Непереводимое в переводе

Дело обстоит просто, если термин в ИЯ имеет экви­валент в ПЯ. А когда эквивалента нет?

Ученого, для которого делается перевод, в н а у ч -ной литературе не устроит «дерево с белыми души­стыми цветками и черными ягодами»; ему нужны не де­финиция или толкование, а точный термин, а еще луч­ше— латинское название. Так что выбор у переводчика небольшой: нужен термин; либо он заимствует его — обычно из ИЯ (транскрипция), либо «сочиняет» свой (калька, неологизм, составной термин и др.), либо обще­языковой единице присваивает статус термина.

В художественном переводе возможности шире. Основная тенденция здесь в общем та же —придер­живаться терминологических аналогов, но отнюдь не всегда и отнюдь не во что бы то ни стало. Если, скажем, черемуха фигурирует не в речи ботаника, то в болгарской

'Чаковский  А.  У нас уже утро. Воронеж: Воронежск. обл  кн-во, 1950, с. 230.

279

переводе ее вполне можно заменить по «поэтическому об~ разу» более близкой читателю «вишней» — например, в «весеннем» тексте (см. ч. I, гл. 7). Допустимость таких отступлений от фактологической точности объясняется различием в средствах выражения между, например, рассказом и научной статьей: в последней термин — как бы определенная величина в алгебраическом уравнении, а в первом — цвет, штрих, аромат, звучащая струна ху­дожественного образа. Поэтому и «точность» термина не одна и та же в обоих случаях. Если при переводе дис­сертации наименование одной детали ло ошибке заменить другой, то это испортит перевод; а в романе хорошо проду­манная замена такого рода может быть для адекватно­го перевода обязательной. Так, если плашки в «Двенад­цати стульях» И. Ильфа и Е. Петрова (допустим, пере­водчик не нашел эквивалента) переделать на другой сле­сарный инструмент, текст не пострадает, лишь бы этот «неверный» термин был снабжен верными для него тех­ническими параметрами: плашки в романе— деталь, нужная автору исключительно для характеристики «слесаря-интеллигента» Полесова; такую же роль сы­грает и любой инструмент, лишь бы он не был слишком простым — иначе пропадет чудная фраза о том, что Еле­на Станиславовна имела «о плашках в три восьмых дюй­ма такое же представление, какое имеет о сельском хо­зяйстве слушательница хореографических курсов имени Леонардо да Винчи» ¹.

При переводе художественного текста, в отличие от научного, допустимы и другие трансформации: не грех иногда видовое понятие заменить родовым, написав, на­пример, лодка вместо ялика, или гички, или даже шлюп­ки; возможны описательный перевод — общеязыковая единица вместо терминологической, приблизительная за­мена синонимом и даже нулевой перевод. И здесь, как в отношении реалий, выбор подходящего приема перево­да зависит от семантической значимости термина, от его «освещенности» в тексте (ср. ч. I, гл. 6). Но в основном зтот выбор, как в отношении любого лексического сред­ства, определяется контекстом и, в частности, стилисти­ческой ролью термина. Как правило, при отсутствии в ПЯ термина-эквивалента наименее желательны те приемы, которые присущи терминологическому переводу. Введе­ние в художественный текст нового, не существующего в

'Ильф  И.,  П е т р о в Е.   12 стульев. М.: Худож. лит., 1975, с. 60. 280

соответствующей отрасли науки на ПЯ термина,—дело весьма рискованное. Словотворчество в области терми­нологии следовало бы предоставить специалистам — научным работникам в сотрудничестве с филологами, а переводчику беллетристики можно посоветовать прибе­гать к нему лишь в крайних случаях и непременно с бла­гословения специалистов.

