Юный техник, 2007 № 06

Встреча с потомком оставила в душах литератора и изобретателя глубокий след и даже наложила на их творчество своеобразный отпечаток. Современникам выдающихся мастеров-новаторов это позволило утверждать, что Иван Кулибин и Даниил Хармс во многом опередили свое время.

Однако во времени приятели больше не путешествовали: Хармс попросил Ивана Петровича машину времени уничтожить, что тот по возвращении в свой век незамедлительно исполнил.

В 1801 году Кулибин ушел в отставку и вернулся в родной Нижний Новгород, где сконструировал фортепиано с клавиатурой из цельного куска дерева…

Краткий компьютерный словарь «падонкафф»

«Две тысячи лет спустя»

Анна НИКОЛЬСКАЯ-ЭКСЕЛИ

Я лежала на пляже и смотрела на море. Точнее, на то, как к берегу приближается шарик для пинг-понга, только гораздо крупнее. Самое интересное, что никто, кроме меня, сферу не замечал. Немцы усердно штудировали Дэна Брауна, голландцы ожесточенно натирали друг на друга солнцезащитным кремом, а турки демонстрировали приезжим бронзовые загары.

Тем временем таинственный объект причалил к берегу и, разделившись, точно переспелый мандарин на четыре дольки, раскрылся, и наружу вышел мопс. Это было несколько неожиданно и одновременно так прозаично, что я не сдержала улыбки. Не обращая ни на кого внимания, мопс скинул элегантный комбинезон из тех, что носят итальянские астронавты, и моему удивленному взору предстал полосатый купальный костюм а-ля двадцатые годы двадцатого века. Мопс с независимым видом отряхнулся и, щелкнув брелоком сигнализации (отчего сфера два раза мигнула и растворилась в воздухе), направился прямиком ко мне.

Будучи неисправимой паникершей, я судорожно заозиралась по сторонам, но отдыхающие по-прежнему не замечали мопса в упор.

— Ьнед йырбод, — приблизившись, сказал мопс приятным баритоном. — Отяназ ен сав у? — с французским прононсом поинтересовался он.

— Извините? — я схватилась за сумку, где лежали все мои деньги.

Мопс смутился.

— Добрый день, — конфузливо повторил он по-русски. — У вас не занято?

Он вопросительно посмотрел на пустующий возле меня шезлонг.

«Занято», — хотела ответить я, но вместо этого утвердительно кивнула.

Мопс благодарно ускалился и расположился рядом.

— Жарко сегодня, — проговорил он, высовывая наружу язык. — Кстати, это какое тысячелетие? — на его лице, прошу прощения, на морде, не было и тени насмешки.

— Третье, — ответила я и, чуть подумав, уточнила: — Самое его начало.

— Поня-атно, — протянул мопс и, достав из кармана купального костюма блокнот, чернильницу и гусиное перышко, что-то записал.

— Значит, период деградации уже начался…

— Что, простите? — переспросила я.

— Я говорю, отдыхающих много, — сказал пес и стал оглядываться по сторонам. — Это Морносредимерзкое побережье, если не ошибаюсь?

— Средиземноморское, — поправила я.

— Вот именно, — кивнул мопс и, вновь сделав пометку в блокноте, замолчал.

— М-м-м… э-э-э… я так понимаю, вы к нам издалека? — спросила я, чтобы прервать неловкую паузу.

— Из пятого. Из пятого тысячелетия, — невозмутимо ответил мопс и перевернулся на живот.

— Серьезно? — несколько удивилась я. — Ну, и как же там, в пятом?

— А знаете, неплохо, — отозвался мопс. — Экология в порядке, количество озоновых дыр сведено к минимуму. В прошлом веке с повестки дня снята проблема perpetuum mobile.

— А на политической арене?

— Затишье, — ответил мопс, доставая из кармана темные очки, «Сканворды» и панаму. — Междоусобные войны не ведутся вот уже полторы тысячи лет. Границ меж государствами нет.

— Что вы говорите? — искренне порадовалась я за своего нового знакомого. — А как у вас насчет глобального потепления?

— Все в порядке, — лаконично ответил мопс.

— Ну-у, а как вам, вообще, живется? — никак не унималась я.

— Мы живем в исключительно гуманном обществе, не знаем болезней, природных катаклизмов и семейных конфликтов, питаемся экологически чистыми продуктами и ведем спортивный образ жизни, — отрапортовал пес.

— Неужели такое возможно? — поразилась я.

— Разумеется, — ответил мопс. — Хотите, я возьму вас с собой? — неожиданно предложил он.

Я задумалась. Что держит меня здесь? Работы приличной нет, семьи тоже, да и на Ближнем Востоке неспокойно… Набрав в легкие побольше воздуха, я ответила:

— Хочу.

— Закройте глаза, Анастасия, — приказал мопс, назвав меня по имени.

Приятно удивившись, я подчинилась.

— Можно открыть, — услышала я.

Я стояла посреди уютного пригорода: небольшие аккуратные домики, зелень подстриженного кустарника и газонов, длинные автомобили, движущиеся со скоростью 20 км/ч. Мамаши с колясками, тинэйджеры на роликах, банковские служащие и разносчики пиццы окружали меня. Однако среди всех этих пешеходов я не обнаружила ни одного человека. Не замечая моего замешательства, мимо шагали пекинесы, буль-терьеры, овчарки, далматинцы, пудели…

— Послушайте, а где же люди? — придя в себя, спросила я мопса.

— Люди? Людей нет, — мопс, казалось, был несколько смущен. — Еще в Пятую мировую… Не обижайтесь, но собаки добрее людей, поэтому млекопитающим семейства собачьих, расе дружелюбной и гуманной, доверили возродить и населить планету.

— Кто доверил?.. — Я смотрела на мопса во все глаза, из которых готовы были брызнуть слезы.

— Анастасия, не задавайте глупых вопросов. Сами все прекрасно понимаете… — Пес покачал головой. — Не переживайте, пойдемте лучше ко мне, я познакомлю вас с супругой и дочерьми. Краеведческий музей вот уже двести лет как закрыли, а мои просто мечтают посмотреть на живого человека!

ПАТЕНТНОЕ БЮРО

ЗАОБЛАЧНАЯ ЭЛЕКТРОСТАНЦИЯ

«При сильной облачности, тумане или пыльной буре солнечные батареи практически бесполезны, только зря занимают большие площади земли», — совершенно справедливо замечает Денис Лекомцев из Орла. Выход из положения Денис видит в том, чтобы разместить батареи солнечной электростанции на аэростате, летящем на большой высоте, где облаков практически нет. Солнечные батареи должны размещаться на верхней части оболочки аэростата, а в гондоле — оборудование для преобразования полученного электрического тока в ту форму энергии, которая наиболее удобна для передачи на землю.

Денис прав, в средней полосе бывают ясными и солнечными лишь восемьдесят дней в году. Все остальное время небо затянуто облаками, снижающими плотность потока падающей на землю солнечной энергии в 5 — 10 раз.