Судебные речи

И тем не менее задача эта достаточно тяжела, как тяжелы, а порой даже кошмарны те воспоминания, которые возбудил в нашем сознании этот процесс, явившийся отзвуком постигшего нашу республику два года тому назад страшного бедствия.

Это бедствие поразило сотни тысяч крестьянских хозяйств, поставленных под угрозу разорения, и миллионы людей, поставленных лицом к лицу с голодной смертью. Вся страна тогда поднялась на борьбу с этим страшным врагом — с недородом, занесшим свою костлявую руку над людьми и полями, выжженными безжалостным солнцем. Это был страшный бой, и страна наша, страна рабочих и крестьян, хозяев молодой республики победила. Голод был сломлен.

Миллионы наших братьев были спасены.

Сила организованности и братской солидарности сломила силу смерти, восторжествовала над ней. Но раны, нанесенные этим бедствием нашей стране, кровоточили; требовалась длительная и упорная работа по ликвидации последствий недорода, сильно пошатнувшего благосостояние крестьянского хозяйства. Ведь убыль одних только лошадей достигла громадных размеров. В ряде губерний считается от 60 до 70 % этой гибели. Астраханская, Самарская, Саратовская, Уральская и целый ряд других губерний дали приблизительно тот же самый процент гибели лошадей. Для восстановления крестьянских хозяйств только в одной Саратовской губернии нужно 22 тысячи голов. Чтобы удовлетворить нужды пострадавших от недорода хозяйств Татарской республики, нужно приблизительно 65 500 лошадей, а это составляет значительный процент всего конского поголовья республики. В Челябинской губернии гибель скота достигла тех же самых размеров.

Вот почему созданная ВЦИК комиссия помощи голодающим не могла не поставить перед собой в качестве одной из важнейших и первоочереднейших своих задач заботу о восстановлении конского поголовья. В этих целях при комиссии помощи голодающим была организована секция по спасению животноводства. Тогда же, а именно 28 июля 1921 года, была организована и так называемая чрезвычайная комиссия по эвакуации и закупке скота в голодающих губерниях Поволжья. Эта комиссия чрезвычайная, ей дается исключительное задание. Я не думаю, что было бы преувеличением сказать, что то задание, которое стояло перед чрезвычайной комиссией по закупке и эвакуации скота из голодающих губерний Поволжья, было нисколько не менее ответственным, чем основная задача, стоявшая перед ЦК помощи голодающим Составлен был план вывоза в трехмесячный срок 40 тысяч голов скота, отпущены были деньги.

Все, кто могли, должны были прийти и пришли на помощь для решения этой задачи: НКПС, НКВод, НКЗ, все сосредоточили на ней свое основное внимание — одни вагонами, другие фуражом и зерном, но каждый стремился, отвечая требованиям дня, помочь чрезвычайной комиссии в осуществлении возложенной на нее великой миссии.

Нужно было собрать аппарат, нужно было организовать людей. Подсудимый Топильский здесь говорил: «Не купцы нужны были, не торговцы нужны были, нужны были организаторы». Этих организаторов должна была найти и нашла чрезвычайная комиссия по спасению животноводства в нашей республике. И был организован аппарат силами лиц, стоящих во главе этой комиссии: подсудимым Топильским и подсудимым Позигуном организуется аппарат… Но что это за «аппарат»? Это не советский аппарат, а слетевшееся на наживу воронье. «Ворон к ворону летит, ворон ворону кричит: ворон, где б нам пообедать…». Вот как организовывался аппарат спасения животноводства в республике. Вороны слетелись, и каждый думает о том, где бы пообедать… Один за другим сюда слетаются эти черные вороны, — больше того, хищники, стервятники.

Посмотрите, как составлялся этот аппарат, как подбирался этот аппарат. Вот Теплов, уполномоченный по Симбирской губернии Кто он такой? В 45 лет он записался в коммунистическую партию, а до того он был арендатором виноградного сада, маленьким виноградным помещиком и управляющим рыбными промыслами. Ничего общего с пролетарской средой он, конечно, не имел и, пролезши в партию, остался таким же хозяйчиком, как был и до того. Я вернусь потом к подробной характеристике Теплова и остальных подсудимых. Сейчас я называю их, чтобы показать, как сколотился и из кого составлялся этот аппарат, которому была поручена величайшая в истории по ответственности задача.