Говоря о стилистической функции термина и терми­нологической или профессиональной речи в художествен­ной литературе, нужно указать и на использование тер­мина писателем в качестве элемента речевой характери­стики. Вот образец речи капитана Катля (из «Домби и сына»), наставляющего Роба: «...через двадцать четыре часа после моего исчезновения ступай на Бриг-Плейс и насвистывай эту вот песенку около моей старой при­стани [бывшей квартиры].. Если я тебе отвечу тою же песенкой, ты, приятель, отчаливай [уходи] и возвра­щайся через двадцать четыре часа; если я отвечу другой песенкой, уклонись от прямого курса [отой­ди в сторону] и держись на расстоянии..» ' (Разрядка наша — авт.) Употребленный в своем прямом значении, термин исполняет вместе с тем и стилистическую функ­цию, причем характеризуя героя не только с чисто про­фессиональной стороны, но и в отношении тех или иных качеств, а нередко и в комическом освещении (Чехов, Диккенс). Невежды-дантисты у Чехова жонглируют уче­ными словами тракция, козья ножка, ключ, комбинируя их с общеупотребительными словами и просторечием: «..сделаю тракцию и начну зуб тянуть..» («Общее образо­вание») ², «..Раз плюнуть... Десну подрезать только... тракцию сделать по вертикальной оси... и все...» («Хи­рургия») ³; не может не вызвать улыбки это «раз плю­нуть» или «без понятия нельзя» в одном ряду с хирур­гическим инструментарием, так же как и совершенно серьезное сочетание ангела с... фрахтом — торговым и морским термином — в реплике Катля у Диккенса: «...вы знакомы с англом, и ангел вас зафрахтовал»⁴.

Перевод такого текста требует тщательного сохране­ния не столько терминологии, сколько этого контраста,

¹ Диккенс,    Чарльз. Собр. соч. в 30-ти томах. Т. 14. М.: Гос. изд-во худ. лит-ры, 1959, с. 26—27.

² Чех о в А. П. Собр. соч. Т. 3, с. 256. 'Чехов А. П. Собр. соч. Т. 2, с. 260. ⁴ Диккенс, Чарльз. Собр. соч. Т. 14, с. 33.

281

10-747

'-"чего можно добиться опять-таки путем введения терми-

- нов-эквивалентов.

В прямой речи часто встречаются не отдельные тер­мины, а куски терминологического текста, имитирующие

-«профессиональный    язык», и    еще чаще — устойчивые

-обороты, относящиеся по своему происхождению к той или иной области науки, но получившие впоследствии

-переносные значения. В виде ФЕ они вошли в общели­тературный язык, но, подобранные автором с учетом их

-первоначального      значения — внутренней      формы — и

-сконцентрированные в репликах данного персонажа, они выдают в нем моряка, техника, бухгалтера и т. п. Описан­ный Чеховым сторож Игнат («Белолобый»), который «должно быть, раньше служил в механиках», употребляет по отношению к себе и своей собаке типичные для желез­нодорожника выражения: «Стоп, машина!», «полный

-ход!», «задний ход!»; а «иногда он пел и при этом сильно 'шатался и часто падал... и кричал: «Сошел с рельсов!»; у

-глупой собаки, по его словам, «пружина в мозгу лопну-'ла»; «рано еще вставать», — говорит он ночующему у не­го страннику, «давай спать полным ходом...» ¹. В речи капитана Катля изобилуют морские выражения: «повер­ни на три румба», «держись носом против ветра», «сесть на мель» и «сняться с мели», «взять на буксир» и «брать на абордаж»; капитан не выходит из дому, а «снимается с якоря», не направляется куда-либо, а «берет курс», «держит курс», «меняет курс»; чтобы побеседовать с ми­стером Домби, он собирается подойти к нему «борт о борт» и т. д. Все это ФЕ, вошедшие в общелитературный .язык, но здесь, соседствуя с морскими терминами и сло-

-вами корабельного быта — у бравого капитана не комна­та, а каюта, где не моют пол, а «драят палубу», — они приобретают черты «оживших» метафор: сквозь идиома­тические значения просвечивает образ, на котором по­строена идиома.

Такое употребление «профессионального языка» уже может существенно затруднить переводчика: необходим не только термин-эквивалент и не просто удачное со­ответствие некоего фразеологического сочетания (в ином тексте хороший перевод можно обеспечить при помощи ФЕ, построенной и на основе совсем другого образа) — здесь приходится добиваться соответствия по обеим ли­ниям: терминологической и фразеологической; найти