Зеленая смерть

Михаил Константинович Первухин

Зеленая смерть

Не говорите мне о Соломоновых островах! Вы лучше меня спросите, спросите меня, капитана Джонатана Смита, что такое Соломоновы острова?

Я вам скажу!

Вы, мальчишки!

Слышали ли вы, например, что такое «Зеленая смерть»?

Нет?

Ну, так и не раскрывайте рта, когда в вашей компании находится человек, который не только слышал, что такое «Зеленая смерть», но…

Но сам ее видел, своими собственными глазами!

Вы спрашиваете, кто это?

Я вам отвечу:

— Капитан с «Сузи Блиг», Джонатан Смит. То есть я.

Бравый моряк, председательствовавший на маленькой товарищеской пирушке в скромной таверне на окраине Алии, столицы Самоа, поставил на стол опустевшую кружку и крикнул хозяину кабачка, высокому курчавому негру Иезекиилю:

— Эй, африканский принц!

— Что, масса? — откликнулся молчаливый негр.

— Элю! Да покрепче, получше сортом!

Когда я рассказываю о «Зеленой смерти», у меня всегда глотка пересыхает, и ее необходимо аккуратно смачивать. А то доктора меня предупреждали, что от излишней сухости горла может черт знает что случиться. Не понял я хорошо, что именно: не то суставной ревматизм, не то воспаление слепой или глухой кишки. А при моем слабом здоровье это для меня похуже смерти! Только не «Зеленой Смерти», конечно! Так давай же, черный патриарх, кружку элю!

Общий хохот встретил заявление Смита, казавшегося выкованным из стали, о «слабости» его здоровья.

Смит славился своею исключительною любовью к элю. Он мог безнаказанно поглощать неимоверное количество этого напитка, не подвергаясь ни малейшим неприятным последствиям, но считал необходимым при требовании каждой новой кружки подробно мотивировать, почему именно он хо чет выпить эту кружку.

То он прозяб, и ему надо согреться, а для этого самое лучшее средство именно эль.

То слишком жарко, можно задохнуться, и потому надо выпить кружечку элю, чтобы освежиться.

Если идет дождь, то воздух слишком сыр, и это вредно для слабого здоровья капитана Смита. Единственное спасение хлебнуть элю.

То ветер носит по улицам клубы пыли, а известно, как вредно действует пыль, оседая в горле, и нет ничего лучше эля для того, чтобы прополоскать горло.

Пил свой любимый напиток капитан Смит и от насморка, и от несварения желудка, и от головной боли, и от…

Да решительно от всяких недугов, будто бы его одолевавших или, по крайней мере, ему грозивших со всех сторон.

В изобретении причин, побуждающих прибегнуть к элю, он был положительно неутомим, и ничто не могло застать его врасплох, ничто не могло заставить его лазить за подходящим словечком в карман.

Эту слабость капитана Смита отлично знали все его приятели, и между ними установился своеобразный спорт: молодцы старались заранее отгадать, какие именно причины придумает Смит для того, чтобы выпить пару лишних кружек эля.

Впрочем, словечко «лишний эль» по существу мало соответствовало истине: капитан мог поглощать и поглощал совершенно безнаказанно положительно неимоверное количество любимого напитка, оставаясь, как говорится, «ни в одном глазе».

И, покидая какой-нибудь «Приют моряка» после изрядной попойки, оставляя огромное большинство товарищей уже в том состоянии, когда человек, по характерной пословице, лыка не вяжет, сам Смит мог идти хотя бы по одной доске, ничуть не уклоняясь от прямой линии, не шатаясь. Он только жаловался в таких случаях, что будто бы откуда-то черт туману наносит.

Но сейчас же добавлял:

— Эх, жалость такая! Надо было бы мне, очевидно, еще кружечку хлопнуть! Эль ведь чудесно зрение очищает! Какой-нибудь туман, а хлопнешь кружечку, и сразу все ясно делается!

К чести капитана Смита надо сказать, что, во-первых, он отдавал дань Бахусу или, проще сказать, элю только на берегу, то есть когда на нем не лежала уже ответственность за судьбу «Сузи Блинг», его маленького, но бойкого и делавшего отличные дела пароходика.

На море Смит становился форменным трезвенником и без труда мог бы выставить свою кандидатуру в почетные президенты любого общества борьбы со спиртными напитками.

