Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем "Список благодеяний "
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем "Список благодеяний " читать книгу онлайн
Работа над пьесой и спектаклем Список благодеяний Ю. Олеши и Вс. Мейерхольда пришлась на годы великого перелома (1929–1931). В книге рассказана история замысла Олеши и многочисленные цензурные приключения вещи, в результате которых смысл пьесы существенно изменился. Важнейшую часть книги составляют обнаруженные в архиве Олеши черновые варианты и ранняя редакция Списка (первоначально Исповедь ), а также уникальные материалы архива Мейерхольда, дающие возможность оценить новаторство его режиссерской технологии. Публикуются также стенограммы общественных диспутов вокруг Списка благодеяний, накал которых сравним со спорами в связи с Днями Турбиных М. А. Булгакова во МХАТе. Совместная работа двух замечательных художников позволяет автору коснуться ряда центральных мировоззренческих вопросов российской интеллигенции на рубеже эпох.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
— Зачем тратить валюту. Это ты здесь такая добрая, а там над каждым долларом будешь дрожать.
— Я заработаю. Я прославлюсь на весь мир.
Стук.
— Кто?
— Росмер.
— Росмер! Можно. Входите. Росмер, разве я, Евдокия Татаринова, не прославлюсь на весь мир? Разве в Европе таких актрис, как я, много?
— Нет, нет, нет таких актрис.
— Нет, сериозно. Я сериозно спрашиваю, Росмер. Только вы мне можете сказать правду. Скажите, Росмер. Только так… научно… не эмоционально… Может быть, я ошибаюсь?
— Все дело в том, насколько вы знаете язык.
— Язык?
— Главное: совершенное знание языка.
— Я немка.
— Ты говорила, что ты полька.
— Моя бабушка была полька. Ее звали Вероника.
— А ну, скажи, Маша, медленно и раздельно: Ве-ро-ни-ка.
— Ве-ро-ни-ка.
— Правда, чудное имя? Как изгородь. Знаете, есть такие цветущие ограды…
— Ты уже болтаешь от счастия сама не знаешь что. Нельзя так радоваться перед отъездом за границу. Это предосудительно. Можно подумать, что тебе здесь плохо.
— Когда вернетесь?
Пауза.
— Мне дано разрешение на год. Через год я вернусь. Почему вы так смотрите? Что? Идите к черту! Я вернусь наверно. Я прославлю советское искусство за границей. Я скажу: меня сделал актрисой гениальный Филипп Росмер. Спасибо. Дайте Маше.
/Росмер./ Замуж выйдет за границей. Наверно выйдет.
/Дося/ (улыбнувшись ему). Не выйду, Росмер. Ей-богу, не выйду. За кого? Я их ненавижу. Я почти уверена, что там нет ничего… Там ужасно, наверное. Там дуры и дураки. Мелкие чувства, Росмер. У нас нет мелких чувств, правда? Революция освободила нас от мелких чувств [83]. Мы умные. Чем нас можно прельстить? Ничем. Мне ничего не надо.
[А слава?
Вот только славы нет.
Возвращайтесь скорее, Дося. Спешите. Я умру скоро. Да, да. Я уже…].
— Все ты брешешь, Дося.
— Я ничего не брешу.
— Как ты смеешь говорить о мелких чувствах… Сама за пустяк можешь глаза выцарапать. Ты не тщеславная разве? Тщеславная, завистливая.
— Кому ж я завидую? Тебе?
— Да бросьте.
— Дура. Известно, как я живу. Я живу в дыре. У меня ничего нет. У тебя комната такая, что противно войти. Будуар. А я живу так, что в любой момент могу уйти излому навсегда и ни о чем не пожалею.
Росмер, Катя, актриса.
(После слов: «… когда поезд подъезжает к Парижу…» — В.Г.)
/Росмер./ Париж на Одессу похож… Дайте, я помогу вам. Кутайтесь, кутайтесь. Хорошо!
Они остаются одни, он провожает ее, лестница, полумрак.
— Я куплю себе за границей пальто.
— Воротник поднимите. Холодно. Дайте, я подниму. Смотрите: тень. Вот тень какая! Это волшебный момент. Тень. С давних пор тень тревожит воображение человека.
Катя. Росмер говорит, что главное — язык. Совершенное знание языка.
