Нюрнберг. Скамья подсудимых (СИ)

ЛОРЕНС: Суд приступит к допросу свидетеля Паулюса после перерыва.

Полумрак, звук печатающей машинки. В луче света — Джексон.

ДЖЕКСОН: Русские преподнесли нам сюрприз! Как волнуются судьи! Высокий американец Биддл, крупный, похожий на моржа француз де Вабр. Невозмутим в своём интеллигентском пенсне только русский судья Никитченко. Он был председателем на первом заседании трибунала. Европейская пресса называет его судьёй-убийцей. В тридцатые годы Никитченко приговорил к расстрелу Зиновьева, Каменева. Сталин послал его в Нюрнберг, чтобы унизить западное судопроизводство. Парадокс, но Никитченко, пожалуй, самый объективный судья на процессе!.. (Пауза.) Открывается тяжёлая дубовая дверь, вводят высокого человека в штатском костюме. Тишина. Щёлкают фотовспышки, жужжат кинокамеры. Внешне Паулюс спокоен. Геринг вскакивает со скамьи подсудимых и орёт на Паулюса. Кейтель и Йодль от страха едва не сели на пол. Общий шум, крики! Через пару минут — тишина. «Клянусь говорить правду и только правду!» — говорит Паулюс…

Полумрак, звук печатающей машинки. В луче света — Руденко.

РУДЕНКО: Страшен Нюрнберг, голодный, опозоренный. В барах объявления: «Немцам вход воспрещён». На улице играет шарманка. Американские солдаты торгуют пенициллином, калеки в мундирах вермахта — краденым. По приказу Эйзенхауэра немцы получают продуктовые карточки, предъявив использованный билет на просмотр документального фильма о зверствах нацистов в концлагерях. Выходить на улицу одному опасно, особенно, как стемнеет…

Три удара гонга. Зал заседаний. Джексон допрашивает Шахта.

ДЖЕКСОН: Подсудимый Шахт, во время захвата власти нацистами вы были одним из первых банкиров Германии. В тридцать втором году именно вы принуждали канцлера фон Папена отказаться от должности в пользу Гитлера?

ШАХТ: Не помню.

ДЖЕКСОН: Вы говорили, что человек, получивший столько голосов на выборах в Рейхстаг, станет канцлером, это неизбежно.

ШАХТ: Я говорил?.. Рано или поздно он победит, победит и без нас, но его победа должна стать нашей. Твёрдая рука — вот чего не хватает Германии! У него, как и у многих из нас, нет экономической программы. Но где вы найдёте такую программу, с которой бы согласились сорок миллионов человек? Крупп, Шредер, промышленники, банкиры подписали письмо к Гинденбургу с призывом избрать Гитлера канцлером.

ДЖЕКСОН: Подсудимый Шахт, вы не ответили на вопрос. Я повторяю, почему Гитлер назначил именно вас президентом Рейхсбанка?

ШАХТ: Меня уже допрашивали на эту тему.

ДЖЕКСОН: Связано ли это с выборами Гитлера? Это вы обеспечивали Гитлера финансами? Вам понятен вопрос?

ШАХТ: Геринг уверял промышленников, что если на выборах победит Гитлер, то эти выборы станут последними на ближайшие десять лет, а то и на все сто.

ДЖЕКСОН: Возглавляя Рейхсбанк, вы знали, какие суммы идут на вооружение армии?

ШАХТ: Если вы хотите судить…

ДЖЕКСОН: Знали или нет?

ШАХТ: Если вы хотите судить промышленников…

ДЖЕКСОН: Тех, кто способствовал вооружению Германии!

ШАХТ: Тогда вы должны судить и американских промышленников. Заводы «Опель» принадлежали «Дженерал Моторс», и эти заводы работали на войну.

ЛОРЕНС: Я лишу вас слова, Шахт!

ДЖЕКСОН: Получала ли нацистская верхушка финансовую выгоду от режима? (Листает бумаги.) Доктор Лей — миллион марок, Риббентроп — два миллиона, Кейтель — миллион, Ламмерс — шестьсот тысяч. И это только за один год! Вы порвали с Гитлером только тогда, когда германская армия стала отступать, не так ли? Вам нечего сказать?.. Господин председатель, у меня нет вопросов к подсудимому…

В камеру Геринга входит лейтенант Уиллис.

УИЛЛИС: Вы сегодня не обедали, сэр.

ГЕРИНГ: Я на диете.

