Алешкина любовь. Простая история.

Но тут его сердито окликнул Волков:

— Эй? Ты что там делаешь? А ну-ка иди сюда!

Женя с сожалением выпрямился:

— Ну валяй, стряпай.

— А чего варить-то? — робко спросил Алешка. Я только кашу да картошку умею.

— Картошки нет. Лапшу вари. Дело нехитрое. — И Женя направился к работающим.

— Держи! — протягивает Лиза ему совковую лопату, которой она только что выбрасывала землю из ямы. Но Женя делает вид, что не заметил протянутой лопаты, и берет другую, поменьше.

— Ну и сачок! — удивляется Волков. — Ты бы ложку так выбирал!

Николай и Сергей засмеялись.

— При чем тут сачок? — немедленно обижается Женя и сдвигает брови домиком. — Просто у этой ручка удобней…

…Алешка, насвистывая, отсыпает из мешочка лапшу в кастрюлю, несколько секунд раздумывает над ней, затем из большого молочного бидона наливает воду и начинает старательно мыть лапшу. Потом сливает мутную воду, наливает чистой и ставит кастрюлю на очажок из трех закопченных кирпичиков. После этого он подставляет под кастрюлю паяльную лампу и усаживается рядом, чтоб следить за лапшой.

На рабочей площадке заканчиваются последние приготовления. Лиза вытащила пробку из глиномешалки, и раствор толстой, маслянистой струей хлынул в отстойник. Сергей поднял лебедкой широкую металлическую трубу — забурник — и пропустил ее через шпиндель станка до земли. Потом оглянулся на Волкова:

— Ну что? Начнем, благословясь?

— Аркашка что-то застрял с водой. Боюсь, может, не хватит… Подождем лучше…

— Далеко вода? — спросил Николай.

— Километров пятнадцать.

Николай присвистнул и схватился за затылок.

— Пошли-ка лучше мы обедать! — рассудительно заметил Женя. — Может, и Аркашка тогда приедет.

— Ну и голова! — хлопнул его по плечу Сергей. — Пошли!

И все гурьбой направились к палаткам.

— Ну, повар, как дела?

Алешка виновато вздохнул и потупился.

— Пересолил? — как будто обрадовался Женя.

Алешка отрицательно покачал головой.

— Подгорело!.. — констатировал Сергей, приподняв крышку над кастрюлей и принюхиваясь. — Надо было мешать, голова!

— Я мешал, а она… почему-то не мешалась… — уныло оправдывался Алешка.

Все столпились вокруг ящика, на котором стояла кастрюля. Лиза взяла ложку и попробовала зачерпнуть лапшу. На ложке повисла сплошная масса теста — лапша склеилась в один ком.

— Ой, лишенько! — всплеснула руками Лиза. — Да ты, поди, в холодную воду лапшу засыпал?

Алешка оживился:

— А надо было в горячую, да? Я, знаете, подумал об этом, но решил, что так быстрее сварится. Вскипит, и готово!

— Уговор знаешь? — деловито спросил Николай, доставая из кармана большую металлическую ложку.

— Какой уговор? — упавшим голосом спросил Алешка, заметив ухмылки окружающих.

— Недосол на столе… — начал Николай.

— Пересол на спине! — весело закончил Сергей. И, сняв кастрюлю с ящика, шлепнул ладонью по доскам. — Ложись, миленький! Учить будем уму-разуму!

— Может, ребятки, простим на первый раз? — неуверенно предложила Лиза, — Ну что с него взять, коли он ничего не умеет?

— Нельзя! — запротестовал Сергей. У нас — демократия. Да ты, милок, не бойся, — обратился он к Алешке. — Мы ложками учим. Если кто пищу испортил — каждый имеет право потянуть его разок-другой ложкой. Ну, а по какому месту, можешь сам выбирать. Хочешь — по лбу, хочешь — наоборот!

— Я же не знал! — взмолился Алешка, опасливо поглядывая, как Николай медленно похлопывает своей огромной ложкой по ладони.

— Как — не знал? — вскипел Женя. — А когда меня третьего дня лупцевали смеялся?

— Я думал, вы шутите. Я же тебя не бил.

— Это твое дело! — решительно заявил Женя. — Имел полное право бить или не бить! А лично я от своих прав никогда не отказываюсь!

Он тоже взял ложку и так же, как и Николай, нетерпеливо захлопал ею по ладони.

