Атаман Краснов и Донская армия. 1918 год

Каледин переименовал отряд в Донской казачий партизанский отряд «Степана Разина», утвердил Попова командиром и дал ему право вербовать в свой отряд казаков из войсковых частей, расположенных в Хоперском округе. 21 декабря Попов заказал в Новочеркасске печать отряда.

В начале января 1918 года отряд был переброшен в Усть-Медведицкий округ. Там в слободе Михайловке у станции Себ-

ряково местные «хохлы» «среди бела дня» арестовали командира 3-го Донского пешего батальона. К.В. Попов с 50—60 партизанами выехал из Урюпинской в Михайловку. Отряд на паровозе с двумя вагонами ворвался на станцию Себряково. «Партизаны арестовали несколько главарей Михайловки, но отпустили их на свободу, на честное слово»¹⁷⁶. Отряд разместился около станции на казенном винном складе, чем пресек расхищение спирта, который в это время стал своего рода валютой.

На рассвете 12 января от Царицына к станции подошел эшелон красногвардейцев с орудием. Орудие открыло огонь по винному складу с площадки, а цепи большевиков стали охватывать склад. Партизаны держались до вечера, затем на своем паровозе уехали в Урюпинскую. Сам К.В. Попов прикрывал отступление отряда пулеметным огнем.

Находившиеся в Михайловке остатки разбредавшихся воинских частей (3-й Донской пеший батальон и 5-й Донской запасной полк) в бой не вмешивались. В частности, освобожденный партизанами командир 3-го пешего батальона войсковой старшина И.Ф. Чеботарев накануне столкновения приказал вывозить батальонное имущество, казну и знамя в соседнюю станицу Арчадинскую, а сам пошел на вокзал «посмотреть на развитие боя», чтобы потом самому уехать в Арчадинскую. Но захватившие станцию и слободу красногвардейцы устроили избиение «нейтральных» офицеров и казаков войсковых частей, уничтожив около 80 человек¹⁷⁷.

Железнодорожные пути от Урюпинской до Новочеркасска были перерезаны Красной гвардией. В самой Урюпинской казачьи полки проявляли враждебность к партизанам. При усилении натиска большевиков на север Дона отряду «Степана Разина» оставалось уходить грунтовыми дорогами на юг, ближе к Новочеркасску. На 15 января казачьи части в Урюпинской (1, 14, 18, 35-й Донские полки) задумали переворот. Казачья артиллерия обстреляла позиции партизан. В ночь на 16 января Попов с 30 партизанами ушел на Мигулинскую.

Хоперский и Верхне-Донской округа были пройдены спокойно по казачьим хуторам. Но партизан как магнитом тянуло к железной дороге. Ближайшие станции Чертково, Миллерово, Морозовская были примерно одинаково удалены, и, пройдя Верхне-Донской округ, партизаны свернули на юго-восток, на

Морозовскую, к которой ближе всего подступали казачьи поселения. К Чертково и Миллерово пришлось бы идти по крестьянским слободам. Впрочем, в это время эти станции уже были захвачены большевиками. О Морозовской точных сведений тоже не было.

В ночь на 25 января партизаны пересекли железную дорогу между Обливской и Морозовской и двинулись в сторону станицы Цимлянской. Но по дороге отряд узнал, что в Цимлянской арестовывают юнкеров, и свернул на хутор Чекалов.

На хуторе Чекалове в ночь на 26 января отряд попал в засаду. Первым был сражен К.В. Попов. Пуля попала в горло с выходом в позвоночный столб. 5 партизан погибли, 12 попали в плен и были отправлены в Царицын. Немногим удалось прорваться. Попов в бессознательном состоянии был отправлен в Морозовскую больницу. В апреле 1918 года он был отбит восставшими казаками 2-го Донского округа, поправился, но правая рука навсегда осталась бездействующей¹⁷*.

Как видим, партизанские отряды со всех сторон области устремились к Новочеркасску. Кто-то пробился, кто-то нет. Но кто пробился, атамана Каледина в живых не застал.

Глава 6

БЕЗ КАЛЕДИНА.

