Темперамент. Характер. Личность

Противопоставление «эгоизма» «альтруизму» требует большой осторожности. Дело в том, что на протяжении миллионов лет эволюции сосуществование этих двух тенденций было совершенно необходимым. Само выживание вида в некоторых экстремальных ситуациях (голод, стихийные бедствия и т. п.) оказывалось подчас возможным только потому, что особи-«эгоисты» сохранялись и давали жизнь следующим поколениям за счет гибели определенной части популяции. «Альтруизм, так же как и его альтернатива — эгоизм и антиальтруизм, в разных условиях жизни нравственно неразвитого общества имели разную адаптивную ценность, но поскольку условия жизни постоянно менялись, то они оказались вовлеченными в сферу группового отбора, а лежащие в их основе 25 Milgram S. Obedience to authority. N. Y., 1974.

генные системы оказались включенными в генофонд человека»[26].

Абстрактный альтруизм способен обернуться своей диалектической противоположностью. «Жертвенность, тем более затяжная, редко бывает бескорыстной. Она одаривает, но за это обязательно когда-нибудь потребует благодарности… почему это никто не замечает, почему не воздают должное?»[27] «Если человек может любить только других, он вообще неспособен любить»[28]. Совокупность исторических классовых макро-и микросоциальных факторов формирует исторически изменчивую норму удовлетворения потребности «для других», которая усваивается индивидуальным человеком как присущая лично ему совесть. По всему происхождению совесть есть память общества, усвояемая отдельным лицом, утверждал Л. Н. Толстой. «Как принадлежащий к этой общине, как член этого племени, этого народа, этой эпохи, я не обладаю в своей совести никаким особенным и уголовным уставом… Я упрекаю себя только в том, в чем упрекает меня другой»[29]. Однако, будучи усвоена субъектом, социальная по своему происхождению норма обретает новое качество, становясь внутренним регулятором поведения. «Презирать суд людей нетрудно; презирать суд собственный невозможно» (А. С. Пушкин). «Когда никто не увидит и никто не узнает, а я все-таки не 26 Беляев Д. К. Современная наука и проблемы исследования человека. — Вопр. философии, 1981, № 3, с. 10—11.

27 Гербер А. Без черновиков. — Юность, 1971, № 7, с. 84.

28 Fromm E. The art of loving. London, 1964, p. 60.

29 Фейербах Л. Избр. филос. произведения. М., 1955, т. 1, с. 630.

сделаю, — вот что такое совесть!» (В. Г. Короленко). На базе потребности «для других» в зависимости от ее удовлетворения или неудовлетворения возникают отрицательные эмоции «угрызения совести» или положительно окрашенное чувство удовлетворения своим поступком «по совести». «Две вещи наполняют душу все новым и нарастающим удивлением и благоговением, тем чаще, чем продолжительнее мы размышляем о них, — звездное небо надо мной и моральный закон во мне» (И. Кант). Хорошо упроченным нормам свойственно уходить в подсознание — приобретать черты автоматизма и функционировать без размышлений и доказательств, как нечто само собой разумеющееся. Самые высокие представления идеального порядка обнаруживают себя в поступке, во взаимодействии людей чуть ли не рефлекторно, когда их значение и источник едва осознаются.

Каждый человек наделен всеми тремя группами основных потребностей — биологическими, социальными и идеальными — в их разнообразнейших комбинациях, причем для подавляющего большинства характерно преобладание социальных. Явное преобладание биологических потребностей граничит с патологией. Даже в экстремальных ситуациях люди, как правило, сохраняют над ними социальный контроль. Абсолютное доминирование идеальных потребностей при полном игнорировании биологических и социальных встречается исключительно редко. Поэтому говорить о том, что одни из них «лучше», а другие «хуже», по меньшей мере, ненаучно. Общество оценивает набор и иерархию потребностей, присущих каждой отдельной личности, соотнося их с нормами удовлетворения этих потребностей, сложившимися в данной социальной среде. «Размер так называемых необходимых потребностей, равно как и способы их удовлетворения, сами представляют собой продукт истории»[30]. Конкретное общество (класс, социальная группа) нормирует и соотношение потребностей друг с другом, размеры удовлетворения каждой из них в зависимости от размеров удовлетворения всех остальных.

