Алешкина любовь. Простая история.

Алешка стоял рядом с Зинкой и смотрел на нее. Почувствовав его взгляд, она повернулась к нему и невольно улыбнулась, видно, вспомнив, как Алешка приходил смотреть на нее. Но тут же рассердилась на себя, а вернее, на Алешку, за эту улыбку.

Поезд прошел, шум стал утихать, и только вдалеке маячил красный фонарь на последнем вагоне.

— Ну, что ж, я пойду, — нерешительно промолвил Алешка.

— Иди, — безразлично ответила Зинка.

— А можно… я завтра приду? — с усилием проговорил Алешка.

— Это еще зачем? — удивилась Зинка.

— Ну… так, — вконец смутился Алешка.

— А сегодня ты тоже просто так пришел? — уже с насмешкой спросила Зинка.

Алешка молчал. Зинка подняла фонарь и осветила его лицо. Только мгновение смотрел на нее Алешка, но столько страдания и укора было в этом взгляде, что Зинка почувствовала неуместность насмешки.

— Ну, как хочешь! — буркнула она, отворачиваясь.

— Спасибо! До свиданья! — обрадованный Алешка протянул ей руку.

Зинка молча подала свою. Алешка бережно, как стеклянную, принял ее руку, подержал немного и отпустил.

— До свиданья! — повторил он и зашагал по дороге. Зинка смотрела ему вслед. Неуверенность, сомнение и какое-то беспокойство попеременно появлялись на ее лице.

— Эй! — закричала она вдруг. — А откуда ты ходишь-то?

— С фермы. Колхоза имени Чапаева! — ответил уже почти невидимый Алешка.

На лице Зинки вспыхнуло изумление, она широко открыла глаза и даже шагнула вслед.

Сергей, быстро раздевшись, стал залезать в спальный мешок.

— Что за черт! Откуда вода?

В ответ раздался дружный хохот ребят, уже лежащих в своих мешках.

— Палатка протекла, что ли?

— Повалило ее ветром, когда вы на ферму ходили, — объяснил Женя. — Мы уж тут с Ильей знаешь как намучились, пока поставили.

— Алешки нет еще? — удивился Сергей.

— Гуляет! — вздохнул Аркашка.

— Какой черт тут гулять? Дождь не перестает! — проворчал Сергей, стараясь устроиться как-то поудобней в мокром мешке.

— Вот вам и телок! — задумчиво промолвил Аркашка. — А мы все смеялись…

— А придет — еще посмеемся! — заметил Николай. — Ему больше всех натекло. Только нам не привыкать к сырости, а он — ребенок деликатного воспитания…

Но Алешка шел и как будто не замечал дождя, на лице его застыла мечтательная улыбка…

С этой же улыбкой он подошел к палатке и, только входя, постарался принять невозмутимый вид.

Все сделали вид, что спят, но тихонько следили за ним.

Алешка стряхнул плащ, бросил его в угол и стал раздеваться.

Быстро скинул рубашку, брюки и полез в мешок.

Ребята ждали, затаив дыхание, но… ничего не произошло.

Один за одним они приподымались и смотрели на него.

Алешка лежал на спине, несмотря на холод, высвободив руки из мешка и подложив их под голову. На лице его снова появилась улыбка.

Разочарованные ребята стали укладываться, и только Женя не выдержал:

— Алешка!

— Что?

— Тебе не сыро?

— А что?

— Тут, понимаешь, палатку повалило и дождем все постели залило.

— А-а, да, вроде есть немножко, — равнодушно откликнулся Алешка.

И тогда тихонько засмеялся Аркашка, но смех его явно относился не к Алешке, а к Жене и другим, в том числе и к самому себе…

Окончив работу и переодевшись, Алешка раскладывал спецовку на крыше палатки для просушки.

Сергей и Илья уже стали к станку. Лиза спешила к ним, но, проходя мимо Алешки, остановилась и, окинув его взглядом, спросила почему-то соболезнующим тоном:

— Опять пойдешь?

Алешка кивнул. Лиза, оглянувшись вокруг, поманила его в сторону от палатки.

— Ох, Лешенька! — вздыхая и качая головой, начала она. — Послушай меня. Зря ты туда ходишь. Совсем зря.

— Почему? — невольно спросил несколько оторопевший Алешка.