Уиллис передаёт Герингу трубку и квадратную зажигалку.

ГЕРИНГ: Вы курите, лейтенант?

УИЛЛИС: Не часто.

ГЕРИНГ: Балуетесь сигаретами? Трубка — это да! (Раскуривает трубку, любуется зажигалкой). Моя любимая зажигалка! Обратите внимание: с одной стороны — свастика, с другой — мои инициалы! Надо уметь предаваться слабостям и порокам, друг мой. Что это за жизнь — дышать еле-еле! Держите! (Бросает Уиллису зажигалку). Лейтенант, рейхсмаршал дарит вам свою зажигалку!

УИЛЛИС: Спасибо, сэр, но нам нельзя.

ГЕРИНГ: Можно. Я могу написать заявление о том, что дарю вам свою зажигалку.

УИЛЛИС: Я не забуду этого.

ГЕРИНГ: Я знаю, лейтенант, знаю. Садитесь. Джек, как вас обычно называют друзья?

УИЛЛИС: Друзья? Тэкс.

ГЕРИНГ: Я бросаю курить, Тэкс. Не в первый раз бросаю, но теперь уже навсегда. Знаете, Тэкс, мне порядком надоел этот цирк! Неужели кто-то ждал от нас раскаяния, покаяния? Наша ставка на скачках не выиграла, пришло время платить — только и всего!.. Я спросил главного прокурора трибунала генерала Тэйлора, где он взял цифру в шесть миллионов погибших евреев. Он ответил, что из показаний генерала СС Олендорфа. Скажите мне, как отличить партизан от мирных жителей, если партизаны часто сами убивали тех, кто отказывался помогать им? Мы отвечали террором на террор. Сталин не подписал документы Гаагской и Женевской конвенций, которые, кстати, не защищают гражданских лиц, ведущих боевые действия или саботаж против регулярной армии. Мы могли расстреливать партизан на месте, без суда!

УИЛЛИС: Так, может, и нам расстрелять вас без суда?

ГЕРИНГ: Сделайте одолжение!

УИЛЛИС: Я знаю, чего вы боитесь, рейхсмаршал. Вы боитесь позора. На суде вы прячете глаза за тёмными очками. Но я видел ваши глаза, когда русские допрашивали свидетеля из Ленинграда. Этот священник рассказывал о том, как во время блокады люди умирали сотнями, тысячами, как русские не могли ни отпеть их, ни похоронить.

ГЕРИНГ: Коммунисты в Бога не верят.

УИЛЛИС: А вы? В кого вы верите?

ГЕРИНГ: Мне всегда нравились такие противники, как вы. Мы не смогли поставить мир на колени. Посмотрим, что получится у вас или у русских.

УИЛЛИС: Разве обязательно кто-то должен ставить мир на колени?

ГЕРИНГ: Тогда вставай на колени сам!..

Три удара молотка. Из темноты выходят Лоренс и Руденко.

ЛОРЕНС: Подсудимый Геринг, ваш допрос продолжен без участия журналистов, в закрытом режиме.

РУДЕНКО: Из представленных суду немецких документов видно, что граждане оккупированных территорий отправлялись в Германию насильственно. Их собирали путём облавы на улицах, в кино, их отправляли в эшелонах под военной охраной. За отказ ехать в Германию мирное население расстреливали.

ГЕРИНГ: Я бы хотел увидеть эти документы.

РУДЕНКО: Вы их не видели раньше?

ГЕРИНГ: Я прошу, чтобы мне дали посмотреть на них сейчас.

ЛОРЕНС: Вам передадут эти документы.

РУДЕНКО: Вам был известен приказ Гитлера об уничтожении тридцати миллионов славян?

ЛОРЕНС: Подсудимый, вам понятен вопрос?

ГЕРИНГ: В сорок первом году? Это был не приказ. Это была речь фюрера.

РУДЕНКО: Известен ли вам приказ об уничтожении Ленинграда, Москвы и других городов Советского Союза?

ГЕРИНГ: В моём присутствии об уничтожении Ленинграда говорилось в том смысле, что, если финны получат Ленинград, то они не будут нуждаться в таком большом городе. Об уничтожении Москвы я ничего не знаю.

ЛОРЕНС: Вы уверены?

ГЕРИНГ: Абсолютно.

РУДЕНКО: Вам предъявляли протокольную запись от шестнадцатого июля 1941 года. На этом совещании вы присутствовали.