Психоаналитическая традиция и современность

Мне представляется, что речь может идти, по меньшей мере, о четырех типах женщин.

Первый тип женщины характеризуется чрезмерной материнской страстью, сопровождающейся сексуализацией материнства и десексуализацией женственности. У второго типа материнская страсть не только не ведет к десексуализации женственности, но, напротив, способствует ее пробуждению и развитию, под воздействием чего сексуализация материнства отходит на задний план. Для третьего типа характерно то, что спустя какое-то время после рождения ребенка сексуализация материнства и сексуализация женственности становятся равноправными и подпитывающими друг друга. У четвертого типа может наблюдаться такое проявление материнской страсти, при котором возможна атрофия и сексуализации материнства и сексуализации женственности.

Какой из этих типов женщин превалирует в той или иной культуре, какой из них больше соответствует современности – это те вопросы, ответы на которые мы можем получить только на основе проведения сравнительных, широкомасштабных исследований. Другое дело, что в терапевтической деятельности психоаналитикам приходится, видимо, иметь дело с вполне определенными типами женщин, охваченных материнской страстью в ее крайних проявлениях, варьирующих от сексуализации материнства и десексуализации женственности до десексуализации материнства и гиперсексуализации женственности.

В-четвертых, я бы поставил под сомнение тезис Ю. Кристевой, согласно которому для сохранения нормальных супружеских сексуальных отношений необходимо наличие «тени инцеста». Формирующиеся в детском возрасте эдипальные отношения могут давать знать о себе в процессе проявления взрослой сексуальности. При неблагополучном прохождении инфантильной фазы психосексуального развития, отмеченной печатью эдипова комплекса, в ряде случаев «тень инцеста» дает знать о себе таким образом, что мужчина может оказаться психически импотентным, а женщина – фригидной.

«Тень инцеста» в принципе сдерживает, затормаживает проявление сексуальности как у мужчины, так и у женщины. С рождением ребенка любимая женщина становится матерью и мужчина, который ранее не находился под воздействием «тени инцеста», начинает по-другому относится к матери своего ребенка, что может оказывать сдерживающее влияние на проявление его сексуальности. Женщина, родившая ребенка и ощутившая материнскую страсть, также может столкнуться с реактивизацией «тени инцеста», что способно привести к усилению десексуализации женственности.

Словом, «тень инцеста», на мой взгляд, не только не благоприятствует поддержанию и укреплению супружеской жизни в ее сексуальных составляющих, но, напротив, приводит к такому положению, когда с рождением ребенка ухудшаются супружеские отношения, следствием чего являются последующие разводы, кстати далеко не редкие и связанные с сексуальной неудовлетворенностью обоих супругов или одного из них, особенно мужчины.

И наконец, затрону еще один вопрос, лишь обозначенный во вступительном слове Ю. Кристевой, но не относящийся к теме ее лекции о материнской страсти. Этот вопрос касается тех разногласий и противоречий между российскими кандидатами и членами Международной психоаналитической ассоциации, о которых, судя по всему, Ю. Кристевой стало известно. Во всяком случае в произнесенном на русском языке вступительном слове она обмолвилась именно об этом, выразив надежду, что руководству Международной психоаналитической организации удастся разрешить те конфликтные ситуации, которые, к сожалению, имеют место в российском психоанализе.

Выскажу лишь одно соображение по этому поводу.

Когда-то в России, в эпоху крепостного права, конфликты между крестьянами решались по типу «Вот приедет барин, барин нас рассудит». Барин приезжал и по-своему разумению разрешал возникшие конфликты, подчас не особенно вникая в их причины и существо, да и, по сути дела, не зная психологии крестьян.

Сегодня, в эпоху провозглашения свободы и демократии надежда на разрешение имеющихся разногласий как между отдельными российскими кандидатами и членами Международной психоаналитической ассоциации, так и между российскими ее членами по-прежнему, как и при крепостном праве, возлагается на «барина».

