Забытые пьесы 1920-1930-х годов
Забытые пьесы 1920-1930-х годов читать книгу онлайн
Сборник продолжает проект, начатый монографией В. Гудковой «Рождение советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920–1930-х годов» (НЛО, 2008). Избраны драматические тексты, тематический и проблемный репертуар которых, с точки зрения составителя, наиболее репрезентативен для представления об историко-культурной и художественной ситуации упомянутого десятилетия. В пьесах запечатлены сломы ценностных ориентиров российского общества, приводящие к небывалым прежде коллизиям, новым сюжетам и новым героям. Часть пьес печатается впервые, часть пьес, изданных в 1920-е годы малым тиражом, републикуется. Сборник предваряет вступительная статья, рисующая положение дел в отечественной драматургии 1920–1930-х годов. Книга снабжена историко-реальным комментарием, а также содержит информацию об истории создания пьес, их редакциях и вариантах, первых театральных постановках и отзывах критиков, сведения о биографиях авторов.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
МАТЬ. Вспомнишь о матери, сынок.
ОТЕЦ. Э, старуха моя ненаглядная. Дети у нас воспитаны в будущем духе, в гору идут… Не виси у них на ногах… Сама на гору подымайся, на свою…
МАТЬ. В комитете на дню два заседания — вот и вся гора.
ОТЕЦ. Что ж, мы теперь хозяева — нам и в комитетах заседать.
КУЛИК (после раздумья). А здорово я речь сказанул — удивляюсь даже…
На веранду входит ВЕРА.ВЕРА, резко отстранив КУЛИКА, поднявшегося навстречу, молча прошла к столу, села.КУЛИК. Эх, Вера, пролетаешь ты мимо меня светлой точкой без остановки.
ВЕРА. Отстань.
НИНА. Чаю налить?
ВЕРА. Пей сама.
НИНА. Оса укусила?
ВЕРА. Да. (Пауза.) Ты зачем с Рядовым два раза без меня встречалась? Обо мне разговаривали… Насплетничала, что книг я читать не люблю… развития не хватает… легковесная… Отбить намерена? Все узнала, не скроешься. Да-да, весь твой дневник прочла… самое сокровенное.
НИНА. Дневник прочла? Тогда и объяснять нечего, там все ясно написано.
ВЕРА. Ясней некуда! (Виктору.) Ей с Рядовым говорить интереснее, чем с тобой… Да-с, Витенька, очень ты мыслишь неоригинально. О постельных делах много думаешь… И мать вдобавок плохо влияет. То-то Рядовой ко мне холоднее стал. Неинтересно ему со мной, когда рядом умница появилась… Глядишь, и до любви недолго…
НИНА. Полюблю — первая тебе скажу. Без секрета.
МАТЬ. Ах, негодная — признается.
ВЕРА. Рядовой сегодня приедет — все выложу. Пусть выбирает, не нищенка — упрашивать не стану, сама уйду, не больно дорог… да, не больно… (Заплакала.)
МАТЬ. Плачь, доченька, плачь… Не ты одна от нее, подлой, плачешь… (Всхлипнула.) В могилу нас загоняют раньше времени…
ВИКТОР. Ну, полно, полно… Не надо так резко, Нина.
НИНА. Не могу я иначе…
Встала и ушла в дом.ОТЕЦ. Э!.. Нет мира в нашей семье. Нет!
В дверях веранды появилась ГОРЧАКОВА.ГОРЧАКОВА. Нет и не будет.
КУЛИК. А?
Обернулся на голос — увидел ГОРЧАКОВУ. Медленно поднялся со стула… Она пристально смотрит на КУЛИКА. Тот повертелся, хмыкнул, набрал воздуху в грудь и вышел, громко напевая: «Мы красная кавалерия, тара-там-там…»<a name="read_c_310_back" href="#read_c_310" class="note"><sup>{310}</sup></a>ГОРЧАКОВА. Ты удивлен, дорогой друг. А я пришла. Ты аплодировал резолюции, где меня назвали бюрократкой — пусть. Я стремилась выявить скрытую мысль, а мне приписали пристрастность… Я подчиняюсь, признаю ошибку с протоколом и подчиняюсь… Нас рассудит история…
МАТЬ. Чайку, голубушка?
ГОРЧАКОВА. Да. Я еще не ела с утра. Следующей жертвой Ковалевой будешь ты, Виктор, дорогой!
МАТЬ. Вот оно, вот оно…
ВИКТОР. С какой радости?
