Теоретические основы квалификации преступлений

Р.А. Сабитов выделяет следующие правила квалификации преступлений: 1) в зависимости от того, к какому элементу состава преступления они относятся (по объекту, объективной стороне, субъективной стороне, субъекту преступления); 2) от количества квалифицируемых деяний (правила квалификации единичного преступления и множества преступлений); 3) в зависимости от специфических форм преступной деятельности (неоконченной преступной деятельности; преступлений, совершенных в соучастии; множества преступлений) [71]. Обращает на себя внимание, что Р.А. Сабитов относит множество преступлений как к количеству квалифицируемых деяний, так и к специфическим формам преступной деятельности, что нарушает единство критериев классификации правил. В литературе, посвященной теории квалификации преступлений [72], фактически выделяются общие правила квалификации преступлений, т. е. правила, относящиеся к оценке отдельного оконченного преступления, совершенного одним лицом, и специальные правила квалификации неоконченных преступлений, преступлений, совершенных в соучастии, множественности преступлений, правил квалификации при конкуренции уголовно-правовых норм, правил, используемых при изменении квалификации преступлений [73].

Классификация правил квалификации преступлений на общие и специальные представляется в наибольшей мере соответствующей как общей теории уголовного права, так и общей теории квалификации преступлений.

При применении уголовного закона, одним из этапов которого является квалификация преступлений, используются уголовно-правовые презумпции, под которыми понимаются положения, признаваемые истинными, пока не доказано обратное [74]. Характерной особенностью презумпций является прямое или косвенное закрепление их в нормах права. Их применение основывается на предположении о наличии или отсутствии определенных фактов, которые основаны на связи предполагаемых фактов с наличными фактами, исходя из предшествующего опыта [75]. Так, презумпция знания уголовного закона состоит в том, что действующее уголовное законодательство исходит из бесспорности знания гражданами уголовно-правовых запретов исходя из факта его опубликования. Предполагается, что, если закон надлежащим образом опубликован, его положения всем известны. Это предположение представляется истинным, пока не доказано обратное, предположим в случае, если лицо находилось длительное время в экспедиции вне связи с внешним миром и не имело возможности получить информацию об изменении закона. К презумпциям можно отнести также осознание лицом, достигшим возраста уголовной ответственности, общественной опасности своего поведения (ст. 20, 25, 26 УК), вменяемости лица, совершившего Преступление к состоянии физиологического или наркотического опьянения (ст. 23 УК), и др.

Любой закон, в том числе уголовный, формален. Любые процессы и результаты деятельности правоприменителя должны соответствующим образом оформляться. Оцениваемое преступное поведение и состав преступления нужно как-то обозначить. Для решения этой задачи используются знаки, под которыми понимают чувственно воспринимаемые материальные объекты. Применительно к квалификации преступлений к таким знакам относятся обозначения пунктов и частей статей, номера самих статей уголовного закона, слова «кража», «убийство» и т. п., словосочетания «преступное сообщество (преступная организация)», «покушение на преступление» и др. [76]. Порядок и последовательность фиксации результата квалификации посредством знакового отражения тождества признаков оцениваемого поведения с признаками состава конкретного преступления закон не определяет. Имеются лишь отдельные указания в уголовном законе (ч. 3 ст. 29 и ч. 3 ст. 34 УК) на необходимость ссылки на ст. 30 и 33 УК, а также частные требования уголовно-процессуального законодательства обозначать в ряде процессуальных документов пункт, часть, статью УК, предусматривающую ответственность за конкретное преступление (ст. 146, 171, 220, 225, 308 УПК РФ). Обязательным является также письменное указание на избранные при решении уголовного дела конкретные отягчающие и смягчающие обстоятельства. Правила символической записи квалификации преступлений сводятся к следующим: в приведенном ниже порядке указываются (при их наличии) такие элементы: номер части ст. 30 УК; обозначающий вид неоконченного преступления и (или) номер части ст. 33 УК, обозначающей вид соучастника (кроме исполнителя); пункт(ы), часть, статья уголовного закона; наименование уголовного закона (УК РСФСР, УК РФ); атрибуты закона, который ввел данную статью в уголовный закон; атрибуты закона, изменившего редакцию статьи [77].

При применении знаковой фиксации квалификации преступлений частым является использование юридических фикций. Фикция — намеренно созданное измышленное положение, построение, не соответствующее действительности, и обычно используемое с какой-нибудь определенной целью [78]. Так, если лицо, пытающееся похитить из аптечного склада наркотикосодержащие препараты, фактически похищает лекарства, которые не содержат наркотических веществ, налицо ошибка в объекте. При подобного рода ошибке преступление должно квалифицироваться в соответствии с направленностью умысла виновного, однако объекту, охватываемому умыслом виновного, фактически ущерб не причинен. «Чтобы привести в соответствие эти два факта (направленность умысла и причинение вреда не тому объекту, на которое субъективно было направлено посягательство), при квалификации преступления используется юридическая фикция (курсив мой. — А.К.). Преступление, которое по своему фактическому содержанию было доведено до конца, оценивается как покушение на намеченный виновным объект (применительно к описанным выше обстоятельствам — как покушение на хищение наркотических средств)» [79]. Юридические фикции достаточно широко распространены при квалификации преступлений. Приведем несколько примеров. Они применяются, например, при квалификации неоконченной преступной деятельности. Так, если некто А хотел убить некоего Б, но причинил ему лишь тяжкий вред здоровью, необходима квалификация в соответствии с направленностью умысла как покушение на убийство (ч. 3 ст. 30, ч. 1 ст. 105 УК), в то время как объективно наступившим последствием является тяжкий вред здоровью.

Если некто А хотел убить некоего Б, но промахнулся и попал в некоего В, необходима квалификация как покушение на убийство и неосторожное причинение смерти (ч. 3 ст. 30, ч. 1 ст. 105, ч. 1 ст. 109 УК). В данном случае фактически причинена смерть одному человеку, в квалификации же используется две статьи, последствием которых является наступление смерти (отклонение действия).

Примером применения юридических фикций является также правило квалификации в случае ошибки в развитии причинной связи. Так, некто А хотел убить некоего Б ножом, ударил его и, думая, что Б умер, сбросил в реку с целью сокрытия следов преступления. При расследовании причин наступления смерти и проведении экспертизы было установлено, что в легких потерпевшего находилась вода, и, соответственно, он не умер от удара его ножом, а был жив во время попадания в воду. Смерть же была причинена не теми действиями, которыми ее желал причинить виновный (не ударом ножом), а наступила в результате утопления. В таком случае необходима квалификация деяний виновного как покушение на убийство и по совокупности как неосторожное причинение смерти — ч. 3 ст. 30, ч. 1 ст. 105, ст. 109 УК.

Фикции используются для обеспечения формальной определенности права, для обеспечения соответствия знаковой фиксации квалификации правилам квалификации преступлений.