Не собираюсь углубляться в тонкости этого, по всей видимости, очень непростого вопроса. Но не могу не обратить внимание на своего рода расхождение между соответствующим упованием на разрешение имеющихся разногласий в рамках психоанализа в России и высказанными Ю. Кристевой соображениями о свободе, которые имели место в лекции о материнской страсти (о чем я не упоминал) и особенно в лекции «Как мыслить свободу сегодня», прочитанной ею 5 декабря 2010 года на Международной ярмарке интеллектуальной литературы non/fiction.

В интервью Ю. Кристевой, данном газете «Коммерсант» сразу же после закрытия этой ярмарки, речь шла о том, что подлинной, реальной свободой может быть только та, которая является личностной, как таковая она «возможна в ситуации договора, охраняющего каждую отдельную личную свободу и уважающего ее».

Так, быть может, отвечающий духу реальной, а не иллюзорной свободы, подобного рода договор необходимо выработать в рамках существующих в России психоаналитических обществ, организаций и групп, ориентированных на Международную психоаналитическую ассоциацию, возможно, даже и выходящих за ее пределы, чем отдавать «барские» функции наказывать или жаловать, казнить или миловать назначенным эмиссарам из МПА?

2010

Нарциссизм: вектор развития психоаналитических идей

Когда и почему З. Фрейд обратился к проблеме нарциссизма? Как и каким образом осмысление проблематики нарциссизма сказалось на развитии психоаналитических идей?

Полагаю, что ответы на эти вопросы могут способствовать лучшему пониманию не только исторических вех, связанных с обращением З. Фрейда к тем или иным аспектам нормального и патологического развития человека, но и специфики психоаналитической интерпретации нарциссизма как такового, которая не совпадает с мифологическими и литературно-художественными толкованиями.

Начну с констатации того, что термин «нарциссизм» был введен в научную медицинскую литературу в 1898 году английским врачом Х. Эллисом, который, апеллируя к греческому мифу о Нарциссе, использовал данный термин при описании клинического случая лечения аутоэротического мужчины, что нашло отражение в его статье «Аутоэротизм: психологическое исследование». В 1899 году другой врач П. Некке в своей статье «Сексуальная перверсия в психиатрической больнице» также счел возможным использовать термин «нарциссизм» при изложении клинического материала. Оба автора рассматривали нарциссизм в качестве приемлемого термина для характеристики особого типа сексуальной перверсии, связанной с аутоэротизмом.

После опубликования З. Фрейдом «Трех очерков по теории сексуальности» (1905), в которых, наряду с психоаналитическим пониманием стадий психосексуального развития ребенка, высказывалась мысль о размытости границ между нормой и перверсией, некоторые психоаналитики вплотную подошли к рассмотрению проблематики нарциссизма, в дальнейшем сыгравшей значительную роль в становлении новых психоаналитических идей и концепций.

В 1908 году на первой Международной встрече по психоанализу К. Абрахам выступил с докладом «Психосексуальные различия истерии и Dementia praecox», где высказал соображения о возможности возвращения либидо некоторых пациентов с сексуального объекта на собственное Я.

В 1910 г. в одном из журналов была опубликована статья Й. Задгера «Фрагмент психоанализа одного случая гомосексуальности», в которой также высказавались идеи, относящихся к проблеме нарциссизма.

З. Фрейд не только был знаком с этими материалами, но и в своих работах, связанных с обращением к проблематике нарциссизма, счел необходимым сослаться на идеи данных авторов.

Если не считать упоминания З. Фрейдом данного термина на заседании Венского психоаналитического общества 10 ноября 1909 года, то впервые в текстовых вариантах его обращение к проблеме нарциссизма, датированное 1910 годом, нашло свое отражение в работе «Воспоминание Леонардо да Винчи о раннем детстве» и в дополненном издании «Трех очерков по теории сексуальности». В этих публикациях З. Фрейд предложил свое объяснение психического механизма возникновения гомосексуальности, исходя из специфических взаимоотношений между ребенком и матерью. Согласно его представлениям, мальчик может вытеснить свою любовь к матери, затем идентифицироваться с ней, поставив себя на ее место и приняв за образец самого себя, и, таким образом, найти новый объект своей любви на пути нарцизма.