Страна, желанная сердцу

И на куски порубит.

МЭРИ:

Улыбнется Он,

Я верю, отче, Дверь им распахнет.

Отец ХАРТ:

Лишь павший ангел эту Дверь увидит,

Как сгинет, не стерпев небесного покоя;

Когда же твари в двери к нам стучат,

Кто к ним уйдет – претерпит ту же бурю.

(Тонкая старческая рука является около двери, стучит и делает знаки. Ее прекрасно видно в слабом серебряном свете. МЭРИ подходит к двери и на миг останавливается. МАРТИН занят, наполняя тарелки для отца ХАРТА. БРИДЖЕТ ворошит уголья в очаге).

МЭРИ (подходит к столу):

Снаружи кто-то есть, он поманил меня.

Он руку держит, словно кубок в ней,

И пьет дитя; мне кажется, она

Возжаждала.

(Берет кувшин молока и идет к двери).

Отец ХАРТ:

Ну, может быть, ребенок

Там есть, хотя мы и не видим.

БРИДЖЕТ:

Тогда, святой отец, ее слова верны:

Ведь нет во всем году подобной ночи -

Злой, как сегодняшняя.

МАРТИН:

Но ничто не страшно

Тем, кто священника под крышей приютил.

МЭРИ:

Старушка чудная, в зеленом длинном платье.

БРИДЖЕТ:

Народец добрый просит молока и угольков

На Майский день – и горе тем, кто даст!

Весь год их дому быть под властью темных сил.

МАРТИН:

Цыц, баба, цыц!

БРИДЖЕТ:

Им Мэри молоко носила,

И, чую, зло впустила в мирный дом.

МАРТИН:

И кто она?

МЭРИ:

Лик и язык мне незнакомы.

МАРТИН:

Недавно чужеземцы прибыли ко Кловер Хилл,

Она – одна из них.

БРИДЖЕТ.

Мне страшно, муж.

Отец ХАРТ:

Крест от дверей прогонит зло любое,

Повешенный на них.

МАРТИН:

Садись ко мне, милашка,

Гони от сердца думы недовольства.

Хочу, чтобы ты согрела старость нашу,

Как пламя торфа; а когда умру -

Богаче станешь всех, подумай, дочка,

Ведь я гинеями набил тугие кошели,

Там спрятав, где никто не сыщет их.

БРИДЖЕТ:

Дуреешь ты, красотку лишь увидев,

А я тружусь и мучаюсь, лишь бы моя сноха

Цветные ленты в волосы вплела.

МАРТИН:

Не будь груба. Всем хороша милашка…

Вот масло, под рукою, отче Харт.

Милашка, разве Время, Случай, Рок благой

Не помогли довольно мне и старой Бриджет?

Имеем мы сто акров доброй пашни,

Рука к руке сидим у очага,

Святой отец нас удостоил дружбы,

Я вижу сына взор и взор его жены, -

Поставь тарелку рядом, – вот и он, идет

Единый нам восполнить недостаток -

В вине отличном.

(Входит ШОН).

Ну, повороши очаг,

И торф добавь, чтоб разгорелось ярче;

Смотреть, как дым над очагом взлетает,

Довольство и покой на лицах созерцая -

Вот жизни смак; все мы, пока юны,

Путей взыскуем новых, небывалых,

Но лучше старый добрый путь – через Любовь,

О детях попеченье – до последних дней,

Когда мы скажем Року, Времени и Случаю – прощайте!

(МЭРИ достает кусок торфа из очага и выходит в дверь. ШОН идет за ней и встречает у порога).

ШОН:

Что повлекло тебя наружу, в холод леса?

Мерцает огонек в чащобе меж стволов,

И дрожь наводит он.

МЭРИ:

Забавный старичок

Мне сделал знак, что хочет он огня,

Чтоб трубку распалить.

БРИДЖЕТ:

Огня и молока им дав

В нечистой силы час – ты пригласила,

Все сознавая, зло под мирный кров.

Пред свадьбой ты была ленива и глупа,

Бродила, впутав в волосы цветные ленты;

Сейчас же – отче, мне позвольте все сказать! -

Ты не годишься в жены никому.

ШОН:

Мать, не кричи!

МАРТИН:

Уж слишком ты сурова.

МЭРИ:

Мне горя нет, что этот дом попал,

В котором слышу лишь злословье целый день,

Под власть фей леса…

БРИДЖЕТ:

Ты отлично знаешь,

Что кто зовет по имени лесной народ

И даже говорит о нем открыто -

Накличет беды всех сортов под крышу.

МЭРИ:

Из злого дома унесите, феи!

Мне дайте обрести забытую свободу:

Работать по желанью и по воле отдыхать!

О феи, заберите прочь из мира скуки,

Хочу летать по ветру, вам подобно,

Скакать на гребнях океанского прибоя,

Как пламя, танцевать среди вершин.

Отец ХАРТ:

Сама не знаешь, что сейчас кричишь.

МЭРИ:

Устала

До смерти я от ваших языков!

В одном избыток строгости и скуки,

В другом – избыток опыта и знанья,

А третий жжет сильней, чем воды моря;

Четвертый о пустой любви слова бормочет,

Любовью жалкой вольность отобрал.

(ШОН ведет ее к скамье у двери)

ШОН:

Не обижай меня; ведь я не сплю ночей,

Жалея обо всем, что дух тревожит твой.

Прекрасен лоб твой, белый и высокий,

Под облаком цветов твоих волос!

Присядь ко мне – они все старики,

Они давно забыли, что такое юность.

МЭРИ:

О, ты как дверь, ведущая в наш дом,

А я – как будто бы рябиновая ветвь:

Когда смогу на двери удержаться,

То счастье принести в наш дом сумею.

(Она хочет обнять его, но, стыдливо поглядев на священника, опускает руки).

Отец ХАРТ:

Держись ее, о дочь моя, – любовью

Бог крепит нас к Себе и к очагу,

Хранящему от пропасти вне Божьего покоя,

Огней слепящих и безумия свободы.

ШОН:

Будь мир моим, я всё б тебе отдал,

Не только очагов покой, но даже

Все ослепление свободы и огней,

Желаешь коль его.

МЭРИ:

Взяла б я этот мир,

Чтоб, разломив на тысячу кусков,

С тобою вместе над калекой посмеяться.

ШОН:

Тогда б я создал мир из пламени и рос,

Без строгости, и опыта, и скуки,

Без стариков, тебя терзать готовых,

И увенчал покой недвижный неба

Светильниками – чтобы озарять твой лик.

МЭРИ:

Твой взгляд – вот свет, который мне любезен.

ШОН:

Пусть прежде мошек танец в солнечном луче

И ветерок, подувший на рассвете,

Тебе мечтою легкой наполняли душу, -

Отныне нерушимо клятва свяжет

Сердца – твое, прегордое и хладное, с моим,

Горячим; мы навеки вместе. Небо

Свернется свитком, солнце и луна погаснут,

Но твой пресветлый дух останется с моим.

(Голос поет в лесу)

МАРТИН:

Я слышу пенье. Этот голос – детский.

Поет: "Сердца печали уносятся прочь".

Слова не детские, но сладко как звучат!

Послушайте!