Психоаналитическая традиция и современность

Обвинение Фрейда и психоанализа в пансексуализме основывалось на том реальном факте, что в рамках классического психоанализа, в его теории и практике значительное внимание действительно уделялось рассмотрению сексуальности в жизни человека и подчеркиванию ее роли в различных сферах его деятельности. Но если исходить из подобного понимания пансексуализма, то в этом случае аналогичные обвинения могут быть выдвинуты против тех ученых, философов, писателей и поэтов, которые в своей профессиональной, творческой деятельности постоянно обращаются к проблематике сексуальности независимо от того, обсуждается ли она не в столь благородно звучащих терминах типа «сексуальные контакты», «половые акты» между людьми или в цивилизованно приемлемых и не оскорбляющих слух таких понятиях, как «любовь», «эрос».

Фрейд считал упреки психоанализа в пансексуализме бессмысленными, поскольку не он первым обратил внимание на проблемы сексуальности. Относящиеся к этой сфере жизни человека бессознательные страсти всегда являлись предметом осмысления драм и трагедий, находящих свое отражение в сокровищнице мировой литературы, а рассмотренное им понятие сексуальности в принципе ничем не отличалось от Эроса древнегреческого философа Платона. И он был по-своему прав, так как в науке, искусстве и литературе проблематика любви, сексуальности с древних времен и по настоящее время занимает важное место. Без рассмотрения и осмысления этой проблематики невозможно понять жизнедеятельность человека или, по крайней мере, такое понимание оказывается ограниченным, обедненным, искаженным.

Говоря о бессмысленности упреков в «пансексуализме» по отношению к психоанализу, Фрейд отметил, что «философ Артур Шопенгауэр уже давно указал людям, насколько их действия и мысли предопределяются сексуальными стремлениями в обычном смысле слова» (Фрейд, 1996, с. 21). И действительно, во второе издание основного труда «Мир как воля и представление» (1844) немецкий философ включил главу «Метафизика половой любви», в которой размышлял о роли полового инстинкта в жизни человека. Обращаясь к метафизике половой любви, он подчеркнул, что удивляться надо не тому, что философ обратился к постоянной теме всех поэтов, а тому, что предмет, имеющий столь большое значение в человеческой жизни, до сих пор не подвергался серьезному обсуждению со стороны философов. Размышления над этим предметом привели его к выдвижению таких положений, которые не в меньшей степени, чем психоаналитические концепции, могли бы быть расценены целомудренными авторами как пансексуализм.

В самом деле рассмотрение метафизики половой любви сопровождалось утверждением Шопенгауэра, согласно которому человек – это «воплощенный половой инстинкт». Немецкий философ заявил о том, что влюбленность «имеет свои корни исключительно в половом инстинкте», половая любовь «является самой могучей и деятельной изо всех пружин бытия», она «составляет конечную цель почти всякого человеческого стремления», «ежедневно поощряет на самые рискованные и дурные дела, разрушает самые дорогие и близкие отношения, разрывает самые прочные узы, требует себе в жертву то жизни и здоровья, то богатства, общественного положения и счастья» и в общем выступает как «некий враждебный демон, который старается все перевернуть, запутать, ниспровергнуть» (Шопенгауэр, 1993, с. 374, 375).

Подобно Шопенгауэру, Фрейд обратился к рассмотрению этого могущественного полового инстинкта, оказывающего воздействие буквально на все сферы человеческой деятельности. Однако в отличие от немецкого философа он не просто размышлял над ролью половой любви и полового инстинкта в жизни человека, но с психоаналитической точки зрения попытался осмыслить те конкретные формы проявления сексуальности, которые имеют место в онтогенетическом (индивидуальном) и филогенетическом (родовом) развитии человека.