Вместе с тем многообразие и изменчивость норм не означают их равноценности перед историей, потому что на каждом ее этапе наибольшую объективную ценность представляют такие нормы и способы удовлетворения потребностей, которые в наибольшей степени содействуют развитию общества в целом, а следовательно, смене норм и развитию составляющих это общество личностей. Вот почему в устных и литературных памятниках почти всех эпох человечество отдавало предпочтение тем из своих сынов, у которых потребности «для других» и тенденции развития, по крайней мере, не уступали потребностям «для себя» и мотивациям самосохранения. Количество такого типа личностей в популяции — величина крайне изменчивая, она колеблется в зависимости от множества условий, но в любом случае на протяжении веков такие личности привлекают симпатии если не современников, то потомков.

Различные потребности характеризуются разным диапазоном удаленности целей, т. е. предельными сроками их удовлетворения. Биологические потребности не могут быть отложены на сколько-нибудь продолжительное время. Удовлетворение социальных потребностей ограничено сроками человеческой жизни. Достижение идеальных целей может быть отнесено и к отдаленному будущему. Я всю жизнь работал над тем, говорил Э. К. 30 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 23, с. 182.

Циолковский, что не давало мне ни хлеба, ни силы, потому что был уверен, что в будущем мои работы принесут людям горы хлеба и бездну могущества. Шкала удаленности целей («личных перспектив» — по А. С. Макаренко) получила отражение в обыденном сознании как «размеры души», которая может быть и большой, и мелкой. Мы называем человека малодушным, если он отказывается от достижения удаленной цели в пользу ближайшей, продиктованной, как правило, потребностями сохранения своего личного благополучия, социального статуса, общепринятой нормы. Великодушен тот, кто, напротив, отклоняет легко достижимую цель (скажем, месть обидчику) ради удовлетворения более высокой потребности, например восстановить у обидчика веру в людей, вызвать у него сожаление о совершенном поступке.

Самый лучший человек тот, говорил Л. Н. Толстой, кто живет преимущественно своими мыслями и чужими чувствами, самый худший сорт человека — который живет чужими мыслями и своими чувствами… Из различных сочетаний этих четырех основ, мотивов деятельности— все различие людей[31].

Если перевести эту классификацию на язык потребностей, то лучшим вариантом окажется социальная потребность «для других» в сочетании с потребностью познания, свободной от побочных влияний и не довольствующейся механически усвоенной нормой. Самый худший — эгоистически ориентирован на себя, а свои суждения подчиняет не объективной истине, но заимствованным и утилитарно выгодным для него взглядам. Заметьте, что Толстой говорит о наличии «четырех основ», из которых 31 Маркуша А. Откровенно говоря. — Наука и жизнь, 1979, № 3.

складывается «все различие людей». Иными словами, он выделяет не типы, а параметры их оценки, систему координат, совпадающую с координатами четырех вариантов потребностей — «мотивов деятельности». «Одно из величайших заблуждений при суждениях о человеке в том, — писал Толстой, — что мы называем, определяем человека умным, глупым, добрым, злым, сильным, слабым, а человек есть все: все возможности, есть текущее вещество… Как бы хорошо написать художественное произведение, в котором было ясно высказать текучесть человека, то, что он один и тот же, то злодей, то ангел, то мудрец, то идиот, то силач, то бессильнейшее существо»[32].

Для того чтобы потребность трансформировалась в действие, в поступок, недостаточно самого факта ее актуализации. Потребность должна быть вооружена и усилена волей. Если выраженность и соподчинение основных потребностей (биологических, социальных, идеальных с их подразделением на потребности сохранения и развития, для себя и для других) представляет «ядро» личности человека, то в действиях обнаруживается его характер.