Синхронизация в Биркенвальде

ЭРНСТ. Ну и дела! Два дня не ели, а теперь надо еще ночь проваляться, пока дождешься, чтобы утром дали полакать этой теплой мутной водички!

КАРЛ (Францу). Францик, Францик, я опять тебе говорю — не надо было тебе идти со мной.

ФРАНЦ. Я должен был, ты же знаешь, как это было.

КАРЛ. Да знаю я вечную твою жертвенность. Я тебе прямо скажу: это у меня уже вот где! Сначала ты мог уехать в Америку, так нет! Ты не хотел оставлять семью в беде. А результат? Чтобы спасти тебя от гестапо, сестра пожертвовала собой. А после гибели Эви от болезней и горя умер отец. Потом настала моя очередь. И теперь мама — одна. Бог знает, жива ли она?

МАТЬ (маленькая, скромная, печально озабоченная, появляясь справа, откуда не видно никаких подходов к бараку). А, вот они здесь! (Остается вблизи сыновей.)

КАРЛ. Жертва за жертвой — и ни к чему это не приводит.

ФРАНЦ. Не говори так, Карл. Ты не хуже меня знаешь, что эта дерьмовая жизнь не имела бы смысла и не стоило бы за нее держаться, если бы мы не были готовы в любой момент отшвырнуть ее ради чего-то другого.

КАРЛ. Что-то другое… Но что? Что?

ФРАНЦ. Называй как хочешь, но ты знаешь это так же хорошо, как и я. По крайней мере мы об этом догадываемся.

КАРЛ. Всему есть предел. Ты не должен вот так швыряться своей жизнью.

ФРАНЦ. Почему нет, если это имеет смысл?

КАРЛ. Что ты называешь смыслом? Что в конце концов мы все погибнем?

ФРАНЦ. Может быть, и это. Дерьмовая жизнь во всяком случае бессмысленна, если еще и цепляться за это дерьмо. Кто не готов пожертвовать своей жизнью, тот просто существует, пока не подохнет. А для того, кто готов бросить такую жизнь к чертям, и смерть может иметь смысл. В этом я убежден. И я никогда не стал бы об этом говорить, если бы мы не сидели здесь.

КАНТ. Вот это прекрасно! Вы слышали, господа?

СПИНОЗА. Откровенно говоря, я им не верю.

СОКРАТ. Может быть, все еще изменится к лучшему.

МАТЬ (робко подходя к философам). Прошу вас, господа, не сердитесь на меня, но это — двое моих сыновей, это — последнее, что у меня было. Ну скажите, разве они не замечательные? Разве не славные ребята? Франц мог уехать в Америку еще вовремя, понимаете? Но он остался с нами, со мной и с отцом. Мы так просили его уехать, а он говорит: «Мне и здесь неплохо». Как будто мы не догадываемся, что он не хочет нас оставить…

КАНТ (успокаивая). Мы как раз сейчас говорили, что ваш сын Франц — очень способный юноша.

СПИНОЗА. По-настоящему хороший человек.

СОКРАТ. Утешьтесь, сударыня, мы позаботимся о ваших сыновьях.

МАТЬ (кланяется). Я очень вам благодарна, господа. С кем я имею честь?

КАНТ. Сударыня, вы нас, наверное, знаете, однако забудьте. Мы неохотно называем свои имена.

МАТЬ. Извините, извините! Я только хотела… думала… вы могли бы замолвить за меня словечко…

СПИНОЗА. Что? И зачем, кому?

МАТЬ. Я так тоскую о сыновьях. А здесь они так страдают, я знаю, я вижу — страдают! И я подумала: я подам заявление, чтобы их отправили ко мне.

КАНТ. Это невозможно, сударыня.

СПИНОЗА (тихо Канту). А может быть, попытаться, господин профессор?

СОКРАТ. Лучше не стоит, Барух. Не будем в это вмешиваться. Давайте иначе. (Матери.) Помогайте вашим сыновьям, а мы обещаем, что сделаем все, что сможем.

МАТЬ. Спасибо господа, большое спасибо! Бог вас вознагради! И поверьте мне, они того стоят! Смотрите, вот (неловкими движениями вытаскивает из сумки письма и маленькие пакеты) — все это я получила от них.

СПИНОЗА. Как так? Ведь оттуда, из лагеря, нельзя писать, нельзя ничего посылать?

