь просто так не зайти. А устраивать у ворот шоу с размахиванием раритетом и криками "А позвать-ка мне сюда самого главного!" не хочется. Да и не факт, что продуктивно. Около пяти часов должна начаться движуха, там и поглядим, - устало отозвался я.

Народ выбрался из салона, разминаясь и поежившись на утреннем холодке, потом снова втянулся в неостывшее еще чрево "Нивы".

- Витя, может, расскажешь пока про отца Василия? - заворочалась сзади Хеля.

Я помолчал, вспоминая и думая, с чего начать.

- Ну, в общем, года три назад был у меня... непростой такой период в жизни. Потерялся я маленько. Ну и возвращаясь с очередного копа, сам не знаю почему, повернул с трассы к монастырю. На мне и креста-то даже не было. Про помолиться или еще что в этом роде и не помышлял.

Думал, а чего не зайти, все равно мимо еду. Помню ощущение такой странной неловкости. Будто голый на автобусной остановке. Все по делу стоят, один я - ни пришей ни пристегни. Время тоже - утро раннее. Народу в храме - битком. Как селедки в бочке. Праздник какой-то был. Помню, как мне неприятно стало.

Какой-то хмырь сзади густо дышал в мою сторону удивительным зловонием. Повернул я башку к выходу с намерением выбираться потихоньку, да куда там. Внесло меня уже потоком в самую середину толпы, и без расталкивания людей ну просто не выбраться было. Да и неудобно как-то. Представляю, как на меня смотрели бы...

Ну, стою, терплю, жду, когда все это закончится. Час стоял примерно. Потом служба или моления, не знаю как правильно, закончились. А народ все стоит, давится. И появляется он. Бабульки к нему из всех углов как мышки сыпанули, он их мимоходом выслушивает, рукой над платочками машет, а сам по толпе взглядом шарит. А чего шарить-то спрашивается - сплошная мешанина лиц.

И вдруг уставился на меня и как рявкнет во весь голос: "А ты зачем сюда пришел!?"

Обомлел я, конечно. На меня все смотрят, ближние даже посторонились. И стою я как дурак на пригорке, чего ответить - не знаю. Помялся, пожал плечами, да так и сказал: "Не знаю". А он снова: "А почему без креста ходишь?"

Ну, тут я просто офонарел. Как это он через камуфляж умудрился высмотреть, что у меня на шее? Опять пожал плечами. А он - снова, как молотком по башке: "Ну вот когда узнаешь - зачем, тогда и приходи. Ступай".

Повернулся я и пошел на выход как оплеванный. Народ расступается торопливо, будто прокаженный идет. Иду, ног не чую. Подхожу к машине, и так мне обидно стало. На хрен, думаю, мне такие баранки. Ни за что ни про что ославили, как уродца какого. Да пошло оно все лесом. И так проживу. И уехал. Это первая наша встреча была.

- А дальше? - внимательно посмотрел на меня Димыч.

- А чего дальше? Зарекся я по таким местам шариться. А где-то через месяц, снова ночью, в Питере уже... Еду я домой и снова в полном раздрае чувств. Думаю, ну е-ма-е, ну сколько же можно маяться? Ну совсем ведь терпежу нет так жить. Ну и случилось нечто. Говорить не буду, извините. А только верить мне с тех пор нет необходимости. Не нужно мне верить - не верить. Я просто знаю, что Он есть. Как хотите понимайте. Нашел дома свой крестик и с утречка рванул как угорелый снова сюда.

Зашел в храм, спрашиваю у бабульки, что на входе в ларечке свечками-календариками торгует: так, мол, и так, попик тут у вас такой... громогласный бродит где-то. Как его найти?

Поджала она губенки укоризненно и говорит, что не попик это, а отец Василий. И сейчас его нет, подождать придется. Попозже он выйдет на службу. А мне курить охота, спасу нет. Но на территории монастыря нельзя. Помаялся я, подумал и остался в храме - ждать. Стою и думаю, чего бы такое умное ему ответить, если опять спросит. И врать неохота, и в лужу еще раз садиться - никакого желания. И так крутил, и эдак, а получалось у меня только одно - разобраться я пришел. А в чем - непонятно. То ли в себе, то ли в жизни своей бестолковой, то ли еще в чем... И главное, как ему сказать об этом, чтобы опять не выгнал? Стою, в общем, жду.

Ну, тут служки захлопотали, канделябры с паникадилами носят туда, сюда... Заканчивается служба. Опять он показался, отец Василий. Я так и не углядел, где он во время службы находился. Народу поменьше, чем в прошлый раз, но все равно тьма. Опять старушки набежали, шепчут ему чего-то, а он глазами по храму шарит. Выцелил меня и снова, зычно так: "А-а-а, пришел-таки? Ну, молодец. А зачем пришел?" - и смотрит, как телеграфным столбом в лоб уперся. И опять на меня все уставились и смешно, но ощутил я в старушкиных взглядах зависть явную. А из башки все мои заготовки повылетали куда-то. Ну и выдавил из себя опять, что не знаю. Типа тянет. А он встал возле приступочка в центре, приготовился причащать или еще чего и говорит: давай, мол, становись за мной - смотри. Может, и поймешь чего. Встал, смотрю. Чего понять должен, никак не врублюсь. К нему тут же очередь неслабая образовалась. Подходят, чего-то ему - бу-бу-бу, он их подолом накрывает, сам бу-букает в ответ и следующего ждет. Временами на меня оборачивается и смотрит. Внимательно так.

Пол-очереди окучил и опять меня спрашивает: "Ну чего, надумал, что сказать-то?" - а у самого улыбка в глазах. Добрая, теплая. Ну и отпустило меня. Говорю: запутался я чего-то, батюшка, как жить - непонятно. А он кивает и говорит: останься до конца, пока народ весь не выйдет. И забыл про меня. Очередь закончилась, стал он говорить. Дословно не помню, а только не проповедь то была, как я ее представляю. О России он говорил. О нас, детях ее неразумных. Так говорил, что не смог я до конца дослушать. Вышел как в тумане, сел в машину и уехал.