Новая история Второй мировой

К полудню Гудериан вышел на оперативный простор. Резервы Еременко находились в районе Брянска, задержать немецкие танки было нечем. 1 октября в час дня был взят Севск, находящийся в 60 километрах восточнее исходной линии фронта. 3 октября 2‑я танковая группа, пройдя за 72 часа 200 километров, занимает Орел, который по мнению командующего Брянским фронтом генерала Еременко находился «за пределами района, отводимого Брянскому фронту».

«Когда гитлеровцы вошли в город, то, по свидетельству Гудериана, там ходили трамваи. В руки врага попал без боя важный административный центр, крупный узел железных и шоссейных дорог, ставший базой для дальнейших действий немецко–фашистских войск», — пишет Еременко, возлагая вину за сдачу Орла на военного коменданта города.

Как бы серьезно ни выглядела обстановка на юге, главный удар фон Бок наносил в полосе Западного фронта. Третья танковая группа нанесла удар через Белый, Холм, реку Днепр на Вязьму, и прорыв развивался настолько успешно, что Гот даже стал опасаться, что противник заранее отошел на тыловые позиции. Четвертая танковая группа столь же легко преодолела оборону на стыке 24‑й и 43‑й армий и тоже начала быстро продвигаться вперед. Воспользовавшись этим прорывом, перешла в наступление и 2‑я армия Вейхса: она обошла с севера Брянск, соединившись восточнее города с левофланговыми дивизиями группы Гудериана.

4 октября Гитлер заявил по радио, что на Восточном фронте началось последнее решающее наступление и что «Красная Армия разбита и уже восстановить своих сил не сможет». Это может показаться неправдоподобным, но именно из речи фюрера советское руководство узнало о начале операции «Тайфун» [85]. «С Западного и Резервного фронтов таких данных в Генеральный штаб не поступало…» (К. Телегин, член Военного Совета Московского округа).

Утром 5‑го пришли данные авиаразведки: колонна танков и мотопехоты длинной до 25 километров движется по шоссе от Спас — Демянска на Юхнов, советских войск перед ней нет.

К. Телегин не поверил, послал летчиков во второй раз, в третий («выберете лучших из лучших!»). Немцы заняли Юхнов и в последующие дни, 6 и 7 октября, очень близко подошли к победе в войне, замкнув кольцо окружения под Вязьмой. Дорога на Москву была открыта.

«Проехав до центра Малоярославца, я не встретил ни одной живой души. Город казался покинутым. Около здания райисполкома увидел две легковые машины.

— Чьи это машины? — спросил я, разбудив шофера.

— Семена Михайловича Буденного, товарищ генерал армии. […]

— Ты откуда? — спросил С. Буденный.

— От Конева.

— Ну, как у него дела? Я более двух суток не имею с ним никакой связи. Вчера я находился в штабе 43‑й армии, а штаб фронта снялся в мое отсутствие, и я сейчас не знаю, где он остановился.

— Я его нашел на 105 километре от Москвы, в лесу налево, за железнодорожным мостом через реку Протву. Тебя там ждут. На Западном фронте, к сожалению, значительная часть сил попала в окружение.

— У нас не лучше, — сказал С. Буденный, — 24‑я и 32‑я армии отрезаны. Вчера и сам чуть не угодил в лапы противника…

— В чьих руках Юхнов?

— Сейчас не знаю. На реке Угре было до двух пехотных полков, но без артиллерии. Думаю, что Юхнов в руках противника.

— Ну, а кто же прикрывает дорогу от Юхнова на Малоярославец?

— Когда я ехал сюда, кроме трех милиционеров в Медыни, никого не встретил» (Г. К. Жуков)

6 октября Ставка дала разрешение на отвод Западного, Резервного и Брянского фронтов, но это уже не имело значения. В двух «котлах» под Вязьмой и Брянском оказались 7 полевых управлений армий из 15,64 дивизии из 95,11 танковых полков из 13,50 артиллерийских бригад из 62. В сводке германского командования сообщалось о захвате 663 ООО пленных, 1242 танков, 5412 орудий. Опять же отечественные данные называют другую цифру — 514 338 человек безвозвратных и 143 941 санитарных потерь, причем за весь период сражения, то есть с 30 сентября по 5 декабря 1941 года.

