Русская армия в войне 1904-1905 гг.: историко-антропологическое исследование влияния взаимоотношений

Для выявления официальной версии событий использовались материалы военного делопроизводства ^{99}. Особое место среди них занимают годовые подшивки приказов по Маньчжурским армиям за 1904-1905 гг., хранящиеся в Российской национальной библиотеке. Подшивки не были опубликованы, приказы в них содержат делопроизводственные пометы, подписи адъютантов, дежурных генералов, печати, штампы с указанием дня получения, зачеркивания и исправления. Страницы не пронумерованы, поэтому в сносках указываются номер и дата приказа [8]. Необходимо заметить, что значительная часть документов военного делопроизводства была опубликована в качестве приложений к многотомной истории Русско-японской войны, изданной военно-исторической комиссией ^{100}.

В корпус источников официального происхождения входят также телеграммы ^{101}, ведомственные отчеты ^{102}, ведомственные описания событий ^{103}и сметное делопроизводство ^{104}.

Для определения соответствия действий того или иного военачальника военному законодательству изучались уставы ^{105}; статуты, в которых регламентировался порядок награждений и пожалований для военнослужащих [9]; наставления, регламентирующие отдельные аспекты исполнения должностных обязанностей различными воинскими начальниками, подразделениями, родами войск и пр. ^{106}

В работе использовались также показания военнослужащих в следственных комиссиях ^{107}и конспекты судебных заседаний по различным делам, возбужденным в связи с событиями войны 1904-1905 гг. ^{108}

Для написания книги мною активно привлекалась русская военная публицистика начала XX в.: П.Н. Краснов («Ваграм»), Н.Д. Бутовский и прочие военные бытописатели ^{109}. Для воссоздания психологического образа офицера использовались литературные произведения начала XX в., написанные авторами — знатоками военного мира ^{110}. Кроме того я использовал японскую официальную версию событий войны 1904-1905 гг., известную как «Описание военных действий на море в 37-38 гг. Мейдзи» ^{111}.

Еще одним важным видом исторических источников являлись для меня «Списки генералов по старшинству» ^{112} и «Общие списки офицерских чинов» ^{113}, которые только в ничтожной мере компенсируют отсутствие научных биографий участников Русско-японской войны 1904-1905 гг.

Глава первая.

КОНФЛИКТЫ СРЕДИ ВЫСШИХ ОФИЦЕРОВ РУССКОЙ АРМИИ В ВОЙНЕ 1904-1905 гг.: истоки, содержание, влияние на ход боевых действий

Изменения в военных технологиях повлияли на картину боевых действий и на характер конфликтов среди офицерского корпуса. Я считаю, что в Русско-японскую войну 1904-1905 гг. кроме традиционного недоверия на почве принадлежности к различным военным учебным заведениям, Генеральному штабу, родам войск ярко проявились и противоречия иного рода, условно связанные с особенностями военной субкультуры. В 1904-1905 гг. имели место негативные проявления специфической системы взаимоотношений, утвердившейся в вооруженных силах как благодаря нормативным документам, регламентирующим жизнь военных, так и в силу своеобразных неписаных традиций. В работах по истории армии и Русско-японской войны 1904-1905 гг. проблемы плохого планирования и управления войсками изучали только в контексте недостаточного уровня подготовки, образования и слишком почтенного возраста генералов русской армии ^{114}. Думаю, что первая глава поможет читателю лучше разобраться в неудачах русской сухопутной армии.

§1.

СИТУАЦИЯ БИНАРНОГО КОМАНДОВАНИЯ ВООРУЖЕННЫМИ СИЛАМИ НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ: КОНФЛИКТ ГЕНЕРАЛА А.Н. КУРОПАТКИНА И АДМИРАЛА Е.И. АЛЕКСЕЕВА

Особого исследования заслуживает противостояние главнокомандующего Маньчжурской армией А.Н. Куропаткина и наместника на Дальнем Востоке Е.И. Алексеева. Первый в силу своих полномочий планировал операции, занимался вопросами тылового обеспечения. Наличие такого рода обязанностей у Куропаткина требовало самостоятельности и полной свободы действий. Однако он оказался в подчинении Алексеева как главнокомандующего всеми сухопутными и морскими силами, действовавшими против Японии. «Из 19 месяцев военных действий я был хозяином только 4,5 месяца, и то не в начале или в конце, а лишь в середине периода военных действий», — признавался в печати Куропаткин ^{115}. Германский военный атташе майор Эбергард фон Теттау писал в связи с этим: «Подчинение адмиралу Алексееву командующего войсками давало повод к столкновениям — это ясно» ^{116}. Наместнику, или вице-королю, как называли его некоторые лица ^{117}, кроме Куропаткина подчинялись командующий Уссурийской армией генерал от инфантерии Н.П. Линевич, отвечавший за тыловое обеспечение генерал-лейтенант B.C. Волков и начальник Квантунского укрепленного района А.М. Стессель ^{118}.

Полковник М.В. Грулев называл штабы Куропаткина и Алексеева «враждебными друг другу лагерями». Военная история знает немало примеров вмешательства верховной власти в действия полководцев, нередким было и расхождение во взглядах на оперативную обстановку у военачальников разных уровней, но «двухголовое командование» (определение Грулева. — А. Г.) на одном и том же театре при одной армии выглядело совершенно неуместным. В своей оценке ситуации Грулев не был одинок ^{119}. В штабе Алексеева критиковали Куропаткина и его приближенных за пассивный образ действий и нежелание перейти в наступление ^{120}. Штаб Куропаткина, ссылаясь на недостаток сил, «подвергал остракизму Алексеева и его гофкригсрат» (нем. Hofkriegsrat, военный совет при дворе Австрийского императора, существовавший с 1556 по 1848 г., известный своим педантизмом и медлительностью в выработке решений. — А.Г.). Обе стороны обменивались выражениями неприязни. «Перед самой закуской приехал сюда начальник штаба адмирала Алексеева, генерал Жилинский (имеется в виду генерал-майор Яков Григорьевич Жилинский. — А. Г.) ^{121}. Побыл он недолго, и вышло так, что уехал, не простившись с генералом Куропаткиным, ненадолго куда-то отлучившимся, и последний убедился в его отъезде только тогда, когда я навел на отъехавшего уже с полверсты генерала Жилинского с его свитой подзорную трубу», — отметил в своих записках один из офицеров ^{122}. Такое внимание к малозначащим деталям не случайно. Отъезд без уведомления об этом старшего начальника лично или через офицеров штаба, равно как и промедление с рапортом о прибытии, рассматривались как нарушение военного этикета. Прощание и приветствие всегда занимали важное место в повседневных практиках русской дореволюционной армии, выполняли функцию поощрения или наказания ^{123}.