Проповедь и преподавание по Ветхому Завету: Руководство для Церкви

Итак, в чём мы должны быть уверенны? Можем ли мы повторить за псалмопевцем, что мы тоже стремимся к присутствию Бога и к Нему самому более, чем к любому другому благу? Является ли для нас время во дворах живого Бога, когда мы поклоняемся Ему и прославляем Его, самым счастливым и желанным занятием в жизни?

Кто или что является нашим солнцем и щитом? Если мы стремимся к благодати и к славе, является ли нашим образом жизни стремление к чистоте и непорочности перед Богом? Не это ли означает уповать на Него? Пусть Господь для Своей славы и чести сделает истинным для каждого из нас всё то, что мы открыли для себя в этом псалме.

Псалтырь должен стать для нас таким же сборником гимнов, каким он был для Израиля.

Прославление, будь то псалмы описательной хвалы или повествовательной, должны стать как частью нашего ежедневного выражения любви и привязанности к Богу, так и частью нашей проповеднической миссии и миссии обучения Божьего народа.

Жизнь тех людей, которые не стремятся прославлять Бога, к сожалению, продолжает становиться более ограниченной и тёмной под натиском жизненных трудностей. Псалмопевец может избавить нас от нашей собственной ограниченности и уныния, предлагая нам совершенно новый взгляд на Божье величие, великолепие и силу!

11

Проповедь и преподавание по ветхозаветным апокалиптическим текстам

Апокалиптическая литература является самым загадочным из всех ветхозаветных жанров. Прежде всего, апокалиптический жанр — это особая форма пророчества, фокусирующая своё внимание на событиях, которые будут сопровождать второе пришествие Христа, и на последних деяниях Бога в истории, которые будут предвещать наступление вечности. Поэтому во многих отношениях этот жанр можно рассматривать как подкатегорию пророчества.

Однако не следует думать, что апокалиптика так отдалена по времени, что никак не связана со своими первыми слушателями. Напротив, совсем не многие из этих будущих событий были настолько далёкими, что не имели никакой связи с людьми, жившими в то время, когда пророк впервые произнёс пророчество, или с людьми, живущими в наши дни. Скорее, многие из этих событий являются частью так называемой инаугурационной эсхатологии (inagurated eschatology) [114]. То есть будущее событие, описанное в Библии, часто имеет аспект «сейчас», так же как свойство «ещё не». Как сказано в 1 Иоан. 3:2: «…мы теперь дети Божии; но еще не открылось, что будем» (курсив добавлен автором), таким образом, пророчество часто даёт нам в настоящем предвкушение того, что ещё не свершилось во всей полноте. Вот почему 1 Иоан. 2:18 предупреждает: «И как вы слышали, что придет антихрист, и теперь появилось много антихристов, то мы и познаем из того, что последнее время». Уже пришли! Не нужно падать духом, если ваш претендент на звание антихриста сошёл со сцены, а мы так и не увидели второго пришествия Христа; возможно, он был одним из многих в длинной очереди тех, кто предшествует последнему антихристу.

Название этого жанра происходит от названия книги Откровения, греческого апокалипсис — «откровение». Соответственно, форма не настолько отчётлива, как это утверждают некоторые, [115] так как она не демонстрирует своего собственного формата и литературной формы в библейском тексте. Обычно нам даны скорее тематика, идея, основная мысль как признаки этого жанра, чем какая-либо характерная форма или формат самого текста.

Если метод предполагает, что нашей первоочередной задачей является попытка связать ветхозаветные образы, символы и видения с книгой Откровение и затем экстраполировать новозаветные значения назад, в апокалиптические книги среднезаветного периода, то нам стоит критически отнестись к этому методу, поскольку мы, в таком случае, занимаемся эйзегезой, то есть привнесением в изучаемый текст значения извне. Для многих изучение таких книг, как 1-ая книга Еноха или Устава войны из Свитков Мертвого моря, включает процесс толкования этих книг в свете похожих тем и идей, находящихся в Новом Завете, с последующим применением полученных «результатов» в качестве основы для толкования апокалиптических текстов Ветхого Завета. Подобный процесс иногда используют для толкования ветхозаветных книг, когда значение текста объясняется идеями из апокрифических книг среднезаветного периода. И снова значение более поздних текстов распространяется на тексты более ранние. Это тоже эйзегеза. Образы и символы более позднего иудаизма времён Вавилонского плена и периода после плена смешиваются с божественными откровениями, содержащимися в более ранних частях Ветхого Завета, и без долгих рассуждений приравниваются к ним. Но мы совершаем грубую ошибку, приравнивая друг к другу две разные эпохи мышления и манеры создания писаний или делая их идентичными, — по крайней мере, делая это без достаточных оснований, которые находятся в самом тексте.

Тот же способ был использован критической школой для поздней датировки апокалиптических текстов в книгах Даниила 7-12, Исаии 58–66, Захарии 12–14, при этом данные тексты помещают в период значительно более поздний, чем тот, о котором свидетельствуют сами тексты. Но эта поздняя датировка заслуживает не больше доверия, чем появившийся критерий ex post facto (лат. «после факта», пророчество после события; прим. пер.).

Также для древних апокалипсисов характерным было использование их авторами псевдонимов. Это привело многих к предположению о том, что, возможно, та часть работ, написанных пророками, которая содержит апокалиптическую тематику, тоже написана другими авторами под псевдонимами, особенно вторая половина книги Даниила и перечисленные выше отрывки из Исаии и Захарии. Но здесь, снова, желание порождает мысль, поскольку единственным подтверждением того факта, что эти части пророческих книг написаны неизвестными авторами, является предвзятость, находящаяся в самом определении. Мы снова сталкиваемся с желанием найти доказательства происхождения этих отрывков от других авторов, основанным на предубеждении, находящемся в самом определении. В первую очередь, нужно задавать вопросы самому тексту относительно его автора. Только после этого может быть принято решение о надёжности того, что утверждает текст.

Поскольку апокалиптика является подкатегорией пророчеств, её следует рассматривать во многих отношениях, так же, как и пророческий жанр. Часто сообщение о прекрасном или ужасном будущем преподносится как завершение грозного провозглашения суда или послания об окончательном избавлении. Дело в том, что Бог не желает, чтобы Его наказание, которое должно постичь израильский народ (или другие народы, если уж на то пошло), было последним словом для того поколения. Не следует воспринимать это как свидетельство того, что Божий план-обетование устранён или, что ещё хуже, разрушен. Слушатель, таким образом, оказывается далеко от тех дней, в которые жил пророк, чтобы увидеть, как Бог поступит со злом или как Он явится победителем во всей Своей славе и великолепии.

Это не означает, что между ближайшим и отдалённым будущим нет ничего общего, скорее наоборот, часто существует непосредственная связь, которая выражается в том, что ближайшее будущее является знаком, «первым взносом», того, что произойдёт в отдалённом будущем.

Хорошим примером пророчеств, указывающих на связь между «сейчас» и «ещё не», может служить пророчество Иоиля. Бог посылает на народ четырёхкратное нашествие саранчи из-за то, что он не спешил вернуться к Нему. В конце концов, после двух призывов к покаянию, провозглашённых Иоилем (Иоиль 1:13–14,2:12–14), Израиль решительно меняет направление.

Подтверждение столь поразительного изменения в сердцах слушателей Иоиля мы находим в четырёх глаголах, употреблённых в прошедшем времени, использованных в отрывке Иоиль 2:18–19 (вместо использования этих глаголов в будущем времени, что недопустимо, в версиях NASB и NIV [116] [также в русском Синод, перев.; прим. пер.]):