Проповедь и преподавание по Ветхому Завету: Руководство для Церкви

Второй волной была серия диссертаций кандидатов на докторскую степень в области Нового Завета, написанных в Великобритании и посвященных использованию ветхозаветных цитат в Новом Завете. «Использование Ветхого Завета Св. Павлом» Эрла Эллиса является самой ранней из этих работ; после неё последовало несколько других. Общим для большинства этих работ был тезис, согласно которому авторы Нового Завета приписывали более ранним частям откровения новое или дополнительное значение, которое не могло находиться в лежащем на поверхности значении или в грамматике авторского текста. Этот вопрос горячо оспаривался некоторыми авторами в 70-е, 80-е и 90-е годы, но многие пришли к выводу, что данное утверждение истинно, так как является результатом большого количества написанных на эту тему диссертаций.

Третьей волной, которая распространялась одновременно со второй, было обнаружение нескольких комментариев среди Свитков Мёртвого моря. Кумранская община практиковала так называемую экзегезу пешер, где современные ей ценности, личности или ситуации непосредственно воспринимались как экзегетическая оценка личностей прошлого, событий и обстоятельств, о которых шла речь в библейских текстах. Так, под «праведником» в книге пророка Аввакума (1:4) они понимали основателя кумранской секты, их «учителя праведности». Подобным образом, в комментарии Кумранской общины на книгу пророка Аввакума халдеи, или вавилоняне, превращались в современных для ессеев римлян, угрожавших их общине.

Все три движения возникли во второй половине двадцатого века и сейчас они вылились в безудержно растущее движение, которое выступает за то, чтобы удалить автора из процесса толкования. Евангельские христиане, конечно же, не согласились с такой крайней точкой зрения, но продемонстрировали своего рода приспособленчество, которое выявляло их желание в определённых условиях принимать доводы в пользу разнообразия значений текста.

Итак, имел ли текст более глубокое значение, которое Бог неким образом скрыл до тех пор, пока последующие поколения вдруг не разработали теорию двойного авторства? Действительно ли авторы Нового Завета выражали подобный взгляд на откровение в своём, как утверждается, экспансивном использовании ветхозаветных цитат, которое показывало, что в тексте содержалось нечто гораздо большее, чем мог увидеть взор времён Ветхого Завета? Не были ли Иисус и апостолы не только знакомы с такими методами толкования в 1 веке, как пешер и мидраш, открывавшими новые перспективы для значений текста, но и побуждали нас следовать их примеру? Или, возможно, апостолы имели привилегированное положение в передаче божественного откровения, позволявшее им развивать то, чего не было видно в тексте, в то время как мы ни при каких условиях не должны повторять их действий, так как мы не являемся теми, кто получает такое откровение (находящееся в Писании)? Иначе говоря, могли ли апостолы раскрывать так называемое «более глубокое значение», цитируя ветхозаветные отрывки, в то время как мы не должны следовать их примеру, поскольку им была дана уникальная способность делать это посредством дара откровения?

Бедные пасторы, находящиеся посреди всего этого разнообразия и плюрализма! К кому ему (ей) идти за авторитетным Божьим словом? Один вариант предлагает доверять своей интуиции и говорит, что более глубокое значение, которое человек хочет придать тексту, является верным, так как он (она) такой же верующий, как и остальные, и может почувствовать те значения, которые не могут быть немедленно подтверждены исследованиями грамматики и истории изучаемого текста. Если подобный субъективизм разрешён новыми правилами игры, то это, конечно, гораздо лучше, чем кропотливый труд по определению значения текста с изучением его грамматики, синтаксиса, истории и богословия греческих, арамейских и еврейских текстов.

Другие пасторы могут решить, что если апостолы могли обнаружить такое богатое значение в Ветхом Завете, которое не поддерживалось более давними методами толкования, то, возможно, в новую эру действия Духа Святого пастор может, подобным образом, применить небольшую «герменевтическую натяжку» к похожим текстам. Такой подход был бы особенно понятным, поскольку общество первого века, возможно, использовало такие методы, как пешер и мидраш.

Несмотря на все эти «усовершенствования», о пасторы и преподаватели, умоляю вас, не используйте этих методов! Они содержат много серьёзных заблуждений, которые приведут к самой страшной катастрофе — потере Божественного авторитета слов, звучащих с кафедры, — если проповедник будет постоянно в точности следовать этим правилам. То, что нам сегодня крайне необходимо, — это сильная, чистая проповедь Божьего Слова в полном его объёме (вся воля Божья), со всеми его утверждениями (абзац за абзацем, глава за главой) и во всей его силе (в силе слова, написанного под водительством Святого Духа)! Если мы довольствуемся меньшим, то мы словно пытаемся затушить игрушечным водным пистолетом охватившее культуру пламя секуляризма, язычества и множества других явлений.

Однако тут же раздаются громкие протесты: «Но не мог ли Бог, истинный Автор Писания, поместить в текст второе значение, которое не было известно автору-человеку?» Звучит достаточно духовно, но так ли это? Я утверждаю, что это неточное изложение фактов. Бог не использовал язык ангелов или что-либо подобное, но Он обращался к смертным на языке греческих торговых площадей и на языке хананеев-язычников. Почему? По одной-единственной причине: чтобы Его поняли!

Если кто-то утверждает, что какая-либо часть Божественного послания подчинена обычным правилам интерпретации, а другая его часть освобождена от этих ограничений, то мы должны попросить тех, кто утверждает подобное, показать нам, какие отрывки Писания к какой части принадлежат и каковы критерии для подобного разделения. И если дальше следует утверждение о том, что авторам Нового Завета была предложена демаркационная линия, позволявшая им разбивать послание на две составляющие, то должны ли мы предположить, на мгновение согласившись с предыдущим аргументом, что число текстов, имеющих тайное, или второе значение, исчерпывается цитатами из Ветхого Завета, которые использовали авторы Нового Завета? Или этот перечень цитат даёт нам лишь верное направление, когда мы задаёмся вопросом о критериях? Особенно сложно обосновать критерий для sensus plenior. Что бы это ни было, это не содержится в графе, в написанном тексте. Для этого понятия придут трудные времена, когда станет понятно, что только написанное слово является боговдохновенным, как об этом говорит Павел во 2 Тим. 3:15–17.

Мнение о том, что Бог преднамеренно скрыл в библейском тексте хипонойа, или некое тайное значение, пока код будет взломан и открыт избранным, если не всем, светским и церковным интерпретаторам, является, мягко выражаясь, слишком смелым заявлением. Сам термин «откровение» кричит о том, что Бог намеревался «раскрыть», «обнажить» значение, которое Он имел в виду, когда говорил через посланных Им авторов. Утверждать нечто большее или меньшее — значит иметь дело с Самим Богом. Не существует и крупицы свидетельства (подтверждения, доказательства) о наличии какого-либо дополнительного, тайного, мистического значения, или хипонойа, существующего в тексте, вокруг него или под ним. Бремя доказательства наличия этих дополнительных значений и смыслов в библейском откровении лежит на плечах тех, кто этому учит. Мы только просим, чтобы они ясно и обстоятельно объяснили критерии обнаружения наличия такого феномена в тексте и затем дали нам инструменты, которые нам понадобятся, чтобы открыть этот дополнительный смысл и значение. А до тех пор наше толкование таких текстов должно основываться на тех же принципах, что и толкование любого другого отрывка — если только мы не хотим сделать всё возможное, чтобы общение между Богом и людьми посредством Библии прекратилось.