Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем "Список благодеяний "
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем "Список благодеяний " читать книгу онлайн
Работа над пьесой и спектаклем Список благодеяний Ю. Олеши и Вс. Мейерхольда пришлась на годы великого перелома (1929–1931). В книге рассказана история замысла Олеши и многочисленные цензурные приключения вещи, в результате которых смысл пьесы существенно изменился. Важнейшую часть книги составляют обнаруженные в архиве Олеши черновые варианты и ранняя редакция Списка (первоначально Исповедь ), а также уникальные материалы архива Мейерхольда, дающие возможность оценить новаторство его режиссерской технологии. Публикуются также стенограммы общественных диспутов вокруг Списка благодеяний, накал которых сравним со спорами в связи с Днями Турбиных М. А. Булгакова во МХАТе. Совместная работа двух замечательных художников позволяет автору коснуться ряда центральных мировоззренческих вопросов российской интеллигенции на рубеже эпох.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Сап/ожков/. Разбуди его.
Слав/утский/. Пусть спит.
Сап/ожков/. Разбуди его! Читает ерунду, потом спит. Что он во сне видит?
Слав/утский/. Какое тебе дело?
Ибрагим. Я совершенно согласен с Сергеем. Нужно знать, какие сны снятся коммунисту. Коммунист обязан отвечать за свои сны. Если коммунист во сне совершает такой поступок, которого он не имеет права совершить наяву, он должен быть наказан. Я уверен, что будет изобретен прибор, с помощью которого мы получим возможность определять, какой сон снится человеку в данную минуту… Чтобы вести контроль над подсознательными импульсами человека…
Сап/ожков/. Проснись, Федька!
Славутский. Не кричи, Сергей. Глупо. Что ты бесишься?
Ибрагим. Я бы просто запретил видеть сны. В переходную эпоху, когда нужно охранять формирующуюся психику нового человека, следует наказывать сновидцев.
Славутский. Ты понимаешь, что ты говоришь?
Ибрагим. Отлично понимаю. Есть обстоятельства, которые непостижимым образом разрушают психику, сновидения… отражения в зеркалах… [Нужно запретить отражаться в зеркалах.] Это очень опасная вещь для неорганизованной психики — отражение в зеркале.
Слав/утский/. Ты сам сумасшедший. Ты сам сумасшедший больше, чем кто бы то ни было…
Ибрагим. Я уничтожил бы скрипки. Честное слово. Оставил бы только трубы. Активизирующие голоса. Уничтожил бы кукол… маски… кое-какие меры принял бы в отношении тени. Человек и его тень… Это оч-ч-чень скользко…
Сап/ожков/ (бросает книгой в спящего). Довольно дрыхнуть!
Из книги вываливается листок.
Сап/ожков/. А ну, посмотри.
Ибрагим (поднимает листок). Письмо. Начиркано.
Сапожков. Покажи.
Славутский. Письмо. Чужое письмо читать?
Ибрагим. Вот видишь: это из той же области. Какие могут быть тайны у коммуниста перед коммунистами же?
Слав/утский/. Я запрещаю!
Ибрагим. Не должно быть тайн. Ерунда.
Слав/утский/. Отказываюсь участвовать. (Уходит.)
Сапожков. Читай!
Ибрагим. Черновик письма.
Сапожков. Читай, черте ним.
Ибрагим (читает). «Вы великая артистка. Подумайте, какая счастливая у вас судьба: быть великой артисткой на заре человечества».
Сапожков. Как?
Ибрагим. «…счастливая у вас судьба: быть великой артисткой на заре человечества. Вы играете Гамлета перед людьми, которые…»
Просыпается спящий.
Сапожков. Которые что?
Ибрагим. Не разбираю.
Федор. Дальше я зачеркнул. Не смог выразить. Не бойся, не бойся. Не прячь. Черт с тобой. У коммуниста не должно быть личных тайн. А ну, дай сюда. Я хотел написать так: вы играете Гамлета тем, которые впервые хотят узнать, кто это — Гамлет, — не один человек это хочет узнать, не юноша, который слышал имя Гамлета от папы или дяди, а все новое человечество, новый, пришедший к культуре класс, не слышавший этого имени…
Ибрагим. Кому ты письмо писал, Федя?
Входит Славутский.
Славутский. Федя, к тебе дама идет.