Маша. Я немка. Моя мама настоящая немка. Мой родной язык немецкий.
Катя. Вчера ты была полька.
Маша. Во мне польская кровь. Вот видишь: Росмер не знал этого и вдруг вчера спросил: вы не полька? Росмер сказал мне, что я вдруг порозовела нежно, как полька. У меня бабушка была полька. Ее звали Вероника. Чудное имя, правда? Ве-ро-ни-ка. Как изгородь. Знаешь, есть такие цветущие ограды…
Катя. Ты просто разболталась. Нельзя быть через меру оживленной перед отъездом за границу. Это предосудительно. Можно подумать, что ты не вернешься.
Маша. Я вернусь через год. Убирайся вон! Мне дано разрешение на год. Я наверно вернусь. Я еду представлять советское искусство. Я вернусь и выйду замуж за Росмера. За великого режиссера Росмера, который сделал из меня актрису.
Катя. А вдруг ты замуж выйдешь за границей?
Маша. Не выйду. За кого? Я их ненавижу. Там дуры и дураки. Мелкие чувства. У нас нет мелких чувств, правда? Революция освободила нас от мелких чувств. Чем нас можно прельстить? Ничем. Мне ничего не надо. Если я выйду замуж, то только за Росмера.
Леля. Завтра я уезжаю за границу. В среду я буду в Париже. Сон! Сбывается мечта жизни. Я еду за границу!
Катя. Когда ты вернешься, ты не узнаешь этой комнаты. Я сделаю полный ремонт. В такой дыре — извини меня — я жить не могу. Это трущоба. Я, конечно, очень благодарна тебе за то, что ты разрешила мне, бездомной, поселиться здесь, но в таком виде принять твой дар я не могу. Нужно переменить обои, выбелить потолок, окрасить окна и двери.
Леля. Пожалуйста. И постарайся также, чтобы всем безработным дали работу, чтобы все лишенцы были восстановлены в правах, чтобы все гиганты социалистической промышленности выстроились как можно скорее и чтобы как можно скорее произошла мировая революция.
Катя. Какая связь? При чем здесь ремонт?
Леля. Запомни: личная…
/Леля./ [Ни один угольщик так небрежно не обращается со своим мешком, как я со своей жизнью. Мне совершенно все равно, как жить].
<…>.
[Почему же вы так жили? — спросят меня удивленные репортеры. Потому что я разучилась себя любить].
Уборная артистки Елены Гончаровой.
Зеркала. Яркие лампы.
На сцене афиша: «Гамлет».
Гончарова в костюме Гамлета.
Леля (стучит в деревянную стену). Катя! Катя! Ты придешь сюда? Сейчас придет Катя Матросова, моя подруга.
Львов. Она играет Офелию.
Леля. Как вы произносите: Офелия… Вам не странно?
/Львов./ Почему странно?
/Леля./ Ведь вы же класс-победитель?
/Леля./ В моей душе ад. Честное слово, ад. Я нищая. На мне рубище. Посмотри внимательно: я нищенка, я стою на коленях, прямая, как истукан, и лицо у меня шершаво, как песок [84]. <…> Я несчастна, у меня нет сына. У меня не рождался ребенок. Я могу рожать чудных сыновей и дочек. <…> Что-то случилось с моей жизнью.
/Катя./ Не декламируй. Скажи ясно и коротко: что случилось с твоей жизнью.
/Леля./ Я почувствовала несериозно/сть/…
Кража яблок.
(Сцена прощальной вечеринки. Маша Татаринова и Катя Матросова: актрисы готовят праздничный стал по случаю Машиного отъезда. Росмер должен принести шампанское. Катя забрызгала блузку, открывая консервы. — В.Г.)
<…>.
Маша. Я привезу тебе из-за границы блузку. Когда я вернусь, ты уже будешь замужем. Все говорят, что ты невеста Чернецова.
Катя. Теперь нет невест.
Маша. Я еду в страну невест. В Европу. Слушай: у нас и воскресений нет. Ни воскресений, ни невест. Как интересно побывать в стране, где сериозно произносят слова: невеста, жених, воскресенье, гость, дружба, награда, девственность. Чудные слова! (Берет сахарницу.) Они испускают лучи, их можно нести в руках, как хрустальные сахарницы… [85] (Сыплет сахар в крюшон.) Я весь сахар всыплю…