Мир человека в слове Древней Руси

В древнерусских текстах соединение степеней близости происходит по другим линиям: «Ужики же и друзи твои» (Кирил. Тур., с. 26), «друзи мои и ближники» (Хож. игум. Даниил., с. 24), сочетания другъ и ближикъ, ближние и любимые очень распространены, и для них характерно то, что понятие ближнего возводится на уровень «друга», не «родича». Происходит это постепенно, по-разному, возможно, в частности, временное возвращение к прошлому: в выражении «да отпустяться грѣси родителма и ближнимъ моимъ» (Патерик, с. 4) явно просматривается такое отношение к ближнему, какое свойственно было временам князя Игоря. Ближние — только родственники и друзья еще и для Даниила Заточника в конце XII в.; «друзи же мои и ближнии мои, и тии отвръгошася мене», — говорит он, повторяя (и неоднократно), что прежде, чем жениться, следует «спрошатися зъ ближними своими» (Дан. Заточник, с. 19).

«Ближики» всегда свои, мои, наши, они никогда не могут быть «чужими». Ближний, как более общее название, может употребляться и при обозначении более отдаленных отношений, во всяком случае, при противопоставлении дальним: «Яко и ближнии мои стыдяться мною, яко же чюжь быхъ», — говорит Кирилл Туровский (Кирил. Тур., с. 37—38); также и господь озаряет «своею благостью далнимъ же и ближнимъ» (Жит. Авр. Смол., с. 17), и т. д. Нет еще четкой разницы между близким и ближним, но уже ясно, что вместо прежнего различающего их признака по родству, по искренности приходит признак новый — размещение в пространстве, по месту: кто ближе к тебе, тот и близок. «И събравъ дружину свою, близкы» (Флавий, с. 216) — с полным правом переводчик уточняет здесь понятие о дружине, упоминая о самых близких предводителю людях. Счастье подобно стрелку — говорит переводчик афоризмов «Пчелы», — иногда попадает в нас, иногда же — в ближайшего соседа («овогда же на прилежащая ближняя», с. 177). Хорошо известны слова киевского князя Святослава, который разгневался на Всеволода Большое Гнездо: «Кто ми ближни — тотъ добръ!» (Ипат. лет., л. 216, 1180 г.) — только тот и хорош, кто близок. Такое расширительное представление о близости отношения, а не родства развивалось и дальше: «Възлюби ближняго своего, яко и самъ ся — не иже есть по роду ближнии, нъ всякого живущаго въ вѣрѣ христовѣ» (Прол. поуч., с. 24). Ближний — это тот, кто «сидит ближе всех и к хозяину, и к владыке» (Есфирь, I, ст. 14).

Общее движение значений слова ближний легко проследить но текстам (см.: СлРЯ XI—XVII вв., вып. 1, с. 239): сначала это близкий родственник по крови (в договоре Игоря), затем любой родственник, в том числе и «свой» (так уже у Даниила Заточника, XII в.), наконец, это также и сосед, и единоверец (примеры после XIV в.), и даже приближенный (ближние бояре московских государей — с XVI в.).

Различие между близким и ближним понимают уже в XIII в. В переводах этого времени на Руси различают «близоков» — близких и «ближних» — друзей; «Чадо, древо с плъдомъ прегнеся с твердостию своею, тако въ красѣ пребываеть, тако же и съ ближними своими и другъ со другом своимь. Тако же суть, яко левъ въ твердости своеи страшенъ есть, тако и мужь въ близоцѣхъ своихъ честенъ есть. Иже родомъ скуденъ есть и детми и близоки, то предъ врагы своими хуленъ есть и подобенъ есть древу, стоящю при пути, яко вси мимоходящеи сѣкуть е» (Пов. Акир., с. 250); и особенно худо «тязатися со ближнимь своимь», ибо «уне [лучше] есть другъ, иже близъ тебе живетъ, негли [чем] ближьший, иже далече пребываетъ» (с. 254). Близокъ — то же, что ближьший (самый близкий, очевидно, родной, хотя он и может находиться вдали), другъ или ближний — тот, кто живет близ тебя. На рубеже XIV и XV вв. появляется книжное слово ближники — искусственная попытка соединить в общем именовании родичей («ближика» и «близок») и соседей («ближние»). Сама форма выдает вторичность слова, оно образовано от прилагательного ближний. «Оставль род свой и вся ближникы и ужики, дом же и отечьство» (Жит. Сергия, с. 302), — говорит Епифаний Премудрый в обобщенноотвлеченном смысле, соединяя в одной фразе и древние формулы, и новые слова «родового значения». С XV в., по-видимому, слово ближний обозначает не обязательно родственника, а ближика окончательно сменяется словом близкий.