Входит Леля Гончарова.
Леля. Здравствуйте. Это вы Федор Львов?
Федя. Я Федор Львов. Здравствуйте. Познакомьтесь. Это мои товарищи. Это артистка Леля Гончарова.
Леля. Я пришла поздно, потому что спектакль окончился в четверть двенадцатого. А завтра я уезжаю. (Пауза.) Вы знаете, я уезжаю за границу на целый год. (Пауза.) Так. Это очень хорошо, что вы написали мне такое письмо. Вы не ожидали, что я приду?
Федя. У нас угощать нечем. Хотите чаю? Зеркала нет. Ибрагим против отражений в зеркалах.
Леля. Как против?
Ибрагим.
(На этом текст обрывается. — В.Г.)
(Еще один набросок той же сцены. — В.Г.)
Слав/утский/. Ты неграмотное животное… Ты ни одной книги не прочел, ты ничего не читаешь, кроме чужих писем…
Ибр/агим/. Не раздражай Сергея. Сергей болен. Он инвалид!
Сап/ожков/. Подожди. Пусть он объяснит…
Слав/утский/. Нет, ты объясни… Ты… Что это, по-твоему, — коммунизм? Это черный кабинет, где потрошат человеческую душу?
Сап/ожков/. Не твое собачье дело.
Ибр/агим/. Славутский, не раздражай Сергея.
Слав/утский/. Если ты болен, иди в диспансер.
Ибр/агим/. Сергей — инвалид гражданской войны.
Слав/утский/. Что ж из того?
Ибр/агим/. Надо с ним считаться.
Слав/утский/. Оставь, пожалуйста. Как раз вот это — буржуазный предрассудок: прощать калекам деспотизм.
Сап/ожков/. Я не калека, сволочь! Я инвалид.
Слав/утский/. Инвалид — это иностранное слово. Ты калека — физический и моральный.
Ибр/агим/. Ты не имеешь права говорить так о человеке, который потерял руку в бою за коммунизм.
Слав/утский/. Вот его роль и кончилась.
Сап/ожков/. Что?
Слав/утский/. Твоя роль кончилась, говорю. Рука сгнила, и довольно.
Сап/ожков/. Что довольно?
Слав/утский/. Удобрение.
Сап/ожков/. Где удобрение?
Слав/утский/. Ты удобрение. Навоз коммунизма!
Сапожков схватывает револьвер.
Ибрагим удерживает его руку, борьба.
Сап/ожков/. Пусти! Пулю всажу, к чертовой матери!
Ибр/агим/. Я прошу… Сергей… кончено, довольно.
Сап/ожков/. Деспотом стал!
Спящий, Федор Львов, просыпается на секунду.
Львов. Ч-черт… В чем дело… Спать не дают… (Засыпает.)
Слав/утский/. Федя, твое письмо здесь читают! [Проснись! Черный кабинет твое письмо читает!] (Бежит к спящему.)
Сапожков одной могучей рукой перехватывает его,
парализует сопротивление, выталкивает за дверь,
задвигает щеколду. Тот стучит. Кричит за дверью:
[Жандармы! Жандармы! Жандармы!]
Спящий проснулся.
Львов. Что случилось? Кто там? Ибрагим, открой двери. В чем дело?
Крик. Федька, они письмо у тебя украли.
Пауза. Федор Львов идет медленно к постели,
берет книгу из-под подушки, перелистывает,
встряхивает, оглядывается.
Ибр/агим/. Ты гнусно себя ведешь, Федор.
Федор открывает двери.
Одновременно входят Славутский
и Леля Гончарова.
Слав/утский/. К тебе дама пришла, Федя.
Львов. Здравствуйте.
Гонч/арова/. Я пришла попрощаться с вами. Я уезжаю послезавтра.
Львов. Знакомьтесь. Это артистка Елена Гончарова. Это мои товарищи. Сапожков. Ибрагим. Славутский.
Гонч/арова/. Я пришла поздно, потому что спектакль окончился в половине двенадцатого.
Львов. Наше общежитие напоминает барак прокаженных. Можно подумать, что все обречены на смерть. [Ссоры вспыхивают каждую минуту.] Почему-то нервы у всех напряжены. Скоро начнутся галлюцинации, бред.
Леля сидит на камне. Все более светает.