Новая история Второй мировой

Это был пат. Вермахт утратил и количественное, и в значительной степени качественное превосходство над Красной Армией. В то же время советские войска не имели ни сил, ни опыта для проведения операций с решительными целями.

Отныне речь могла идти только о затяжной войне. А вести такую войну Германия в 1942 году была не в состоянии. Слишком она отставала по экономическим возможностям, выпуску вооружений и мобилизационным резервам от коалиции Великобритании с Советским Союзом, к которой 8 декабря 1941 года присоединились и Соединенные Штаты Америки.

Можно отыскать много способов провести советское контрнаступление под Москвой гораздо лучше — по крайней мере, не так прямо и безыскусно. Можно также долго удивляться, почему оно вообще оказалось осуществимо — при таком–то соотношении сил!

Но это, по сути, уже не важно. Александра Алехина как–то спросили, почему он предпочел в один ход выиграть фигуру за пешку и потом довольно долго «дожимать» противника в эндшпиле вместо того, чтобы изначально разбить противника изящной пятиходовой комбинацией. Великий шахматист пожал плечами: «Видите ли, — ответил он, — я вообще–то полагал, что, оставшись без фигуры и какой–либо компенсации за нее, мой партнер сразу же сдастся»…

Сюжет седьмой: альтернативы «Барбароссы»

Мы дошли до конца истории «войны ОКХ» — молниеносной кампании, продолжавшейся полгода: со дня летнего по день зимнего солнцестояния. Бои последней декады декабря и начала января в логике «Барбароссы» являются уже стадией «post mortem», а «генеральное наступление» РККА зимой 1942 года, как и немецкие контрудары под Вязьмой и Ржевом, лежат уже в плоскости затяжной тотальной войны. Она не имела ничего общего ни с крупнейшей наступательной операцией вермахта, ни с замыслами руководства ОКХ — которое, напомню, вообще–то рассматривало всю русскую кампанию как эпизод в войне против Англии.

Развертывание «Барбаросса» стало началом конца Третьего Рейха. Но и Советский Союз понес летом и осенью 1941 года тяжелые, невосполнимые потери. Были моменты, когда страна находилась на грани полного военного поражения. В июле под Смоленском, в сентябре под Киевом и под Ленинградом, в октябре под Москвой вермахт был на волосок от решающей победы.

В этой связи естественны два вопроса.

Во–первых, мог ли Советский Союз отразить наступление противника, не доводя немецкие войска до Пулковских высот, Красной Поляны, Тулы и нижнего течения Дона? И, во–вторых, существовала ли для немцев стратегия, позволяющая им добиться разгрома Советского Союза в 1941 году и вывода его из войны не позднее весны 1942 года?

I

Летом 1941 года вермахту удалось добиться полной внезапности. Дезинформационная акция, объясняющая развертывание войск в Восточной Пруссии, Польше и Румынии «отвлекающим маневром перед вторжением в Англию», увенчалась успехом (заметим в скобках, что доля истины в этой дезинформации наличествовала: ОКХ действительно рассматривало войну на Востоке как прелюдию к решающей битве на Западе). Однако «утечек» информации на всех уровнях было довольно много, да и советская войсковая разведка кое–что видела, а службы радионаблюдения четко фиксировали возрастание трафика работы германских радиостанций в мае и июне с резким прекращением переговоров 19–20 июня.

Соответствующие выводы делались. Во всяком случае, командование Балтийским флотом уже в мае 1941 года озаботилось прикрытием Моозундских островов и Финского залива. 19 июня на флоте объявлена готовность № 2 — что подразумевает непрерывную авиаразведку и отправку в море корабельных дозоров.

