Легенды о доне Хуане (Жуане). Дон Жуан на сцене

 Воспитывайте мысли, как детей

 Воспитывает опытная няня:

 До той поры питайте мысль душой,

 Пока не станет мудрой и большой,

 Способной на великие деянья,

 Способной в жизни доброе творить,

 Другие мысли

 В людях породить.

 Ещё скажу,

 Без страха впасть в ошибку:

 Без мысли зрелой наше чувство зыбко,

 В нём стержня нет,

 Как в молодой траве,

 Сникающей по ветру то и дело.

 Когда-то голова служила телу,

 А нынче тело служит голове.

 Забыла голова, вскружась по чину,

 Рожденья своего

 Первопричину.

 К несчастью

 Кибернетика сама

 Несёт конец развитию ума,

 Даёт предел достигнутым вершинам.

 Настанут дни, мы будем тосковать

 О том, чтобы самим помозговать,

 А не бежать с вопросами к машинам.

 И мой Жуан решил,

 Чтоб мысль возвысить,

 Всё передумать,

 Всё переосмыслить.

 “Зачем я лгу?

 Зачем я фордыбачу?

 Зачем же сердце от себя я прячу?

 Какое счастье женщину любить,

 Когда она тебя страстями полнит!

 И если моё тело её помнит,

 То как же голове моей забыть?”

 Так думал он не раз,

 И всё сначала

 Меж тем в душе

 Назойливей звучало:

    “Долго ждать не могу,

    Помани — прибегу

    И опять постучусь в твои двери.

    Скажешь, будто ждала,

    Будто верной была,

    Я и лжи твоей подлой поверю.

    Даже то не зачту,

    Что увидел не ту,

    С синевою опущенных век,

    И прощу, что с тобой

    Оставался другой,—

    Знать, такой на земле человек!

    Не аукай — ау! —

    Прибежать не могу,

    Не могу в твою дверь постучаться,

    Но как призрак в ночах,

    Со слезой на очах

    Буду, буду к тебе я являться...”

 Вдруг звякнул ключ.

 Жуан многострадальный

 Успел прервать мотив сентиментальный,

 Встать у стены с руками за спиной,

 Но надзиратель, кажется, не строгий,

 Не поднял из-за песенки тревоги,

 А лишь кивнул на дверь:

 — Иди со мной. —

 И повели певца куда-то спешно,

 Не в студию грамзаписи, конечно.

 Его вели на новый, и всерьёз

 Стажёром подготовленный, допрос,

 Отложенный так надолго, вестимо,

 Из-за незнанья службы и семьи,

 Из недостатка разных справок и

 Плохой речеспособности Вадима.

 Хоть речь уже и удалось поправить,

 Зато куда-то подевалась память.

 Помог стажёру,

 Дело полиставший,

 На вид ленивый следователь старший,

 Не Шерлок Хомс, на выдумки не резв,

 На фото глядя, раззевался даже.

 — Лицом-то, как пьянчуга, изукрашен,

 А вот глазами... А глазами — трезв!..

 Не говорю, что случай эпохальный,

 Но, юный друг мой,

 Явно не банальный.

 И появились у Жуана в деле

 Бумаги в новом, так сказать, прицеле:

 Здесь были показанья разных лиц,

 Свидетельства врачей,

 В соседстве близком

 Записка Ады с донжуанским списком,

 Представить только, в несколько страниц.

 Вот так солгавший — да не будет ложен! —

 Как дикий зверь,

 Был фактами обложен.

 Жуан жалел,

 Что шаг излишне скор,

 Что не длинен служебный коридор,

 А то бы шёл и шёл до дальней дали,

 Вдыхая тонкий аромат духов,

 Когда легко, как бабочки лугов,

 Девчата в мини-юбочках порхали,

 Осуществляя связь между пороком...

 Простите,

 Между дьяволом и богом.

 Стажёр-очкарь,

 Надежда института,

 Свои психологические путы

 Сплёл заново и переплёл аркан.

 С улыбкою далекого значенья

 По имени назвал без усеченья:

 — Входите и садитесь, Дон-Жуан!.. —

 Жуан вначале несколько опешил,

 Но общий добрый тон

 Его утешил.

 Ещё сказал стажёр,

 Но без улыбки:

 — Вас в карцер посадили по ошибке,

 Вы не картёжник, согласитесь — нет,

 У вас другие страсти и призванья... —

 Стажёр ошеломлял Жуана знаньем,

 Внушал, что на событья пролит свет,

 Что обнаружены меж ними связи,

 Что нечто есть

 Особое в запасе...

 — А вы обманщик! —

 И взмахнул арканом. —

 В тот мрачный вечер

 Не были вы пьяным,

 Что, кстати, усугубило б вину,

 А если вы в тот вечер трезвым были,

 Тогда зачем себя оговорили? —

 И повертел записочку одну.

 Жуан упал бы, если бы не крепко

 Привинченная к полу табуретка.

 — Тут анонимка. Видели?

 — Да, видел.

 — В ней про обиду; кто же вас обидел?

 — Безделица!

 — Безделкам счет иной,

 Для следствия безделиц не бывает,

 А главное, и время совпадает...

 Нет, вам пооткровенней бы со мной! —

 Жуан и сам дорос за время это

 До полной откровенности поэта.

 — Ну, хорошо! —

 Заговорил он чётко. —

 Моей обиде не страшна решетка.

 В любви я самолюбья не скрывал,

 Но женщина, как ни дурна собою,

 В моих глазах не может быть плохою,

 Коль я её хоть раз поцеловал.

 Прошу учесть, что ни к добру, ни к худу

 Имён я женских

 Называть не буду.

 История любви,

 Почти былинной,

 Стажёру показалась длинной-длинной,

 Но страстную не прерывал он речь,

 В душе благословляя случай этот,

 Родивший, как он думал, новый метод:

 Сначала удлинить, потом отсечь.

 Жуан, казалось, нёс

 И всё заметней

 Какие-то мистические бредни.

 Стажёр всё слушал,

 А когда дослушал,

 Ещё одну ошибку обнаружил:

 “Что отпустил Вадима, это срам!”

 Боясь огласки,

 Тот, как мать велела

 Не возбуждать против Жуана дела,

 Спеша уехать, показал, что сам

 В случайной драке, будучи не старым,

 Ответил на удар

 Своим ударом.

 Суд близился.

 Ни при какой беде

 Я прежде не участвовал в суде,

 Хоть равнодушных и судил стихами,

 Оспаривал трусливый тезис их:

 Мол, не корите никогда других,

 Да некоримы будете и сами.

 Мне, осуждавшему ненарочито,

 На этот раз

 Милей была защита.

 Должно быть, потому

 В момент потребный,

 Когда назначен был процесс судебный,

 Определён и день, и время дня,

 Когда об этом цех предупредили,

 На цеховом собранье утвердили

 Общественным защитником меня.

 Все знали, что годами, а не днями

 Мы были закадычными друзьями.

 О, Русские Слова,

 В них свет и тьма,

 Их родила История сама,

 Доверила с конями русским людям,

 Чтобы во многих смыслах не блуждать:

 Как, например, “судить” и “рассуждать”,

 И “рассудить”...

 Да мы всё время судим!

 Но слово “суд” при всяком разговоре

 Уже томит предощущеньем горя.

 Лишь только я ступил

 В судейский зал,

 Так силу слова этого познал.

 Жуан сидел в особой загородке,

 А около стояли с двух сторон

 Два стража, представляющих закон,

 Хоть вид его был виновато кроткий.

 На перегляд, возникший между нами,