Русская проза рубежа ХХ–XXI веков: учебное пособие

Объясняются чудеса диковинного мира с помощью цитат из дневника Нэда Гамильтона: «Мне удалось загнать негодяя на окраину некогда великой империи, теперь это угасающее место… Воздух напоен серой, воды рек ядовиты, земля отравлена, кругом опасные машины, что-нибудь постоянно взрывается, рушится, идет под откос, свирепствуют неизлечимые болезни. Люди истерзаны бедностью и задушены налогами, власть продажна, преступность безнаказанна, церковь не имеет духовной силы. Этот мир подобен полуразложившемуся трупу, пожирающему остатки собственной плоти… »

Ожидание героя не может быть обмануто, поэтому благородный рыцарь возвращается к своей возлюбленной. Такова специфика массовой литературы – любой предугадываемый сюжетный ход следует прояснить, «разжевать». Отсюда и клишированность описаний: «Китайская медвежуть из ленточек и чашечек.»; «Карлик страдальчески закатил глаза, теперь божок ни за что не будет делиться с ним долгоиграющей мужской силой».

Некоторая стилизация, использование элементов высокой и низкой лексики необходимы автору, чтобы различить речь героя из разных миров, Подобные свойства, нарочитая семантическая бледность, отсутствие оригинальных сюжетов, собственных изобразительных средств [34] выводят фантастику в разряд массовой литературы, предназначенной для однократного употребления. Подобную жвачку заглатывают, но качество пищи не всегда оказывается доброкачественным, последствия обязательно проявятся. Кроме того, подобные произведения невольно отражают определенный уровень читателей – фантастика часто воспринимается как юношеское чтение.

Популярность отдельных авторов объясняется прежде всего умением придумать необычную ситуацию, интересный поворот сюжета, ввести необычные словечки, характеризующие будущее. Насыщенность повествования подобными приемами можно встретить, например, у В. Головачева (Василий Васильевич, р. 1948), в произведениях которого часто описываются предметы обихода и вооружения людей из иных миров. Они одеваются в уник – «универсальный компьютеризированный костюм, способный принимать любую форму», пользуются «тахис-каналами» («тахис-тунелями»).

Характеристика героев зависит от той роли, которую они выполняют в тексте. Отметим схематизм их изображения: они напоминают персонажей компьютерной игры – динамично двигаются, совершают множество действий, но ничем не проявляют себя в личной жизни. Их отношения плоски, стандартны, стереотипны. Поэтому часто встречаются штампы, клишированные выражения типа «лицо побледнело, потом жарко вспыхнуло». Трудно называть авторскими определения такого рода: «интершизики», «хомо-мыслящий-разумный-твердотопливный мутант» (в дальнейшем он именуется для краткости «хмырем»).

Один из критиков написал об «Избавителе» (2002): «Настоящий, образцовый Головачев, с обязательными словосокращениями, аббревиатурами, с обилием заглавных букв, с разрядкой (что превращает любое обычное слово в тайное и знаковое), с таким же обязательным офицером спецназа в качестве главного героя, с Дуггуром и Уицраором» (В. Владимирский). Добавим, что герои В. Головачева наделяются сверхъестественными способностями: ясновидением, особой физической выносливостью и силой.

Определенная заданность, стереотипность описаний обуславливается спецификой формы, где ассоциативные связи и логика поведения героев предопределены изначально. Отсюда и характерные пояснения: например, в его уник был встроен импульсный аннигилятор «шукра». Получается понятный кодированный текст, ориентированный на определенного читателя.

Если сравнить произведения современного писателя с классическими текстами, скажем, во многом повлиявшими на отечественного писателя произведениями А. Азимова, Р. Бредбери, С. Лема, то окажется, что в них, кроме чисто информативных подробностей, описаний разнообразных технических новинок, мы также встречаемся с определенной философией, стремлением признанных авторов создать собственную систему взаимоотношений и нравственных канонов.