— Ребята, честное слово, я… — начал было Алешка.

— Да что ты — баба? Смотреть противно — презрительно перебил его Николай. — Задрожал! Мы еще никого не убили! Держи! — протянул он Волкову свою ложку. — Начнем по старшинству!

Волков взял ложку, задумчиво посмотрел перепуганного юношу, покачал головой и отдал ложку обратно.

— Ну его! Заплачет еще! И он пошел в палатку.

— Да-а, — задумчиво протянул Сергей, — Испортил ты нам, брат, всю игру. А такая веселая игра была! Я тоже не буду. Ну его к черту!

Он направился к буровой.

Следом отошел и Илья.

— Да постойте, ребята! Чего же вы? — огорчился Женя и стал упрашивать Алешку: — Чудачок! Это же совсем не больно… Ей-богу! Меня знаешь сколько раз учили, и ничего. Вот, пожалуйста, посмотри. Покажи, Коля, — Он повернулся к Николаю и отставил зад.

Николай мрачно посмотрел на него, потом Алешку и, вложив все негодование в этот удар пошел прочь.

Женя содрогнулся, но тут же сделал веселое лицо:

— Ну и все дела! А ты испортил все… Что ж, один-то я, конечно, тоже не стану, — рассудительно продолжал он, — неинтересно. Я всегда, как все, против коллектива — никогда! В общем, зря ты струсил!

Он тоже ушел.

С Алешкой осталась одна Лиза, смотревшая на него с состраданием и жалостью.

И Алешка понял, что случившееся оказалось хуже всякой порки, и горько пожалел об этом. Он хотел уже шмыгнуть в палатку, но Лиза остановила его.

— Что же ты, Ленечка? — страдая за него, спросила она. — Они ведь не по злобе, а так, шутейно… Скучно в степи, вот и удумали забаву…

— Хорошенькая забава бить человека! — неуверенно возразил Алешка.

— Да разве это битье?.. Сколько раз уж так баловались, а чтоб больно — никого не били… Так, спытать тебя хотели, а ты заробел. Теперь они еще хуже смеяться станут…

— Ну и пусть! — угрюмо махнул рукой Алешка. — Они и так все время смеются.

— А ты не поддавайся! Смейся сам. А обижаться на артель нельзя. Один в степи не проживешь. Ах ты, господи! Ну с чего это ты такой пужливый? Небось батька ремнем не так лупцевал?

— Меня никогда не били, — пробормотал он.

— Неужто? — простодушно удивилась Лиза. — Да он что у тебя, профессор?

— Почему профессор? Обыкновенный мастер на заводе.

— Ну и ну! — протянула Лиза, разглядывая его как диковинку. — Ну, а сам-то с мальчишками дрался?

Алешка снова с виноватым лицом покачал головой.

— Господи! — с откровенной жалостью воскликнула толстуха. — И бывают же такие!

Из палатки вышел, жуя на ходу кусок хлеба, Илья.

— Пошли, что ль? Начнем бурить! — бросил он на ходу.

Лиза поколебалась.

— А может, одни пока управитесь? Я бы мигом лапши заварила. Есть-то надо.

— Валяй! — буркнул Илья, покосившись на Алешку.

…Кипит кастрюля над паяльной лампой. Лиза, проворно очищая луковицу, наставляет Алешку:

— В мужике хуже всего жадность да робость. Ежели даже и испугаешься — все одно, виду не подавай, потому что тебе, как мужику, задор от природы положен…

Она покосилась на Алешку, задумчиво сидевшего, обняв колени, возле кастрюли, и неожиданно полюбопытствовала:

— Ну, а девчонок-то хоть бил в школе?

Алешка улыбнулся:

— Н-нет.

Лиза хмыкнула и снова спросила:

— А собак или кошек там всяких?

Алешка пожал плечами и попытался припомнить хоть что-нибудь героическое в этом роде, но так и не вспомнил.

Шла смена. Николай стоял за рычагами станка. Алешка на помосте.

Доставали керн. Свеча, поднятая лебедкой, быстро взвилась вверх. Алешка, придерживая отверстие внизу, чтобы керн не вывалился, должен был оттащить конец в сторону и уложить трубы на землю. Но у него не хватило сил, и труба воткнулась в помост. Он попытался приподнять ее, но не смог.

Николай снова поднял свечу, и снова, когда стал опускать ее, Алешка не удержал конец, и он воткнулся в землю.