Тем не менее очевидно, что советская группировка на Московском направлении практически уничтожена, потеряв до половины своего состава. Остальные войска были деморализованы и в ближайшие дни не могли оказать серьезного сопротивления. Казалось, все кончено. Но именно в эти дни немецкое наступление резко потеряло темп.

Тому были и объективные, и субъективные причины. Две недели продолжалась ликвидация «котлов». Хотя говорить об особой стойкости советских войск не приходится (немецкие командиры, описывая бои начала октября, в один голос говорят о «симптомах разложения» Красной Армии), но все же окруженные армии трех советских фронтов привлекли к себе более 60 % немецких сил. Две недели — не бог весть какое время, но на эти дни немцы были вынуждены прекратить наступление с решительными целями, поскольку их наспех выстроенная система коммуникаций обеспечивала продвижение войск только на исходную глубину операции — на 150–200 км. Для того, чтобы двигаться дальше, необходимо было протянуть линии снабжения через Брянск и Вязьму. А для этого требовалось не только очистить города, но и привести их в относительный порядок.

Далее, Москва действительно была крупнейшим узлом коммуникаций, центром всего Восточного фронта. Это означало, что в любой момент времени через этот город перебрасывались какие–то воинские части. В той критической обстановке, которая сложилась в начале октября 1941 года, все они были направлены на фронт.

Наконец, испортилась погода. Это приковало к земле немецкую авиацию, действующую с грунтовых аэродромов, в то время как советские самолеты продолжали взлетать с бетонных дорожек, которых в Москве и под Москвой было очень много. Обстановка в воздухе для защитников Москвы сразу улучшилась — тем более, что продолжающие действовать эскадрильи «Люфтваффе» были почти целиком привлечены к добиванию окруженных под Вязьмой и Ржевом группировок.

Жалобы на распутицу стали общим местом в мемуарах немецких военачальников, посвященных битве под Москвой.

Гитлеровские генералы с редким единодушием подчеркивают, что именно дожди и слякоть остановили их победное продвижение, и даже не замечают, что, по сути, расписываются в профессиональной безграмотности. А как иначе можно назвать недоучет погодных факторов при планировании и проведении операции? Или руководство вермахта только в середине октября выяснило, что осенью в средней полосе России идут дожди, а зимой выпадает снег и наступают холода?

С другой стороны — а что Германии еще оставалось делать? Свертывание наступления и переход к позиционной обороне, по сути дела, означали бы провал кампании 1941 года. В случае же продолжения активных попыток маневренной войны у немцев еще оставались шансы на выигрыш «Барбароссы». Другое дело, что эти шансы уже были вероятностными — то есть сильно зависели от неопределенных условий, не включающих в себя свои действия или действия противника.

Во всяком случае, с наступлением дождливой осени немецкие подвижные войска оказались привязаны к немногим дорогам с твердым покрытием. Даже в июне Гот жаловался, что русские грунтовые тракты непригодны для колесных машин французского производства. [86] Можно ли удивляться тому, что в разгар осени они стали непреодолимым препятствием и для немецких танков с их узкими гусеницами? А когда ударил мороз, и разбитые дороги покрылись льдом, выяснилось, что сила сцепления траков с поверхностью недостаточна даже для преодоления легкого подъема.

Г. К. Жуков, при всех своих недостатках как человека и военачальника, отличался твердым характером и умением делать практические выводы из общетеоретических предпосылок. К середине октября он заключил, что по условиям погоды противник может вести только очаговые действия, которым можно противостоять, выбрасывая на танкоопасные направления небольшие, но стойкие части. А такие части, имеющие опыт боев, привыкшие укрываться в складках местности, способные использовать явное преимущество в подвижности, которое в условиях осенней распутицы Т-34 приобретал над Pz. HI и Pz. IV, на четвертом месяце войны уже были.