На первый взгляд будто бы никакой разницы в такой замене нет: корень у слов один и тот же. Но это не так, в языке ничего случайного не бывает, в нем даже незначительное изменение формы выдает изменение значения. Близкий — прилагательное качественное, ближний — относительное. Близкий может быть и ближе и дальше, но он всегда твой родич, ближний — всегда в стороне. Близкие все вместе: один за одного и все за всех; к ближнему каждый из близких относится уже отдельно, каждый в свое время и по своему делу, это отношение индивидуально и однократно.

Мысль и чувство нашего предка долго кружились вокруг понятий и представлений об отношении к другому человеку. Как продолжительно и старательно ни перебирал он слова со всеми подобными значениями, какие влияния ни испытывал со стороны ли общественной и семейной жизни своей, со стороны ли византийской и христианской культуры, вообще — со стороны, но и в современном нам языке остались все-таки определенные по смыслу слова, отражающие многовековый культурный опыт, всем понятные и знакомые: ближний и близкий, еще и искренний, и сердобольный, и родной. Были они когда-то именами существительными, и видели в таких определениях суть человека; стали они теперь прилагательными, которые выражают признаки, хоть и важные, но для современного человека далеко не единственные.

В «Повести временных лет» слово дружина встречается 97 раз, другой — 85 раз, а другъ — всего 4 раза, и такое редкое использование важного слова кажется странным. Из четырех употреблений слова другъ два нам не интересны, потому что в одном случае это цитата из Писания (Лавр. лет., л. 68 под 1078 г.: «положить душю свою за другы своя»), в другом — простая замена слова братъ у монахов (Лавр. лет., л. 70 под 1091 г.); таково значение слова другъ в «монашеском общении».

А вот другие, самые ранние употребления слова в «Повести» представляют большой интерес. В 968 г. печенеги впервые пришли на Русь и в отсутствие князя Святослава (он воевал в Болгарии) осадили Киев, в котором находилась мать Святослава, княгиня Ольга, и его дети. Юный отрок хитростью пробрался через вражеские заставы к дружине, которую возглавлял воевода Претич, и вражеский замысел был сорван: пришла дружина к Киеву. «И рече князь печенежьский къ Прѣтичю: — "Буди ми другъ". — Онъ же рече: — "Тако створю", и подаста руку межю собою, и въдасть печенѣжьский князь Прѣтичю конь, саблю, стрѣлы, онъ же дасть ему бронѣ, щить, мечь — и отступиша печенѣзи от града!» (Лавр. лет., л. 20). Здесь описывается распространенный обычай побратимства — акт дружелюбия и взаимной верности, потому что, по понятиям старого родового быта, в дружбе все равны, в ней нет подчинения младшего старшему. Подав друг другу руки, обменявшись воинскими дарами, совершив и другие ритуальные действия, бывшие враги становятся друзьями. Друг — тот же близкий, но не по крови и не по свойству. Друзей объединяет нечто более важное: друзья — это соратники и спутники, которые в бою и в пути всегда вместе.

Высказано предположение, что именно «враг, тот самый, с кем сражаются, может на время стать другом, phílos, в силу соглашения, заключенного в соответствии с обрядами и с принятием священных обязательств» (Бенвенист, 1974, с. 369). Враг и друг — противоположности отвлеченные, в отношении к отдельному человеку выражение враждебности и дружбы может постоянно меняться. Именно такими и были отношения восточных славян с южными кочевниками — печенегами и половцами, и «Слово о полку Игореве» донесло до нас неоднозначность этих отношений, которые можно объединить формулой «друг — враг» (Робинсон, 1980, с. 233).