Темперамент. Характер. Личность

Важно понять, что физиологическая организация мозга, индивидуальные особенности его функционирова11 Физиол. журн., 1954, т. 40, № 5, с. 618.

ния и содержательная сторона психики, формирующаяся в результате социального воспитания, — не абсолютно самостоятельные категории. Выводить содержательную сторону психики из наследственных задатков столь же нелепо, как отрицать роль этих задатков в особенностях усвоения субъектом социального опыта. Прямолинейный детерминизм здесь заранее обречен. Иное дело, если мы перейдем на позиции вероятностного детерминизма, признавая, что один и тот же социальный опыт, предлагаемый окружающей средой, будет усваиваться различно в зависимости от индивидуальных особенностей субъекта. Эту диалектику общего и сугубо личного ярко описал академик Д. К. Беляев: «…нет специальных генов, например, гуманизма или альтруизма или генов антисоциального поведения. Но есть генетически детерминированные свойства психики, сочетание которых, преломляясь через определенные социальные условия, способствует формированию либо человека с высоким чувством совести, испытывающего отвращение не только к преступной деятельности, но и к карьеризму и стяжательству, либо же человека, который плохо понимает, что такое совесть, со всеми вытекающими отсюда последствиями»[12].

Противоречие между частным, индивидуально неповторимым в личности и тем общим, что делает личность предметом научного анализа, снимается заменой классифицирования (группировки) людей определением параметров их индивидуальности. Именно на этот путь встали В. М. Теплов и В. Д. Небылицын, перейдя от «типов нервной системы» к изучению «свойств нервной системы». Но параметры не могут быть выбраны произ12 Беляев Д. К. Современная наука и проблемы исследования человека. — Вопр. философии, 1981, № 3, с. 5.

вольно, они должны соответствовать наиболее существенным компонентам внутренней структуры личности, характеризовать и по возможности измерять наиболее существенные ее черты.

Те параметры, о которых в дальнейшем пойдет речь, подсказаны нашим общим потребностно-информационным подходом к высшей нервной (психической) деятельности человека. Суть этого подхода, экспериментальные доказательства его правомерности и продуктивности многократно излагались на протяжении последних двух десятилетий одним из авторов (П. В. Симоновым). Эти многочисленные публикации делают излишним повторное описание деталей наших теоретических и экспериментальных исследований. Мы можем ограничиться лишь напоминанием тех основных положений, которые легли в основу нашего подхода к проблеме индивидуальных различий.

Прежде чем перейти к изложению этого подхода, подчеркнем, что умение видеть, понимать, знать индивидуально неповторимые особенности конкретного человека имеет исключительное значение для целого ряда профессий. Отсутствие такого умения в деятельности руководителя-администратора, педагога, врача, юриста резко снижает продуктивность его профессиональных усилий. Впрочем, можно ли упрекать практиков в том, что еще не открыто, не установлено, не сформулировано самой наукой?

Мы повседневно встречаем специалистов (администраторов, педагогов, врачей, юристов и т. д.), которые обладают умением тонко фиксировать индивидуальные особенности психического склада окружающих людей и с успехом применяют это умение в своей практической деятельности. Мы справедливо называем их талантливыми, поскольку их работа напоминает искусство. В работе с людьми элементы искусства останутся, по-видимому, всегда — это определяется самой уникальностью, неповторимостью человеческой личности; и все же с каждым новым шагом науки о человеке вероятность дефектов в процессе воспитательной, управленческой, медицинской к т. п. практики будет неуклонно снижаться, а ее эффективность — возрастать. Нужно ли говорить о том, какой это мощный стимул для исследовательской мысли!

В поисках параметров индивидуальности

Первые понятия, с которых начинается какая-нибудь наука, должны быть ясны и приведены к самому меньшему числу. Тогда только они могут служить прочным и достаточным основанием учения.

Н. И. Лобачевский[13]

Отказ от взгляда на мышление человека, как на первоисточник и движущую силу его деятельности, признание потребностей исходной причиной человеческих поступков представляет начало подлинно научного объяснения целенаправленного поведения людей. По словам Энгельса, «люди привыкли объяснять свои действия из своего мышления, вместо того, чтобы объяснять их из своих потребностей (которые при этом, конечно, отражаются в голове, осознаются), и этим путем с течением времени возникло то идеалистическое мировоззрение, которое овладело умами, в особенности со времени гибели античного мира»[14]. Вопрос о том, как именно и в какой мере люди осознают движущие ими потребности, мы рассмотрим ниже, а сейчас нам важно напомнить, что «никто не может сделать что-нибудь, не делая этого вместе с тем ради какой-либо из своих потребностей и ради 13 Лобачевский Н. И. О началах геометрии. — Наука и жизнь, 1976, № 5, с. 39.

органа этой потребности»[15]. Мы полагаем, что эти принципиальнейшие утверждения основоположников марксизма далеко не в полной мере учитываются комплексом наук, занятых исследованием человека. Но прежде, чем двинуться дальше, попробуем уточнить, что такое «потребность».

Потребность есть специфическая (сущностная) сила живых организмов, обеспечивающая их связь с внешней средой для самосохранения и саморазвития, источник активности живых систем в окружающем мире. Сохранение и развитие человека — проявления этой силы, возможные лишь потому, что в мире существуют предметы его влечений «как не зависящие от него предметы; но эти предметы суть предметы его потребностей; существенные для проявления и утверждения его сущностных сил предметы»[16]. Соответственно поведение мы определим как такую форму жизнедеятельности, которая может изменить вероятность и продолжительность контакта с внешним объектом, способным удовлетворить имеющуюся у организма потребность.

Трансформация потребности во внешне реализуемое поведение проходит ряд ступеней «опредмечивания», т. е. мотивации. Трансформация потребностей есть, в сущности, главный предмет их изучения. В ней — путь (иногда длинный и сложный, иногда до примитивности очевидный) от исходной потребности до ближайшей конкретной мотивировки сиюминутного поступка или даже простейшего действия.

15 Там же, т. 3, с. 245.

16 Там же, т. 42, с. 163.

Выше уже упоминалось о том, что, если даже человек точно знает, чего он хочет, он не всегда уверенно ответит на вопрос, почему он этого хочет. Конец пути ясен, прост, очевиден; о начале только догадки, предположения. Между тем конец в значительной мере зависит от начала. В какой степени он предрешен началом? Что еще, помимо начала, и в какой мере определяет конец? Во что, в какую мотивацию трансформировалась у данного человека данная потребность? А если при ясном конце, итоге трансформации, начало ее неясно, то что тогда считать этим началом? Его поиски ведут к попыткам классификации потребностей — тех начал, из которых рождается поведение человека вплоть до простейшего, ближайшего поступка.

Далее, оказалось, что различные потребности (и по происхождению, и по ступеням трансформации — «опредмечивания», конкретизации) не только бывают постоянно взаимосвязаны, но выступают нередко столь слитно, что практически являются одной, единой потребностью — итогом разных, далеких одно от другого начал. Поэтому классификация конкретных потребностей представляется задачей безнадежной. Психолог К. Обуховский[17] насчитал более сотни существующих (предложенных в разное время разными авторами) классификаций. Их число, мы полагаем, может служить подтверждением бесплодности подобных попыток.

В основе мотивации лежит физиологический механизм активирования хранящихся в памяти следов (энграмм) тех внешних объектов, которые способны удовлетворить имеющуюся у организма потребность, и следов 17 Обуховский К. Психология влечений человека. М.: Прогресс. 1972.