Вот Ширяев, эсер, максималист, прошедший тюрьму, побывавший в 1918 году на фронте, куда он ездил якобы в целях борьбы с меньшевиками и правыми эсерами, и кончивший лошадиным барышничеством, в котором он сам сознался. Он из этой же вороньей породы и прилетел сюда потому, что здесь можно было лошадку купить, можно было на людском горе заработать. Или Тимашкевич, этот шоколадный кавалер, который, идя к следователю, не забывал по дороге зайти к его супруге, которая его когда-то пожалела и обедом перед арестом угостила, правда, очень скромным обедом из вареной картошки, хотя с бокалом вина, вероятно случайно оказавшегося в буфете. Этот «шоколадный человек», что он общего имеет с общественными задачами, стоявшими перед комиссией, как он мог вести свою работу иначе, чем он ее вел, окунувшись с головой в знаменитые операции с мануфактурой, в результате которых он присвоил 29 ящиков ниток? Или Рождественский, заместитель начальника конного фонда, которого здесь очень хорошо аттестовали в своих показаниях другие подсудимые, ездивший, как оказалось, в Симбирскую губернию для того, чтобы высмотреть себе лошадку, и присмотревший прекрасную «Арагву».

Вот еще одна «общественная» фигура, тоже прошедшая перед судом. Это — Лаврухин, человек с большим прошлым и с известным в буржуазных кругах именем, один из тех, которые когда-то претендовали быть представителями русского общества, будучи, в действительности, лишь представителями кадетско-народнической интеллигенции. Вы видели, как вчера он беспомощно путался в этих «лошадиных» объяснениях по поводу несчастной расписки на 800 миллионов рублей, как маленький школьник, пойманный на очень дурной проказе. Топильский говорил, что, подбирая аппарат, он людей приглашал из «общества», общественных деятелей, людей, всем известных или с солидными партийными рекомендациями. Очень может быть, что у друзей Топильского была не одна, а даже несколько рекомендаций, но это нисколько не меняет того безобразного, преступного положения, которое характеризует это дело. Мы знаем, как это воронье умело обскакать самого авторитетного человека, так обскакать и обвести вокруг пальца, что только диву даешься. Общественные деятели, которых набирал Топильский: Ширяев, Теплов, Тимашкевич, Рождественский, — барышники, которые как будто совсем забыли, в какое время они работали, какие задачи стояли перед ними, куда они были посланы. Перед ними стояли великие и благородные задачи. Но они пришли на это дело не во имя этих задач, а как крестоносцы средневековья, чтобы пограбить и потешить свою плоть.

Они пришли на это дело как стяжатели для барыша, для личных выгод. На голоде, болезнях, смерти и разрушении они «зарабатывали», уводя в свои конюшни из голодного Поволжья по статному жеребцу, а то и по два. Это не общественные деятели, как их торжественно называл Топильский, а организованная шайка, как более метко и правильно охарактеризовал эту компанию Бендер. Итак, аппарат организован, люди подобраны. Пойдем дальше. Нужно установить условия работы, выработать организационные формы. И вот начинается выработка организационных форм. Посмотрим, в чем заключалась эта выработка организационных форм и что это были за формы. Я прошу вас припомнить показания подсудимого Топильского, откровенно рассказывавшего, как собирались компетентные в «сих делах» люди, «специалисты» по взяткам, и обсуждали, как лучше и безопаснее повести это «дело». Он вам говорил о семнадцати учреждениях, через которые должны были проходить всякие разрешения, какая в этих учреждениях была волокита, как нужно было преодолевать эту волокиту и добиваться благоприятных «заключений», смазывая, ублажая, проталкивая, воздействуя, так Что никак нельзя было обойтись без «накладных расходов».