Солдат Иван Бровкин

— Разве это работа? Ты не машину — землю моешь. Ближе подходи, растяпа!

— Сколько у меня учителей, — сердито бормочет парнишка и передразнивает шофёра: — «Растяпа»… ещё неизвестно, кто растяпа.

Весело смеются расположившиеся неподалеку на завтрак шофёры.

Ваня берёт у парня шланг и, подойдя к грузовикам, лихо начинает мыть колеса.

— Вот это да, — восхищенно говорит шофёр, обращаясь к парнишке. — Учись, недоросток ты непутёвый!

Ваня сердито смотрит на шофёра.

— А ну-ка, отойди, не мешай парню работать!

Шофёр, пожимая плечами, отходит к товарищам, которые подтрунивают над ним.

— Сколько тебе лет? — спрашивает паренька Ваня, продолжая мыть машину.

— Семнадцать.

— Да, брат! — Ваня недовольно морщится. — Трудно тебе будет, до армии ещё целых два года остаётся.

— А добровольцем не возьмут?

— Кому теперь в армии нужны добровольцы? И так многие из призывников остаются за бортом…

— Говорят, тебя тоже называли непутёвым, — смущённо спрашивает паренек.

— Не помню, может, и называли, — нехотя отвечает Ваня и перетаскивает шланг к другому грузовику.

Огромная луна светит над деревней. В голубой ночной дымке блестят железные крыши домов, расположенных вдоль широкой улицы.

Гуляют деревенские парни и девушки. Впереди — Ваня со своей гармошкой.

Знакомая нам девушка с веснушками, поглядывая на Ваню, поёт высоким голосом:

Девушки подпевают хором:

Вдруг запевает девушка с тонкими капризными губами:

Затем запевает Ваня, аккомпанируя себе на гармони:

Девушка подхватывает:

Ваня продолжает:

Девушка заканчивает частушку:

Поют парни:

Девушка с капризными тонкими губами, поглядывая на своего парня, начинает новую частушку:

С ней перекликается веснушчатая девушка:

Парень берёт за руку веснушчатую девушку, и они незаметно сворачивают в сторону.

Впереди всех шествует Ваня и поёт под аккомпанемент своей гармони:

Еще два парня с двумя девушками отстают и скрываются.

Ваня по-прежнему играет, уверенно шагая под звуки гармони. За ним идёт только девушка с тонкими капризными губами со своим парнем.

В доме Коротеевых. За столом сидят Тимофей Кондратьевич, Елизавета Никитична, Самохвалов и Любаша.

Изредка слышны переборы гармони и звонкие девичьи голоса.

Самохвалов, как всегда, пытается философствовать.

— Частушки и всякие песни они, конечно, так сказать, для души, — говорит он. — Но моё мнение такое: музыка идёт от безделья. Кто, я спрашиваю, песни играет и, так сказать, музыки требует? Тот, кто не работает, или тот, кто, извиняюсь, выпивает.

— Здорово ты это придумал, Аполлинарий Петрович! — иронически смеётся Коротеев. — Ты об этом в газету напиши. Может, спасибо скажут.

— Вы всё шутите, Тимофей Кондратьевич, — отвечает Самохвалов и вдруг, словно что-то вспомнив, обращается к Елизавете Никитичне. — Ах, извините, совсем забыл. — Он вынимает из кармана флакон духов и протягивает Елизавете Никитичне. — Прошу вас. От меня, так сказать, презент. Только сегодня из города получил.

— Перестаньте вы меня, Аполлинарий Петрович, задаривать, — отказывается Елизавета Никитична. — У меня этого вашего одеколону и всяких духов столько, что ими только торговать впору.

— Ничего, — улыбается Самохвалов. — Духи и одеколон украшают женщину. — Он кладёт флакон на стол перед Елизаветой Никитичной. Потом, вынув из другого кармана шёлковую косынку, разворачивает её и показывает Коротееву: — Вот тоже сегодня получил. Обратите внимание — целующиеся голубки.

— Ничего, голуби подходящие, — отвечает Коротеев, едва взглянув на косынку.

— Это вам, Любовь Тимофеевна, так сказать, презент. — Самохвалов повязывает косынку безучастно сидящей за столом Любаше. — Просто прелесть, как она вам к лицу, — самодовольно любуясь своим подарком, добавляет он.

С улицы всё ближе доносятся звуки гармони и песня девушки:

Сидящие за столом прислушиваются к песне.

— Хорошо поёт Тоня, душевно поёт, — говорит Коротеев.

— Что-то Вани не слышно, — замечает Елизавета Никитична. — А раньше, бывало, соловьём заливался…

— Остепенился человек, — откликается Коротеев.