Черная тень над моим солнечным завтра

Анна переводит Мак Рэду предложение ямщика.

— Да, да! Перватч — это очень интересно. И согреться хорошо было бы, — радостно соглашается Мак Рэд.

Вскоре тройка останавливается у рубленной русской избы. Украшенные инеем лошадиные головы тянутся к освещенным окнам.

— Здравия желаем! Гостей принимай, Тимофеич! — басит ямщик.

— Милости просим! — приглашает, вышедший на крылечко, бородатый сибиряк.

Мак Рэд войдя в горницу осматривает прекрасной ручной работы резной киот и старинного письма многочисленные иконы

— Это драгоценность! Я бы с удовольствием купил такую вещицу, — говорит он снимающей меха Анне.

— Ах, религия! Это — опиум! — скептически отвечает она.

Инженер глядит на раскрасневшееся лицо своей спутницы.

— Вы, Анна, сегодня особенная… — говорит он.

В углу горницы ямщик беседует с хозяином.

— Угощенье раздобудь! Знатные господа. Он иностранец и видать богатей, — таинственно подняв палец, шепчет ямщик.

— Иностранец? Вот как? А не опасно принимать? Потом скажут — шпион…

— Да нет… он у них на службе… Завод строит… Стол уставлен деревянной резной посудой в старинном русском стиле. Гостям прислуживает дородная девушка с тяжелой русой косой. Тимофеич подымает резную ендову с пенистой брагой.

— Как вас величать — господа, товарищи, аль бары? Выпьем эту чару за здравие живущих и за упокой преставившихся!

Зеркалова очаровательно улыбаясь подымает деревянную чару.

— Грибками закусывайте, солененькими рыжиками! После водки хорошо, — угощает Тимофеич.

— Спасибо. Как живется здесь в тайге? — интересуется Зеркалова.

— Слава Богу, что на отшибе одна одинешенька наша заимка. Поэтому Бог миловал. А в поселке, говорят, всех мужиков в колхоз согнали…

— Вижу кулацкие настроения у тебя проскальзывают, — недовольно замечает гостья.

Тимофеич бережно приносит старинный граммофон с огромной трубой. Истертая пластинка надрываясь шипит:

Какой-то неурочный и запоздалый путник стучится в завьюженное окно. В избу входит обсыпанный снегом бородатый изможденный старик. Он без шапки, в ветхой телогрейке, ватных брюках и истоптанных лаптях.

Тимофеич жестом приглашает его за стол, наливает водки.

— Выпей, странник — человек Божий! Согрейся с дальнего пути.

Старик крестится. Взглянув на гостей, он крякнув пьет.

— Кто это? — спрашивает Мак Рэд.

Зеркалова, удивленно разглядывая, спрашивает старика:

— Кто ты, отец?

— Я был крестьянин. В 1929 году . разорен советской властью, так сказать, ликвидирован, как класс, и сослан в Сибирь на каторгу, — произносит старик. — Когда-то я имел девять десятин земли и хорошее хозяйство. Белая украинская хата, фруктовый сад, пчельник и огород, на котором с утра до ночи трудилась моя семья. Я имел хлеб для себя и отдавал государству, Целыми возами привозил отборную, как золото, пшеницу на элеватор. — Старик глубоко вздыхая после гнетущей паузы, продолжает свой рассказ.

— И вот… Не снилось мне и не гадалось. В темную ночь ко мне примчались несколько чекистов в кожаных куртках. В собственном доме напали они, будто на злодея, раскулачили все имущество, связали старуху, дочь и двух сыновей. В зарешетченных товарных вагонах привезли нас, как нищих, в Сибирь. Мы жили в страшных землянках, имели название не людей, а «спецпереселенцев». Болели и цынгой, и тифом… За восемь лет похоронил я всю свою семью, кроме бежавшего сына и не вмоготу мне стало. Захотелось на старости умереть только на родной украинской земле… Бегу я… Не знаю дойду, аль нет!

— Кто это? — удивленно спрашивает Мак Рэд.

— Это обломок ликвидированного класса. Те, кто упорствовал против мероприятий советской власти. Они не хотели строить новую жизнь и их раздавило колесо истории, — объясняет Зеркалова.

— Наступит время и гнев народный сметет власть сатаны! — произносит старик, встав во весь рост.