А, во-вторых, он никогда никого не «подколдыкивал», как говорят матросы, то есть не соблазнял пить, а даже поговаривал в дружеской компании, обращаясь к молодежи:

— Ты, парень, на меня не смотри. С меня примера не бери, говорю я! Потому, я для примера не гожусь, ой, совсем-таки не гожусь!

Видишь, со мною нянька моя сыграла когда-то скверную, и даже очень поганую шутку.

Вскармливали меня на рожке. В рожок надо было один раз налить того, что туда наливать полагается, то есть теплого молочка. А эта глупая баба, не то по ошибке, не то с пьяных глаз, да налила полный рожок элю!

Ну, с того и пошло…

А тебя, надеюсь, твоя мамаша элем не напаивала, когда ты еще «папа, мама» выговорить не мог? Ну, так и нечего тебе привыкать напиваться по-свински! Выпил немножко, и будет. Плати и уходи. А если хочешь в компании сидеть, то сиди и так, без выпивки.

От выпивки на душе много лучше не сделается, а для матросского кармана обидно.

А уж если у тебя много лишних долларов завелось, так ты, милый друг, лучше вспомни, что у тебя, поди, старуха-мать есть?

— Нету! Сирота я!

— Ну? Скверно, брат! Но если матери нету, то жена есть?

— Холост еще!

— Еще того хуже! Но если и жены нету, так уж наверное есть какая-нибудь девушка с ясными глазками, которую ты когда-нибудь на буксир возьмешь и в церковь поведешь, чтобы вас там окрутили, рабов Божиих…

— Оно, положим, есть-таки такая… — конфузливо сознавался, улыбаясь и краснея, матрос.

— Ну, вот видишь? А раз есть о ком подумать, так ты, дружище, лучше денег не проживай. Пивоваренные заводы и всякие фабрики ликеров или подвалы производителей рому и без твоих долларов не обанкротятся.

А ты сбереги пару-другую долларов, отложи да купи своей невесте какую-нибудь шаль. Нацепит она твой подарочек на плечики, красоваться будет, тебя добрым словом вспомянет.

Так-то!

А я, с твоего позволения, утомился, тебя, болвана, уговаривая! Надо подсушиться!

Эй, хозяин! Тащи-ка еще кружечку! Одну, одну! Я не пьяница, чтобы сразу по две кружки требовать!

В тот вечер, когда капитан Джонатан Смит заговорил о Соломоновых островах и о «Зеленой смерти», в матросском клубе или попросту в кабачке «Адмирал Нельсон» в Алии за большим грубой работы столом заседало не меньше десятка моряков разных национальностей — все старые приятели Джонатана, с большим вниманием выслушивавшие обыкновенно все его рассказы о виденном и пережитом за многие годы скитаний по морскому простору.

Заявление о «Зеленой смерти» произвело большое впечатление.

— «Зеленая смерть»? — проворчал, вынимая трубку изо рта, капитан Валингфорд. — Что-то такое слышал! Да. Что-то подобное говорили мне? Кто? Не припомню!

Но…

Но при чем же тут Соломоновы острова? Сколько я помню, «Зеленая смерть» это в Саргассах!

— Попал пальцем в небо! — насмешливо отозвался Смит.

— Нет, право же! Ну, тут много болтовни всякой. Говорят, будто иное судно попадет в Саргассы, и уже не может выбраться оттуда. Морские растения оплетают корпус судна, покрывают его, как зеленым саваном. Это, будто бы, и есть «Зеленая смерть».

— Слышал звон, да не знаешь, где он! — опять отозвался Смит. — Саргассы это само по себе, и то, что там бывает с судами, по-моему, вовсе не сказка, а чистейшая правда. Но к моим приключениям это вовсе не относится, хотя я побывал не раз около Саргассов и не раз подвергался серьезной опасности.

Но об этом расскажу когда-нибудь, при подходящем случае.

А «Зеленая смерть» Соломоновых островов сама по себе. И ничего общего с Саргассами не имеет. Потому что настоящая «Зеленая смерть» — это совсем, я вам доложу, особая штука…

— Да ты бы лучше рассказал, Джонатан!

— Ладно! Отчего не рассказать? Только… Только покуда Иезекииль, проклятая африканская гиена, не притащит мне кружки элю, я слова не вымолвлю: язык, должно быть, распух. Надо промочить горло!