Дневник «Канатного плясуна»

Мы решили, что можем все. Когда об этом говорит сумасшедший, его называют «сумасшедшим». Когда говорит о том врач, ему верят. Только страх и заставляет нас верить. Чего же стоит наша вера?

Кого мы пытаемся обмануть своими словами? Свой страх, да и только. Когда мы боимся прослыть негуманными, мы говорим о гуманизме. Когда мы боимся опасности, мы говорим о необходимости войны. Мы верим себе, когда говорим, ибо страх — лучшее основание для нашей веры.

Все веры стояли на страхе, и не было еще веры, которая опиралась бы на человека, в основании которой не было бы страха. Вся наша жизнь — только языковая игра страха. Хочу ли я такой жизни? Имею ли я другую? Живу ли я?

Так сегодня говорил Заратустра:

«Если змея укусила, она должна была укусить. Что вы кричите: "Это несправедливо!" Было бы справедливо, если бы она не укусила? Но что ж делать ей с ядом ее? Как не быть ей змеей?

Если вас укусила змея, вы кричите: "Господи, почему я!" Что, лучше было бы, если бы укусила она другого? Такова справедливость ваша? Тот, кто справедлив для себя, несправедлив для другого. Что ж ищете вы справедливость одну на всех?

Вы хотите выкусить у змеи ядовитый зуб ее? Радуйтесь, вы не умрете от укуса змеи, вы умрете от укуса тарантула! Нельзя выкусить все ядовитые зубы, как нельзя вычерпать море.

Не смерти должны бояться вы, но того, что не можете вы жить, вдыхая каждое мгновение жизни своей полной грудью, ибо грудь ваша парализована страхом!

Говорите вы: "Он умер не вовремя!" Но когда время ему умирать? Есть ли этому «время»? Говорите вы: "Он умер не своей смертью!" Но разве может человек умереть чужой смертью? О чем говорите вы, кого пытаетесь обмануть?

Но не радуетесь вы тому, что дали вам, а печалитесь оттого, что отберут у вас. Что ж, не печальтесь, вы уже умерли! Уверены ли вы, что сделали это "вовремя"?

Кажется все еще вам, что можете переписать вы законы вселенной. Что толку в мечтах ваших, если в реальности даже себя самих переписать вы не в силах?

Пытаетесь вы отменить смерть, все силы науки вашей бросили вы на борьбу со смертью. И вижу я, что движет страх вами! Отчего же вы не видите этого? Верно, вы уже не живете. Что ж боретесь вы со смертью?

Вы говорите: "Мне не нравится мир этот, потому что не нравятся мне законы его!" "У тебя есть другой мир?" — спрошу я. На что законы вам, мертвые, если нету им приложения?

Живете в мире вы, которого нет вовсе. Иллюзия — имя миру этому. Хороши для вас законы мира, ибо это вы их придумали. Но они иллюзорны, и жизнь ваша — иллюзия! Думаете вы, что боитесь смерти, мертвецы, а боитесь вы жизни!

Думаете вы, что справедливость вершите, а сами с рук своих кормите страх свой — это ли справедливость ваша? Наказывая, не преступника наказываете вы, но себя, ибо страх свой задобрили вы сим наказанием!

Все, что делаете вы, вы делаете для себя, ибо свою вы проживаете жизнь, а не чужую! Вы сами и есть мера дел ваших, ибо ненависть ваша вам доставляет боль, а радость ваша — это ваша радость!

На самих Себя следует вам смотреть, а не на других, ибо у вас одна жизнь, и дела ваши — то, что делаете вы для самих Себя. Вот о чем следует помнить вам! Может быть, тогда и поймете вы, что делаете вы для самих себя, а что - для страха вашего.

Если жизнь ваша в тягость вам, то не для Себя самих вы живете, но для страха вашего! Других хотели бы исправить вы, но сами не хотите вы исправляться. Помните же, что жизнь других — их жизнь, но не ваша. Что ж свою-то жизнь не хотите вы? Знайте же, что другой не будет у вас!

Не верите вы самим Себе, отшельники! Только страху своему и верите вы в благородных порывах ваших. Не желаете вы жить для самих Себя, потому что боитесь. А для Других вы не можете жить, ибо для самих Себя вы не живете. И боитесь вы смерти еще?! Я бы боялся такой жизни!

Чтобы измерить силу любви вашей, спрашиваете вы себя: "Смог бы я умереть за него?" Но должны вы спрашивать: "Живу ли я для него?", если хотите знать, любите ли вы хоть чуть-чуть любимого вашего!

Страх животного — помощник ему в жизни его, а для вас — приговор! Человек же использует страх свой не с тем, чтобы защититься от боли, но с тем, чтобы увидеть в ней страх свой — своего врага! Нужно ли вам бояться боли? — спрашивает эгоист, и в этом единственный вопрос познания!

Знает эгоист один страх, один страх себе позволяет — страх умереть в жизни! Недостойно человека платить за подарок презрением, глупо предавать самого Себя и пошло близости желать из страха! Не оспаривает эгоист страхи чужие, но и не потакает им, так вынашивает он Другого, открываясь ему нежностью самого Себя!

Человечеству суждено умереть, и будет это скоро! Так пусть же умрет оно счастливым, чем от страха!»

Так говорил Заратустра.

А я увидел страх в своем прежнем смятении, и смятение мое рассеялось. И появилось во мне (даже обнаружило себя!) великое сомнение: я увидел безликость нашу в страхе, но разве же безлик каждый из нас? И я увидел, что это мое сомнение вызвано отсутствием страха, ибо ушла вера в иллюзию, которая столько лет говорила мне, что я — ничто.

Я ничто для ничто — это недурно. Я есть - это хорошо, этого довольно.

Они говорят мне: «Мы любили детей своих!», но дети их стали убийцами, наркоманами или покончили с собой. Убил бы я, если был бы любим? Стал бы я отравлять свою жизнь ядом, если ощущал бы себя любимым? Стал бы я подвергать свою жизнь ненужному риску или совершать самоубийство, если бы знал, что меня любят? Нет.

Но говорят мне родители, дети которых убили, стали наркоманами и погибли: «Мы любили детей своих!», говорят и ищут во мне сострадания. И я спрашиваю их: «Вы любили их так, как хотели сами, или так, как хотели от вас дети ваши?» Они молчат, а во мне нет сострадания, я врач, а не священник.

Что есть любовь? Если я чувствую, что люблю, — это еще не любовь, но если Другой чувствует, что любим — это любовь. У кого хватит духу спросить у любимого: «Как хочешь ты, чтобы я любил тебя?» У кого силы хватит ответить? Как мы любим? Любим ли? Страх со всех сторон, а глупость покрывает страх. Этот грех даже священник не в силах, мне кажется, отпустить.