— Что говорит этот старик! — интересуется Мак Рэд.

— Он грозит… Но мы коммунисты не суеверны, — смеется Зеркалова.

Старик грозит ей пальцем.

— Смотри, дева! Бог накажет тебя!…

В горницу входит облепленный снегом ямщик.

— Вьюга — зги не видать! Буран разыгрался не на шутку. Принимай, Тимофеич, на ночлег.

— Если не побрезгаете чистой горницей, — предлагает Тимофеич.

— Ехать сейчас опасно — решает Анна.

Старик, прощаясь, крестится.

— Благодарю Всевышнему и хозяину! Я пойду.

— Куда ты, в такую непогодь, — спрашивает Тимофеич, — оставайся чай до утра то!?

— Нет, нет… За мной наверно идет погоня, Я слышал лай собак. — произносит старик, открывая дверь. Ветер развевает его седые волосы.

Мак Рэд и Зеркалова одни в светлице.

— Анна! Какой счастливый случай! Я рад, что я встретил вас — идеальную женщину будущего коммунистического общества. Именно такой я представлял свою избранницу. Я не нашел такой, как вы, на своей родине, — восторженно говорит Мак Рэд.

— Неужели у вас в Америке »нет жены, невесты или любимой девушки?

— Представьте себе, нет. Я видел немало красивых женщин, но, они удивительно бессодержательны, пусты и поэтому никогда не увлекали меня.

— Я не вполне верю мужчинам. Они всегда так говорят, находясь, вдали от дома — кокетливо шутит Зеркалова.

— Видите ли, я человек идеи… Брак и семья в буржуазном обществе строится не по любви. Неравные браки типичны для буржуазного общества. Несчастье супружеских пар ведет за собой взаимную ненависть.

— И вы боялись, чтобы ваша супруга из ненависти не совершила против вас преступления? — игриво улыбаясь спрашивает собеседница.

— Хотя бы…

— Поэтому вы решили ждать до коммунизма, когда семья не будет обузой, ибо воспитанием детей будет заниматься государство?

— Анна! Мы связаны общностью наших идей и душ. Физически мы представляем гармоничную пару… Я прошу вас доверить мне свою судьбу. Согласились бы вы быть моей женой? — страстно спрашивает Мак Рэд.

— О, мистер Мак Рэд! Искренно ли вы это говорите?

— Я говорю голосом моего рассудка и сердца. Отвечайте же, Анна!

— Я тоже люблю вас. Вы энергичный мужчина. Но формальный брак? Это очень сложный вопрос. Вы иностранец, а я не могу покинуть своей родины. Кроме того я не знаю, как на это посмотрит партия?

— Неужели партия может вмешиваться в интимные дела своих членов? — удивлен Мак Рэд.

— Для коммунистов не может быть каких либо интимных дел и тайн перед своей партией.

— Я не знал этого.

— У меня возникла идея! — прижмурив глаза и сверкая ослепительными зубами, заинтриговывающе произносит Зеркалова. На ее щеках появляются обворожительные ямочки, которые волнуют Мак Рэда.

— Какая? — нетерпеливо спрашивает он.

— Слушайте, Дуглас! Я расскажу вам одну короткую историю. Один мой знакомый, по национальности монгол, сумел сделать головокружительную карьеру, поступив в Коммунистический университет народов Востока. Теперь он занимает в Коминтерне ответственнейший пост и руководит делами всех стран с населением родственным монгольской расе. Он более всесилен, чем лхасский Далай-Лама.

— Это интересно… Однако, Анна, поймите, я люблю вас! Люблю!

— Дорогой, Мак! Все это возможно, если вы будете послушным мальчиком. Поступайте учиться в Коммунистический Университет. Через пару лет вы сделаете блестящую карьеру. Вы талантливый организатор и способный писатель-социолог. Только вам на мой взгляд необходимо еще немного подучиться. Штудируйте Марка, Энгельса и в.особенности изучайте новейших марксистов Ленина и Сталина. Изучайте их по первоисточникам. Я научу вас русскому языку и мы вместе будем заниматься…

— О, Анна, вы гениальны и так начитаны! Вы цитируете на память Гегеля, Маркса и Ленина.

— Нам нужны кадры… И когда вы получите заграничную командировку, я с удовольствием буду сопровождать вас. Мне очень хотелось бы посмотреть заграницу.