— А потому! — обрадовано затараторила толстуха. — Совсем непутевая девка оказалась: гордая, упрямая, озорница! Только головы ребятам кружит. А сама смеется над ними!

— Ну и что? — все еще недоумевал Алешка. — Зачем вы мне это говорите?

— Как — что? — возмутилась Лиза. — Ты думаешь, я не знаю! Я вчера все про нее узнала. Кабы она хорошая была — давно бы замуж вышла. Уж сколько народу к ней сваталось! Какие парни ходили — видные, самостоятельные! А она — ни в какую! Рожна ей, видать, какого-то надо! Принца заморского!

Алешка улыбнулся:

— Ну что ж… В этих делах каждый волен выбирать, что ему нравится.

— Ох, Лешенька! Зря! Вот попомни мои слова. Ну куда тебе…

— Ничего, — нахмурился Алешка. — Вы уж за меня, пожалуйста, не беспокойтесь.

И он поспешил отойти от нее.

Снова уходил Алешка на свидание, и снова провожали его глазами товарищи. Но никто уже не позволил себе ни удивления, ни насмешки.

А невозмутимый обычно Волков даже вздохнул:

— Что ж, в его годы отмахать туда да обратно по пятнадцать километров можно. А вот нас с вами навряд ли заманишь такой прогулкой.

— У вас есть семья? — спросил Белогоров вместо ответа.

— Мать… Отец… Я с полем обручился, — пошутил Волков.

— А у меня была, да поле развело, — признался Белогоров.

Волков внимательно посмотрел на него и кивнул.

— С нашим братом это бывает… Я уже сколько раз думал: да ну ее к богу, эту жизнь цыганскую!.. А бросить — не могу. Поначалу-то, признаться, я больше заработком интересовался. Буровики одно время здорово получали. Потом поменьше стали, а я уже все равно не могу без поля… Как весна подходит — тянет, да и все… Ну, просто сил нет дома сидеть…

— Вот и я не смог, — грустно усмехнулся Белогоров. — А хотел. Даже слово дал… Жене. Весна подходит, друзья в поле собираются, а я креплюсь. Потом разъехались все… И вот каждый день мне сны стали сниться — то будто я в Саянах, то в тундре. Я ведь больше на Севере работал. А в степях не бывал. Думаю, неужто никогда не увижу?.. И вот, теперь мой дом опять в поле.

Волков сочувственно положил ему руку на колено.

— Что поделаешь, Георгий Николаевич. У моряков дом — в море. У нашего брата — геолога — в поле. Проживем, как-нибудь, не хуже других. Верно?

— Зачем хуже? Надо лучше, — улыбнулся Белогоров.

Ночь закрыла темным пологом небо, но оставила на закате широкую багряную полоску. Четко вырисовываясь на фоне этой полоски, медленно и словно из-под земли вырастают два силуэта.

Это Алешка и Зинка поднимаются на гребень увала. Оба молчат. Алешка так углубился в какие-то свои мысли, что хотя и бросает время от времени пытливый взгляд на свою спутницу, но совсем не замечает легкой и опасной в таких случаях скуки, которая охватила девушку.

А вернее, он смотрит не столько на Зинку, сколько на ее руку. И вот, наконец, преодолев собственное сопротивление, он осторожно берет девушку за руку и со страхом ждет, что она скажет на это.

Но Зинка, мельком глянув на него, совсем не обратила внимания на такую малость, и снова на лице ее воцарилась скука.

А Алешка все не замечал этого, упиваясь своим маленьким счастьем — ее рукой.

Так подошли они к Зинкиному дому.

— Ну вот и погуляли! — со вздохом облегчения сказала Зинка.

— Да-а, — счастливо протянул Алешка.

Зинка посмотрела на него.

— Ну что ж, коль нечего сказать, и «да» — слово! — насмешливо заметила она.

— Да, — растерянно подтвердил Алешка, не найдя что еще сказать… — Ну, до свиданья… — протянул он руку.

Зинка прислонилась спиной к двери и, склонив голову набок, посмотрела на него.

В глазах ее вдруг появились смешливые искорки.

— Никак не пойму я, что ты за кавалер такой? — лукаво вздохнула она. — Неужели даже на прощанье не поцелуешь?

Алешка заколебался, но только на мгновение. А потом, шагнув к ней, он так трепетно, так почтительно и нежно коснулся губами ее губ, держа руки по швам, что Зинке стало ясно — это первый поцелуй в его жизни.