"Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг

информацией, помогали друг другу писать письма с требованием об освобождении близких. Гильда

Гаушильд и Татьяна Бек встретились в очереди у Бутырской тюрьмы, пытаясь разыскать своих мужей.

Общее горе их сплотило, они стали настоящими подругами. Позже обе будут репрессированы и разлучены с

детьми, Гильда погибнет в Карлаге, Татьяна вернется в ГДР364. Иногда люди знакомились благодаря просьбе

заключенных передать весточку своим близким. Муж Гильды Фезе Фриц Киш сидел в одном лагере с Эммой

Мец, и Гильда несколько раз ездила к мужу Эммы, сотруднику Коминтерна Отто Рихтеру для того, чтобы

передать ему последние новости из писем.

3. «Осиное гнездо»

Находившееся в Москве руководство КПГ отдавало себе отчет в том, каким опасным потенциалом обладает

сообщество жен арестованных. В переписке его называли «осиным гнездом», Ульбрихт неоднократно

докладывал об антисоветских настроениях его обитателей руководству Коминтерна. В то же время

партийные лидеры понимали, что для этого у женщин было более чем достаточно оснований. Их пытались

обеспечить хоть какой-то работой, старались удержать в орбите партийного влияния. «С такими женами и

детьми следует

363 ГАРФ. Ф. 10035. On. 1. Д. П-1207. Позже Никитин был арестован, являлся ли он на самом деле сотрудником НКВД, из

материалов дела выяснить невозможно.

364 Gegen den Strom. S. 408-409.

207

обращаться как с эмигрантами, а не так, как это делается теперь — отталкивать их за то, что раньше были

замужем за арестованными или же некоторое время имели с ними связь»365.

Для решения вопроса о трудоустройстве и проживании родственников репрессированных была создана

специальная комиссия МОПР, через которую прошло около 300 человек. При содействии МОПР и

Исполкома Коминтерна их расселяли в дальнем Подмосковье и прилегающих областях. Ровно на «сто

первом километре» от Москвы находился город Александров, где сложилась мини-колония жен

репрессированных немецких эмигрантов, в том числе жена известного функционера КПГ Вальтера

Диттбендера Гертруда и ее сын Курт. Несколько женщин были направлены в город Белоомут на границе

Московской и Рязанской областей, все они работали на местной кондитерской фабрике «Красный

милиционер».

В совхозе «Власть советов» Можайского района Московской области оказались Эрна Ашмонайд и Фрида

Лютер. Из Дома политэмигрантов на улице Обуха отправилась в Луховицкий район Анна Лехнер. Но и там

она продолжала писать во все инстанции о невиновности своего мужа Пауля Шеффера, добившись того, что

Военная прокуратура начала проверку по его делу. В Верею отправили Гертруду Тель и Лилию Зибольд —

их мужья были расстреляны. К ним приезжала Елена Шредер, муж которой Карл Шредер умер в лагере.

Понятно, что все разговоры велись женщинами вокруг судьбы их близких, что приравнивалось к

антисоветской агитации366.

В отдел кадров Коминтерна стекалась детальная информация о контактах жен репрессированных с

германским посольством, их попытках добиться разрешения на выезд на родину. Лидеры КПГ знали, как

активно нацистский режим использовал «возвращенцев» для нагнетания антисемитской и

антибольшевистской истерии в Германии. Их воспоминания о пребывании в СССР издавались в Третьем

рейхе массовыми тиражами, попадая позже в ранцы солдат вермахта, воевавших на восточном фронте367.

Вернувшиеся в Германию немки слали письма подругам, оставшимся в Советской России, те получали из

посольства материальную помощь и отправляли посылки мужьям, оказавшимся в лагерях. «Очевидно, что

агитация за возвращение ведется агентами для продвижения в Германии антисоветской

365 РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 74. Д. 143. Л. 1-5. Цит. по: Дель О. Указ. соч. С. 108.

366 В ходе допроса Гертруды Тель следователь так сформулировал состав ее преступления: знакомые женщины «говорили, что

мужья арестованы и отбывают срок наказания неправильно, на что я им не возражала».