В. Головачев на первый план выдвигает действие, сюжетную интригу, некоторые придуманные автором технические новинки привлекают внимание читателя. Таково описание способа модулирования объема тела (рассказ «Волейбол-3000») или объяснение принципов действия виомфанта, искусственного интеллекта третьего поколения. Но многие из заложенных идей остаются нераскрытыми. Так, в упомянутом рассказе остались нереализованными идея спасения и образ Спасателя.

Авторские наблюдения в произведениях В. Головачева отличаются стереотипностью: «По древним понятиям дурак – просветленнейший человек, не пользующийся умом, – сказал Будимир извиняющимся тоном. – Если разобрать это слово, то получится «д» – данный, «ур» – свет, «ра» – солнце, «к» – принадлежащий к чему бы либо».

Анализируя особенности развития данного направления, отметим проникновение фантастических элементов в другие жанры. Прежде всего используются фантастическое допущение, отдельные фантастические мотивы. Так, в рассказе Т. Толстой «Чистый лист» (1984) создается фантастическая ситуация, в качестве героя выведен сочинитель баллад, фактический неудачник с тонкой лирической организацией, Игнатьев. Он собирается удалить «живое» (душу). Ситуация отчасти (интертекстуально) напоминает концовку романа – антиутопии Е. Замятина «Мы», где герой теряет склонность к фантазированию.

Изменившееся состояние героя Т. Толстая показывает посредством изменения портретной характеристики. Вначале он «жалкий, с бегающим взглядом блондин, грызущий ногти, откусывающий заусеницы, сутулящийся», а потом «некто белокурый, надменный, идущий напролом». Перемены в главном герое отражены и через речь, она теперь изобилует разговорными выражениями: «Ну, ты, шеф, даешь! Я в отпаде. Не споткнись, когда к бабам пойдешь».

Интересный вариант использования фантастического допущения предлагает М. Веллер (Михаил Иосифович, р. 1948), творчество которого условно можно отнести к фантастике. В одной из своих ранних вещей, повести «Транспортировка»

(1983) он описывает ситуацию, когда его герои попадают в антиутопию, данную в их же сценарии. И в дальнейшем М. Веллер использует фантастическое допущение, условность для создания фантастической ситуации. Не случайно и появление в его прозе супергероя («Приключения майора Звягина», 1991).

Свои последние тексты он называет в стилистике фантастического допущения: «Легенды Невского проспекта», «Легенды Арбата». Городская проблематика, мистический образ Петербурга навевают авторские вымыслы. Перспективность обращения к городу как особому механизму подтверждают тексты В. Панова и Р. Рахматуллина.

Обобщим сказанное. Фантастическое направление включает в себя разнообразные течения, поскольку содержанием его становятся самые разные проблемы. Отсюда и широкое использование авторами традиционных мотивов и сюжетных схем: от мирового фольклора до произведений классики и текстов фантастов – предшественников в данной области.

Выделение того или иного течения внутри фантастического направления иногда оказывается достаточно условным. Ряд авторов не относят себя ни к одному течению, просто создают отдельные произведения в форме утопии, фэнтези, романа (юмористического, психологического, социального), сериала, «космической оперы», боевика, детектива, «твердой фантастики», киберпанка. Собственно коммерческие жанры формы – мистика, хорроу (ужастики), триллеры, фантастический боевик – не рассматривались в настоящей главе как малохудожественные формы.

Существование разных форм внутри одного тематического направления позволяет говорить о метажанре. Некоторые формы являются общелитературными, следовательно, в них сочетаются общие и «фантастические» признаки. Контаминационный характер обусловлен и тем, что новый этап развития отечественной фантастики пришелся на время становления постмодернизма и был также связан с экспериментом и поиском новых форм.

Сюжетные и образные переклички обусловливают стандартизированность, повторяемость конструкций. Авторское начало проявляется чаще всего на уровне организации сюжета, усиления динамики повествования и в особом внимании к стилю. Стремясь к созданию собственной манеры, писатели используют разнообразные языковые формы, соединяя и книжную речь, и просторечие, и разговорные конструкции. В последнее время стилевые поиски стали вестись более свободно, возможно, эта особенность связана с ослаблением повествовательности и усилением динамики действия за счет большей разговорности и диалогических конструкций.