Различия в степени вокализованности сонорных и их роль в противопоставлении центральных и периферийн

Центральные говоры, в своем ядре — наследники говоров Ростово-Суздальской земли, характеризуются в работах К. В. Горшковой как говоры в фонетическом строе по-преимуществу консонантные, с максимальным количеством (как и в литературном языке) согласных фонем. В формировании их системы важную роль сыграло раннее развитие категории твердости-мягкости согласных, последовательно реализуется оппозиция по звонкости-глухости. Существенно и то, что согласные в них утратили лабиовелярность.

В противовес этому в говорах северо-восточной периферии (современных Вологодских) — наследниках Новгородских — эти консонантные признаки оказались не такими продуктивными. Здесь до сих пор фиксируется меньшее число согласных, парных по твердости-мягкости (и меньшее число соответствующих сильных позиций), отсутствуют полная соотносительность у согласных, парных по глухости-звонкости. Согласные сохраняют лабиовелярность.

Эти явления в области консонантизма центральных и периферийных говоров находятся в закономерных связях с их вокализмом. В центральных говорах развилось противопоставление гласных по лабиализованности-нелабиализованности (что реализовалось в переходе [е] > [о] перед твердыми согласными) и были утрачены гласные средне-верхнего подъема ([е̂] и [о̂]). В противоположность этому в архаических системах говоров современной северо-восточной периферии до сих пор (в разной мере) сохраняются прежние отношения [9].

Эти положения работ К. В. Горшковой, касающиеся лингвистической сущности противопоставления центральных и периферийных говоров, развиваются и подтверждаются с привлечением новых материалов в работах С. М. Треблер (см. сн. 8). Важно в ее исследованиях то, что периферийные говоры она рассматривает не только на материале говоров северного типа (непосредственно исследуется говор Харовского р‑на Вологодской обл.), но привлекает и их западных представителей. В качестве последних в работах С. М. Треблер детально анализируются говоры Рязанского ареала, говоры так называемой Рязанской Мещеры, мнение о западном происхождении которых, высказывавшееся ранее [10], достаточно обосновано. Устанавливается их принципиальная близость с говорами северной территории по тем признакам, которые были уже намечены в работах К. В. Горшковой, — меньшая фонологическая развитость консонантных противопоставлений с сопутствующими явлениями вокализма (наличием гласных фонем средне-верхнего подъема, непереход [е] > [о]). Достоверность выводов о близости говоров северной и западной периферии, а также и о противопоставленности их говорам центрального типа значительно усиливается благодаря привлечению данных фонетистов-эксперименталистов (С. С. Высотского, А. М. Кузнецовой, Р. Ф. Пауфошимы) о различиях в артикуляционных базах этих двух типов говоров: 1) преобладании апикального и какуминального способов артикуляции взрывных согласных и однородности гласных в периферийных говорах; 2) дорсальной артикуляции согласных и дифтонгоидности гласных — в центральных. Привлечение к изучению периферийных говоров западной разновидности, как и анализ западных изоглосс (причем не только в пределах территории распространения русского языка, но и в Белоруссии, и на Украине), дало основание С. М. Треблер выводы о лингвистической сущности изученных систем, противопоставленных центральным, экстраполировать на все периферийные. Само же различие периферийных и центральных систем в историческом плане трактуется Треблер как «широкое противопоставление восточнославянских говоров в направлении с запада на восток» (автореферат, с. 22). Архаичность черт, свойственных периферийным говорам, позволяет С. М. Треблер и их наиболее симптоматичную черту — наличие согласных неполного смягчения — расценивать также, как архаизм, свидетельствующий о непоследовательности смягчения полумягких согласных в восточнославянских диалектах [11]. Факты неполного смягчения согласных в периферийных русских говорах ставятся при этом в прямую связь с соответствующими явлениями украинского языка и белорусских говоров.

Итак выводы разных исследователей смыкаются и дополняют друг друга. Постепенно стало вырисовываться не только внутреннее единство периферийных говоров, бывшее неясным еще в 60‑х годах, но и намечаются линии, по которым эти говоры противопоставляются говорам центра. Становится все более очевидным по преимуществу архаический характер тех черт, которыми в выявленном противопоставлении характеризуются периферийные говоры, их связь с общевосточнославянским (древнерусским) состоянием. Черты же, специфические для центральных говоров, в этой оппозиции предстают как новообразования, возникшие в свое время в восточной части восточнославянской территории — бывшей окраине славянского мира. Связь с важнейшими глубинными процессами, имевшими некогда место в восточнославянской языковой области, как раз и определяет важность обнаруженного в 60‑е годы диалектного противопоставления, ставшего известным как противопоставление центра и периферии на территории древнейшей русской колонизации.

Несмотря на значительность уже достигнутого в области изучения этой своеобразной по форме своего проявления дихотомии диалектных систем, представляется, что многие вопросы, относящиеся к этой проблематике, в частности лингвистическая специфика периферийных говоров, еще только начала изучаться и обнаружены еще далеко не все явления, по которым эти говоры противопоставлены центральным. Эти исследования должны быть продолжены, причем не только в области фонетики, которой до сих пор ограничивались наблюдения, но и на других уровнях языка.

Можно указать одно из возможных направлений в дальнейшем изучении выявленного диалектного противопоставления, опираясь на результаты уже проделанной русскими диалектологами в этой области работы. В трудах К. В. Горшковой уже подчеркивалось, что падение редуцированных вызвало в фонологической системе русского языка тенденции развития, толкавшие ее на путь консонантизации. Исторически сложилось так, что эти тенденции наиболее полно стали осуществляться в говорах Ростово-Суздальской земли и прилегающих к ней с юга землях. Они широко отразились и в говорах Московского типа, на базе которых формировался русский литературный язык [12]. Главным звеном в развитии этих тенденций было формирование фонологической корреляции твердых и мягких согласных [13], определившее в свою очередь особенности в развитии вокализма, — его подчиненность, обусловленность консонантным окружением.

Отметим, что в концепции Горшковой—Треблер упор делается именно на относительную развитость консонантных признаков в противопоставлении центральных и периферийных говоров. Если же намеченную линию противопоставления представить в полном объеме, имея в виду более общую оппозицию вокальность ~ консонантность, то следует признать, что ее второй полюс — вокальность недостаточно использован для относительной характеристики говоров [14]. Ведь в изложенной концепции периферийные говоры по существу характеризуются не как более вокальные, а как менее консонантные. До сих пор общность периферийных говоров удалось показать лишь на примере вологодских говоров и говоров Рязанской Мещеры, ярче других демонстрирующих как раз слабую выраженность консонантных признаков. Между тем более полное выявление именно вокальных признаков периферийных говоров позволило бы значительно отчетливее показать их единство, которое явно нуждается в более убедительном подтверждении.

Это можно сделать, если в качестве показателя большей вокальности периферийных говоров учитывать не только наличие двух лишних гласных фонем — ‹е̂› и ‹о̂› (которые, кстати говоря в современных говорах представлены очень непоследовательно — в особенности — ‹о̂›), но и другие признаки, реализующиеся в их фонетической системе.