КАНТ. Так что же это?

СОКРАТ (вглядываясь ближе). О! Разве вы все еще не понимаете? Это мысли сыновей о матери, это их молитвы за нее. Вот это я называю — дары, подарки…

МАТЬ (гордо). Прекрасные подарки, не правда ли? Так много писем, почти ежедневно, и что ни день — то пакет… Как же не гордиться ими? И разве они не стоят того, чтобы о них печалиться и заботиться?

КАНТ. Вы правы.

СПИНОЗА. Конечно!

КАНТ (философам). Да, знали бы люди, что все имеет свое значение и что значение это больше, чем то, к чему оно относится…

СПИНОЗА. Учитель, представьте, что сказали бы люди, если бы они это знали, как бы они удивились! А как бы были изумлены философы, если бы знали, что каждая их работа, в которой они ссылаются на вас, господин профессор, моментально…

СОКРАТ. Вы, вероятно, имеете в виду — вечно?

СПИНОЗА. Да — вечно — взлетает на ваш здешний вечный письменный стол в виде отдельного оттиска.

СОКРАТ. И как бы они были изумлены, если бы знали, что их великие мысли, даже не опубликованные, даже еще не высказанные — если это, конечно, великие мысли, — уже давно опубликованы здесь и ждут, когда их гонимый автор прибудет снизу, чтобы встретиться с ними.

КАНТ. Но почему вы думаете только о нашем цехе? Почему не о других — художниках, музыкантах? Разве вы не помните то мгновение — вечное мгновение, — когда Шуберт со слезами на глазах буквально ворвался к нам — и собственноручно получил здесь партитуру своей Симфонии си-минор, теперь уже «завершенной»?..

СОКРАТ. А помните, учитель, о чем тогда говорили? Бесконечные похвалы…

СПИНОЗА. И все время — музыка в си-миноре.

КАНТ. Да, да, знали бы люди…

КАРЛ. …Жива ли еще мама?

ФРАНЦ (вполголоса). Мама, жива ли ты, мама, ты жива? Скажи, мама, ты жива?

КАРЛ. О чем ты думаешь? Чего молчишь? Что ты тихий такой?

ФРАНЦ (все также тихо, задумчиво). Скажи, мама, ты жива?

КАРЛ (нетерпеливо). Ну ответь же, Франц!

МАТЬ (приближаясь). Я не могу тебе этого сказать, Францик. Я не должна этого говорить. Но какая разница? (Настойчиво, убеждающе.) Но какая разница? Разве я не с тобой — так или иначе? Все равно с тобой!

ФРАНЦ (обращаясь к ней). Мама, скажи, ты жива?

КАРЛ. Ну, скажи же, наконец, хоть слово! Мне просто страшно. Скажи, ты что-то замышляешь?

ФРАНЦ (испуганно). Что ты говоришь? Нет, я просто думал о чем-то. Ладно, оставим это…

МАТЬ (философам). Вы слышали? Он думает обо мне. Беспрестанно думает обо мне!

СПИНОЗА. Да.

МАТЬ. Но он сомневается, он все время сомневается. Что сделать, чтобы он так не мучился сомнениями?

КАНТ. Вы ничего не можете сделать. Подождите — и пусть он подождет.

МАТЬ. Но я бы так хотела ему помочь…

СОКРАТ. Вы ничего не можете для него сделать.

МАТЬ. И они оба такие голодные…

ЧЕРНЫЙ АНГЕЛ (появляясь, как и мать, справа; философам). Какое невезенье! И надо же, чтобы это случилось со мной!

КАНТ. Что такое?

СОКРАТ. Что опять случилось?

СПИНОЗА. У вас вечно что-то случается.

АНГЕЛ. Я должен спуститься вниз — туда, к ним.

КАНТ. Но зачем?

АНГЕЛ. Женщина подала заявление. Она хочет, чтобы сыновья были с ней.

СПИНОЗА. И что?

АНГЕЛ. Я должен туда, испытать их.

КАНТ. Вот так, в таком виде?

АНГЕЛ. О чем вы?

СОКРАТ. Переодетым, инкогнито?

АНГЕЛ. Конечно.

СПИНОЗА. И как что? Как кто?

АНГЕЛ. Как эсэсовец.

КАНТ. Забавно!