ГОРЧАКОВА. По ее логике борьбы с неправдой. Сероштанов усиленно собирает материалы. Что-то там о строительстве нового цеха. О перерасходах… Он неоднократно выспрашивал меня — он и сейчас сидит за вычислениями.
ВИКТОР. Но то — Сероштанов.
ГОРЧАКОВА. Ты же знаешь, как он тесно связан с Ниной. Боюсь, чересчур тесно…
ВИКТОР. Ерунда… С такой физиономией. Вера, она о Сероштанове пишет?
ВЕРА. Пишет. «Лицом он не вышел, а душа у него как цветок».
МАТЬ. Ну, не змея она после этого?
ВИКТОР. Так-так… Ерунда… Я ж ей муж все-таки.
МАТЬ. Сто мужей будет, сынок. Одна мать останется.
ОТЕЦ. Что вы, как волки, насели. Смотри, потеряешь Нинушку, Виктор.
МАТЬ. Невелика потеря.
ОТЕЦ. Нинушка жизнь по-своему создает, без обмана, без скрытностей. Мы к этакой жизни не привыкли, мы за ее простотой двойной обман ищем.
МАТЬ. Так и есть.
ОТЕЦ. Нет этого! Слыхала? Полюбит кого — первая скажет, без утайки.
ВИКТОР. Ну, мне от этого не легче.
ВЕРА. Шиш, она отобьет… Не на такую напала! Видали ножку в шелковом чулочке? А выше еще интересней.
МАТЬ. Опусти подол, срамница.
ОТЕЦ. Он сам уйдет, если ты на обман закрутишь. Я есть мастер своего дела, которому республика доверяет, и это есть первая гордость жизни моей. Большое слово — доверие, мы теперь хозяева, мы не можем на обмане дело вести, и Нинушка это лучше вас понимает… Держись за нее, Виктор, не поддавайся.
МАТЬ. Ах ты, правдолюбец божий, сиротский защитник. Да я… погоди, я тебе скажу истину, думала, до смерти не покаюсь, а теперь скажу, без обмана чтобы. Помнишь, тому годов тридцать, хаживал к нам плечистый такой парень, кудрявый… Колотилов Семен, его потом на войну угнали — помнишь? Так я с ним крутила. Потихоньку от тебя крутила. Вот тебе — доверие. Тридцать лет молчала — спокойно жили — стало тебе теперь веселее, правдолюбец? А?
ОТЕЦ (встал). Эх, Лиза… (Пошел к двери.) Я двадцать пять лет об этом знаю да молчу…
Ушел в дом.МАТЬ. Двадцать пять лет… А? Вот какой у меня старик… Ушел. Эх, с сердца зря сорвалось!
ГОРЧАКОВА (Виктору). Ты медлишь, колеблешься… пусть. Когда убедишься сам — позови. Я вернусь и протяну тебе руку.
Сходит с матерью в палисадник.Мы должны обнаружить то, чего не смогли найти в протоколе. Скрытые мысли, письма, записки, разговоры по душам — все ищи, собирай, слушай и приноси мне. Мы схватим ее с той стороны, с какой она меньше всего нас ждет… Должно же где-нибудь прорваться.
МАТЬ. Знаю, Марья Алексеевна… Знаю, что тебе требуется…
В палисадник входят СЕРОШТАНОВ и КУЛИК.КУЛИК (громко). Паша, друг, она ж нам грязные руки совала в глотку. Дышать не давала. Сегодня у нас какое число? Восемнадцатое? Мы до восемнадцатого июля как мертвые жили. А теперь нам смеяться можно…
ГОРЧАКОВА. Не пришлось бы скоро заплакать.
КУЛИК. Разучился… В последний раз плакал, когда мать с печки уронила… Ха-ха-ха…
ГОРЧАКОВА. Я еще скажу свое слово, грязный двурушник!
Хотела пройти в парк, но раздумала и быстро повернула к дому. МАТЬ за ней. Ушли.КУЛИК. Хм!..
ВЕРА (Кулику). Идем! Идем встречать Рядового. Пусть правду знает! Ну? (Схватила за руку.) Нет, сиди… Я одна.
Ушла.КУЛИК (вслед). Опять, значит, страдать без проблеска жизни впереди. Эх… изобресть бы что-нибудь такое, сверхъестественное, чтобы всех разом удивить. Чтобы в «Правде» на первой странице портрет… и она получает газеты, открывает — и ах! «Кого я, дура, отвергла!»
Садится на скамью под верандой, невидимый сверху. Мечтает. На веранду вошла НИНА.