ПАДЕНИЕ ДОНСКОЙ СТОЛИЦЫ

Причиной самоубийства Каледина стал кризис его стремления — примирить казаков и неказаков на Дону — и кризис созданной им системы — Объединенного правительства. Все это совпало с глобальным кризисом — в этот день, 29 января, Троцкий прервал переговоры с немцами и послал в войска телеграмму о демобилизации старой русской армии, то есть, с точки зрения профессиональных военных, развалил фронт прямо перед ( немецким наступлением. Тогда же проявился тактический проигрыш белых на донских фронтах. Первый отчет донского официоза «Вольный Дон» о последнем выступлении Каледина перед самоубийством приводил такие слова атамана: «Я получил сведения, что по грунтовым дорогам на город движется противник.

Эти сведения застают нас врасплох... Командный состав Добровольческой армии приказал оттянуть части армии с фронта...»¹⁷⁹. Что стоит да этими словами?

К 27 января у красных на Таганрогском направлении появилась кавалерия — бригада 4-й кавалерийской дивизии, снятая с германского фронта. Кавалерия сразу нарушила становившийся уже привычным ход «эшелонной войны». Проселочными дорогами и просто заснеженными полями она двинулась в обход железнодорожных станций, где сидели кучки офицеров и юнкеров.

27-го, опасаясь обхода конницей их правого фланга, «добровольцы» отошли к Синявской, а 28-ш — к Хопрам. «До Ростова оставалось 10 верст»¹⁸⁰.

По приказанию Корнилова к 29 января все «добровольческие» части были стянуты на оборону Ростова, оставив оборону Новочеркасска донцам¹⁸¹. Но у донцов на северном направлении после смерти Чернецова и отвода «добровольцев» фронт против войск Саблина и Петрова держали, как заявил Каледин, 147 партизан...

Возможно, что непосредственной причиной заявления Каледина стало появление крупного отряда красных с артиллерией северо-западнее Новочеркасска в районе Малого Несветая. Противопоставить этому отряду смогли лишь взвод юнкеров. Будучи кавалерийским генералом, Каледин прекрасно понимал, что решительно настроенная регулярная кавалерия может теперь за несколько дней, минуя железнодорожные станции, достичь Новочеркасска. Противопоставить этой кавалерии было нечего и некого...

Последние дни перед падением Ростова и Новочеркасска описывались в периодической печати того времени подробно, и воспоминаний было много, детальных воспоминаний. Мы попытаемся восстановить это время до деталей. И даже прямую речь введем, позаимствовав ее из газетных репортажей.

В степи заснеженной, бескрайней, вдали от тихих станиц, проживающих накопленные на зиму запасы, в местах бойких, сомнительных, собрались, воскресив лихое время, люди вольные, склада разбойного—донские революционные казаки. Речи звучат смелые, воля предела не знает. Хорунжий Маркин — рука на эфесе, нога отставлена небрежно:

— Да, мы совершаем государственный переворот. Его идея? Мы идем под флагом трудового казачества. Мы выбросим за борт все старое, отжившее, неспособное; мы дадим новую, необыкновенную жизнь

Предлагают горячие головы занять Глубокую и не уступать ни чернецовцам, ни большевикам, причем большевикам предложить покинуть Донскую область, чем скорее, тем лучше.

Назад пути обрублены. Где-то в степи лежит труп Чернецо-ва, рассеченный страшным ударом по левому плечу около шеи. Одежда на нем изорвана, искровавлена, как упал — били и ширяли куда попало. Страшное зрелище.

Кричал Голубов, за шашку хватался:

— Я обещал ему жизнь до суда при всяком положении...

Искал он Подтелкова, спрятанного казаками от греха подальше, не нашел, забился в истерике:

— Что я теперь буду делать? Убили, сукины сыны, Черне-цова. Узнает об этом правительство, ни на какие уступки не пойдет.

— Это Голубов его жалеет, потому как сам офицер, — объяснял Подтелков, атаман казачий, по-новому — председатель.

Одно имя его вызывало трепет и восхищение, но оставался он с казаками прост, доступен; снисходил, рассказывал всем про осечку чернецовского «стеера».