367 См. например: Albrecht Karl. Der verratene Sozialismus. Zehn Jahre als hoher Staatsbeamter in der Sowjetunion. Volksausgabe.

Berlin u.a. 1941.

208

пропаганды, чтобы самим фактом возвращения продемонстрировать, что бывшие коммунисты

предпочитают из СССР вернуться в Германию», — утверждал Ульбрихт в письме Димитрову 2 ноября 1940

г.368

Однако в ряде случаев партийные функционеры сами подталкивали женщин к такому шагу. Работавшая

секретаршей в представительстве КПГ при ИККИ Эдит Юст была уволена после ареста ее мужа Вальтера

Бетхера. Вслед за этим она была исключена из партии «за некритическое отношение к аресту мужа и

отсутствие политического фундамента»369. Ей «порекомендовали» покинуть страну, через день в милиции

немке вручили принудительную визу на выезд из СССР. У Эдит, оставшейся по указанию руководителей

КПГ гражданкой Германии, был просрочен паспорт. Получив его на руки, она отправилась в посольство, где

чиновники, узнав, что она работала в Коминтерне, дали волю своим эмоциям: «Ага, когда пришла нужда,

сразу нашла путь в посольство». Женщину предупредили, что если ее вышлют в Германию, она окажется в

концлагере370. Эдит Юст избежала такого развития событий, став для гестапо ценным источником

информации о структуре и сотрудниках аппарата Коминтерна, где она проработала около пяти лет.

Отъездом в Германию закончились и мытарства Гертруды Диттбендер. После ареста мужа она была лишена

пособия МОПР и выселена из служебной квартиры. Зиму 1938-1939 гг. немка прожила в дачном домике без

отопления, весной она вновь просила предоставить ей и сыну хоть какое-то жилье, чтобы «не пришлось, как

другим женщинам, жить нелегально на вокзалах и в лесах»371. Гертруда уже в июне 1938 г. получила

принудительную визу на выезд из СССР, но лишь в феврале 1940 г. обратилась за помощью в германское

посольство, а потом и совсем переселилась туда. Ее подруги доносили в отдел кадров Коминтерна, что там

Гертруда получает бесплатную еду и ежемесячное денежное пособие, заискивает перед послом Шуленбур-

гом и даже написала благодарственное письмо самому Гитлеру372.

308 Димитров отправил письмо Берии, вычеркнув абзац о необходимости изменить отношение к близким арестованных, которые

«показали себя хорошими коммунистками» (РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 74. Д. 143. Л. 1-5).

369 РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 205. Д. 6411. Л. 31.

370 Письмо Эдит Юст в ИККИ от 3 марта 1938 г. (Там же. Л. 53-55).

371 Там же. Д. 513. Л. 24.

372 В мае 1940 г. Гертруда Диттбендер писала в Президиум ИККИ: «Мне остается два пути — повеситься или отправляться

обратно в Германию. Оба пути для меня как убежденной коммунистки неприемлемы» (Там же. Л. 6).

209

4. -«Квартирный вопрос

Жилая площадь являлась главной ценностью советского человека, она олицетворяла собой то пространство

свободы, которое отмеряло ему государство. Ко второй половине 30-х гг. и в этой сфере сложилась уже

очевидная для всех иерархия — от «койкомест» в общежитиях, арендованных у хозяев «углов» и комнат в

коммуналках до отдельных квартир со всеми удобствами, в которые вселялись представители новой

сталинской номенклатуры373.

Судя по отметкам в протоколах обыска и ареста, немецкие эмигранты находились в нижней части этой

пирамиды. Как правило, семьи проживали в комнате, причем гораздо престижнее считалось жить в «старом

фонде», чем в построенном наспех рабочем бараке. Изолированная квартира из нескольких комнат была

скорее исключением, нежели правилом. Ее получали иностранные специалисты, если это было обговорено

при их найме на работу, либо если человек дослужился до значительных постов (Герман Таубенбергер, Ганс