Несмотря на сходные установки в рассмотрении человека через призму сексуальности, Шопенгауэра не упрекали в пансексуализме, в то время как Фрейду предъявляли обвинения именно этого рода. Думаю, что это связано вовсе не с тем, что один из них предавался отвлеченным философским размышлениям, а другой апеллировал к конкретному материалу, проводя параллели между здоровой и больной психикой. Как мне представляется, Фрейда обвинили в пансексуализме не потому, что он обратился к рассмотрению сексуальности, подчеркнув, подобно Шопенгауэру, ее роль и значение в жизни человека. Его обвинили в пансексуализме именно потому, что, в отличие от немецкого философа, он радикально пересмотрел привычные представления о половом инстинкте и сексуальности как таковой.

Если Шопенгауэр, как и многие другие его предшественники, исходил из того, что конечная цель полового инстинкта – это деторождение и продолжение человеческого рода, то для Фрейда сексуальность не только не ограничивается этой сферой деятельности человека, но выходит далеко за ее пределы.

Если немецкий философ рассматривал гомосексуальность в качестве извращения полового инстинкта и в то же время предохранительного средства против вырождения человеческого рода, то основатель психоанализа попытался выяснить, когда различного рода ненормальности, включая гомосексуализм, граничат с нормой или отклоняются от нее.

Если Шопенгауэр обращал внимание на половую любовь взрослого человека, то Фрейд проявил значительный интерес к сексуальному, точнее говоря, психосексуальному развитию ребенка.

Все это в конечном счете как раз и привело к тому, что основателя психоанализа обвинили в пансексуализме, хотя на самом деле у него шла речь не о каком-то всеобъемлющем понятии сексуальности, а об углубленной проработке тех вопросов, которые не попадали, как правило, в поле зрения исследователей.

При рассмотрении проблемы сексуальности Фрейд отталкивался прежде всего от выдвинутого им исходного положения, согласно которому невозможно понять нормальную сексуальную жизнь человека без соотнесения ее с болезненными формами сексуальности, принятыми называть перверсиями, извращениями, поэтому его исследовательская задача состояла не в том, чтобы в противоположность широко распространенному моралистическому и правовому осуждению извращений оправдать их ссылками на психические заболевания. Не оправдывая болезненные формы сексуальности, он в то же время поставил перед собой вполне определенную и конкретную задачу – понять эти формы сексуальности и дать теоретическое объяснение тому, как и каким образом возникают извращения и какова их связь с тем, что обычно называют нормальной сексуальностью.

Вполне очевидно, что при таком понимании основной задачи психоаналитического исследования сексуальности обвинения психоанализа в пансексуализме оказываются не более чем эмоционально окрашенным неприятием исследовательского интереса, предполагающего вторжение в святая святых – скрытую от посторонних глаз сексуальную жизнь человека. По поводу скрытности большинства из нас в этой сфере человеческой деятельности Фрейд писал: «Люди вообще неискренни в половых вопросах. Они не обнаруживают свободно своих сексуальных переживаний, но закрывают их толстым одеянием, сотканным из лжи, как будто в мире сексуального всегда дурная погода. Это действительно так: солнце и ветер не благоприятствуют сексуальным переживаниям в нашем культурном мире. Собственно, никто из нас не может свободно открыть свою эротику другим» (Фрейд, 1998, с. 346–347).

В понимании сексуальности Фрейд исходил из того, что традиционные представления о ней являются узкими, не отражающими существа сексуальной деятельности человека. В том случае, когда сутью и основной целью сексуальности считается продолжение человеческого рода, за пределами рассмотрения остаются иные формы сексуальной деятельности, которые, хотя и не служат деторождению, тем не менее не только могут иметь место в жизни человека, но и играют порой важную роль в его жизнедеятельности. Именно это и происходит при традиционном понимании сексуальности, в результате чего все, что служит цели деторождения, считается нормальным, в то время как иные виды сексуальной деятельности воспринимаются в лучшем случае в качестве социально неприемлемой и нравственно осуждаемой похоти, а в худшем – как физиологическое отклонение от нормального развития, психическое заболевание или преступное деяние, подлежащее не только осуждению, но и наказанию.