18–19 июня руководство приграничных военных округов также получило распоряжение о повышении боевой готовности и переводе штабов округов на заранее оборудованные КП фронтов с защищенными линиями связи. В Прибалтийском военном округе за несколько дней до начала войны начинается развертывание полевых штабов, принимаются меры к охране аэродромов, навешивается колючая проволока. В полосе будущего Юго — Западного фронта войска начали занимали укрепленные районы, артиллерия под предлогом учений выводилась из казарм и разворачивалась по полигонам. Только Д. Павлов проявил очевидное разгильдяйство, вопреки ясному и однозначному приказу из Москвы оставшись в Минске — что стало основной причиной нарушения связи штаба фронта с войсками в ночь с 21 на 22 июня.

В целом предмобилизационные мероприятия советских войск были, конечно, совершенно недостаточными — но проводились они вовсе не на энтузиазме отдельных командиров и в тайне собственного войскового начальства, как это было принято считать ранее. Однако зти действия заметно ослабили эффект первого удара. Часто утверждается, что инициатива наркома военно–морского флота Н. Г. Кузнецова уберегла корабли Балтийского и Черноморского флотов от уничтожения внезапной немецкой атакой в первые часы войны — но такой атаки немцы попросту не планировали и не проводили.

Вырисовывается очевидная «альтернатива», в которой советское высшее военное и политическое руководство еще в конце зимы или начале весны принимает решение о том, что война летом 1941 года неизбежна, то есть начинается в мае или июне.

Заметим, что это вовсе не простое решение, и для его принятия недостаточно просто внимательнее относится к поступающим всю весну разведывательным данным, нежели это было в Текущей Реальности. Это означает, что и так уже перенапряженная экономика страны и дальше активно переводится на военные рельсы — что неизбежно вызовет повышение уровня социального недовольства. Если война начнется, все мобилизационные меры в одночасье окажутся оправданными в глазах людей. А если немцы не нападут? При этом начатая в 1940 году кардинальная реформа армии [93] и ее перевооружение новой техникой должны закончиться лишь к 1942 году, и даже прилагая все усилия, быстрее не завершишь. Война в 1941 году Советскому Союзу крайне невыгодна, и если есть шанс ее избежать, надо приложить все усилия для использования этого шанса. Поэтому Сталин должен решить, хотя бы для себя — надо ему надеяться на этот шанс или нет?

С другой стороны, не нужно так уж глубоко вникать в мышление гитлеровских полководцев, чтобы ответить на вопрос И. Сталина: «Зачем?» Необходимость «санации» Восточного фронта в рамках войны на Западе обосновывалась Щлиффеном, эту проблему немцы активно обсуждали в межвоенный период. И потом, что еще мог предпринять вермахт летом 1941 года? Операцию против Англии следовало начинать раньше — в апреле или в мае. На Средиземном море немцы овладели Критом, но затем остановили все операции.

В этой логике «война ОКХ» вычислялась однозначно. Увы, эта однозначность обозначилась лишь в начале июня. Собственно, именно в этот момент Гитлером и было принято окончательное решение и названы конкретные сроки «Барбароссы». Предсказать за оппонента его будущие решения — это уже высший пилотаж политики.

Для Василевского, судя по всему, решение было принято на майские праздники 1941 года. Заключив, что война может начаться в любой день (это ведь нам еще повезло, что германский Генеральный штаб затянул переброску 1‑й танковой группы с Балканского полуострова в Польшу, и начало кампании 1941 года пришлось задержать до конца июня), и менять дислокацию армий прикрытия уже поздно, он пытается набросать эскиз упреждающих действий. Причем — внимание! — Василевский исходит из того, что развертывание советских войск на границе само по себе станет для немцев поводом к войне, как это было очевидно по опыту Первой Мировой.

Однако Жуков колеблется, а у Сталина Василевский поддержки не находит. Оба явно полагались на оборону (отсюда — интенсивная подготовка эвакуации промышленности), одновременно надеясь, что немцы все–таки еще не приняли окончательного решения. Судя по всему, и Сталин, и Жуков прекрасно понимали, что импровизированный удар столь громоздкими соединениями, какими являлись советские армии прикрытия, лишен всяких шансов на успех [94].