Проблемы квалификации преступлений: Лекции по спецкурсу «Основы квалификации преступлений»

Наибольшая потребность в толковании возникает при квалификации составов с оценочными признаками (см. гл. III). УК нередко прибегает к конструкции диспозиций с примерным перечнем тех или иных признаков составов, чаще объективных элементов — ущерба, предмета, способа. Тогда употребляются слова «иные», «другие». Эти условно оценочные признаки толкуются тогда по грамматическому смыслу этих слов как равнозначные или близкие по содержанию, которые перечислены конкретно. Такой прием законодательной техники применяется, когда нельзя единым термином охватить все многообразие признаков составов. Например, регистрация незаконных сделок с землей квалифицируется по ст. 176, если эти действия совершены «из корыстной или иной личной заинтересованности». Аналогично описана мотивация злоупотребления служебными полномочиями (ст. 285). Мотивация этих и подобных преступлений многообразна. «Личная заинтересованность» — понятие емкое, и его потребуется правоприменителю в каждом конкретном деле толковать. По содержанию она близка к корыстной, однако не связана с получением прямых материальных выгод.

Последние годы неуголовно-правовые законодательные акты стали содержать толкование терминов для целей их применения. Хотя они не обращены к УК, при толковании последнего представляется допустимым ими пользоваться. Так, в «Положении об установлении мер по недопущению возникновения конфликта интересов в отношении должностных лиц федеральных органов и исполнительной власти, вовлеченных в процесс регулирования, контроля и надзора в сфере обязательного пенсионного страхования, должностных лиц Пенсионного фонда Российской Федерации и членов Общественного совета по инвестированию средств пенсионных накоплений», утвержденном Правительством РФ 2 марта 2006 г. предложено следующее определение личной выгоды. Это выгода, не являющаяся материальной выгодой, выразившаяся в достижении лицом очевидных личных целей, даже если такая выгода не привела к получению материальной выгоды. «Не являются личной выгодой повышение по службе и объявление благодарности» [132].

10 марта 2006 г. вступил в силу ФЗ «О противодействии терроризму». Статья 3 формулирует основные понятия «терроризм», «террористическая деятельность». Это легальное толкование, обладающее силой закона. Для квалификации террористического акта по ст. 205 УК надлежит использовать понятия «террористическая деятельность» и «террористический акт». Понятие же «терроризм» в данном законе не совпадает с УК, и его надо толковать шире, чем в Кодексе. «Терроризм, — говорится в ч. 1 ФЗ, — идеология насилия и практика воздействия на принятие решения органами государственной власти, органами местного самоуправления или международными организациями, связанные с устрашением населения и (или) иными формами противоправных насильственных действий». Идеология, понятно, не может преследоваться юридическими санкциями.

И опять недостатки законотворчества создают условия для квалификационных ошибок, требуя толкования, которое тоже чревато разночтением. Статью 205 УК в новой редакции сформулировал ФЗ «О противодействии терроризму» от 10 марта 2006 г. Закон № 153-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с принятием Федерального закона “О ратификации Конвенции Совета Европы и предупреждении терроризма” и Федерального закона “О противодействии терроризму”» вступил в законную силу 29 июля 2006 г. Какой закон применять, если террористический акт совершен в период от 10 марта до 29 июля? И можно ли признавать норму о преступлении действующей до включения ее в УК?

На последний вопрос ответ отрицательный. До включения в УК уголовно-правовая норма, сконструированная в каком-либо вступившем в силу ФЗ, считается не действующей. В связи с этим в названный период от марта по июль 2006 г. действует ст. 205 в прежней редакции. Новая редакция потребует толкования на предмет действия ст. 10 УК об обратной силе уголовного закона. Она криминализировала террористический акт, совершенный в целях воздействия на принятие решений международными организациями. Слова об органах власти и таких организациях поставлены во множественном числе. Это создает очередной огрех законодательства. Во всех статьях УК должно употребляться единственное число имен существительных. Иначе проблему квалификации: сколько должно быть органов власти и международных организаций, в отношений которых совершен террористический акт, трудно решить. Криминализация деяний, устанавливающая уголовную ответственность, не имеет обратной силы и потому не участвует в квалификации преступлений.

Требует толкования в связи с ФЗ № 153-ФЗ ст. 42 УК «Исполнение приказа или распоряжения». Она не уточняет признаков субъекта, отдавшего приказ или распоряжение. Названный ФЗ предписывает ограничительное ее применение. Пункт «б» ст. 16 «О федеральной службе безопасности» теперь устанавливает: «При исполнении служебных обязанностей военнослужащие органов федеральной службы безопасности подчиняются только непосредственному и прямому начальнику. При получении в ходе исполнения служебных обязанностей приказа или распоряжения, противоречащих федеральному закону, военнослужащие органов федеральной службы безопасности должны руководствоваться федеральным законом».

Решение правильное. Хотя доказательства обоснованности выбора поведения исполнителя приказа потребуются серьезные. В антитеррористической обстановке, предоставляющей секунды для такого выбора, вполне допустимо добросовестное заблуждение. При уяснении ст. 42 УК применительно к служащим органов федеральной службы безопасности следует теперь толковать ее ограничительно.

По способу (методу) толкования в теории права называют до семи его видов [133]. Для квалификации преступлений наиболее востребованы языковый, логический и систематический методы толкования.

Неопределенность уголовно-правовой терминологии может рассматриваться как нарушение конституционных прав граждан. Так, КС РФ в постановлении от 27 мая 2003 г. по делу о проверке конституционности положений ст. 199 Уголовного кодекса РФ в связи с жалобами граждан П.Н. Белецкого и других на неопределенность ст. 199 УК РФ (уклонение от уплаты налогов и (или) сборов с организации), что влечет нарушение их конституционных прав. В силу конституционного принципа равенства всех перед законом и судом (ч. 1 ст. 19 Конституции РФ) запреты и иные установления, закрепляемые в законе, должны быть определенными, ясными, недвусмысленными. Неопределенность содержания правовой нормы допускает возможность неограниченного усмотрения в процессе правоприменения и тем самым — нарушения принципа равенства, а также принципа верховенства закона.

Заявители усмотрели неопределенность ст. 199 УК в словах «уклонение от уплаты налогов иным способом» (в ред. ФЗ от 25 июня 1998 г.). Конституционный Суд правильно отметил, что оценка степени определенности содержащихся в законе понятий должна осуществляться исходя не только из самого текста закона, используемых формулировок, но и из их места в системе нормативных предписаний. Термин «уклонение» указывает на определенную цель деяния — избежать уплаты законно установленных налогов. Следовательно, состав предполагает именно прямой умысел.

Конституционный Суд признал толкование состава уклонения от уплаты налогов с организаций по ст. 199 УК противоречащим Конституции РФ «поскольку названное положение по своему конституционно-правовому смыслу в системе действующих правовых норм предусматривает уголовную ответственность лишь за такие деяния, которые совершаются умышленно и направлены непосредственно на избежание уплаты законно установленного налога в нарушение закрепленных в налоговом законодательстве правил» [134]. Применив логическое и систематическое толкование, Конституционный Суд правильно уточнил форму вины — умысел в составах уклонения от уплаты налогов, и одновременно он разрешил коллизию между Налоговым и Уголовным кодексами. Налоговый кодекс допускает при квалификации налогового правонарушения вину как в форме умысла, так и неосторожность (ст. 110 НК РФ).