У радости тысяча имен

Это может выглядеть как эгоизм. Но на самом деле это противоположность эгоизма: это абсолютная щедрость. Это любовь ко всем и ко всему, потому что вы становитесь просветленным по отношению к себе. Нет ничего добрее, чем знать, что вы есть Это. Осознание своей собственной сущности — единственной сущности, которая когда-либо существовала и будет существовать, — автоматически возвращает вас к центру. Вы вступаете в любовную связь с самим собой. Вы наслаждаетесь и восхищаетесь собой. Есть только вы один — всегда. Разве это не замечательно? Любуйтесь своей прекрасной сущностью!

Раньше я верила в то, что существуют «ты» и «я». Потом я открыла для себя, что нет никакого «ты», что в действительности «ты» есть «я». Не нужно заботиться ни о двух, ни о трех, ни о четырех, ни о миллионе. Есть только я. Какое облегчение! Просто немыслимо! «Получается, не нужно ничего делать? Если я в порядке, то и весь мир тоже?» Именно так. Это и есть самореализация. Все приходит к вам свободно, без усилий — само собой.

Вы не просто центр всего, вы — все вместе взятое. Вы — весь круговорот бытия и все, что находится за его пределами. Ничто не может ограничить вас, потому что вы есть все. Вы есть все, что вы можете себе представить — внутри, снаружи, вверху, внизу. Нет ничего, что существовало бы независимо от вас. Вы — причина всего. Понимаете? Если что-то не исходит от вас, значит, оно не существует. Посмотрите: существовало ли нечто до того, как вы о нем подумали? Когда вы спите и не видите снов, где находится весь этот мир?

Когда я впервые осознала, что есть только я, то очень долго смеялась. Я предпочла реальность отрицанию. И это был конец страданий.

Пребывая в центре и всем сердцем принимая смерть, вы будете существовать вечно.

Однажды доктор взял у меня кровь на анализ и вернулся с унылым лицом. Он сказал, что принес плохую новость, что он очень сожалеет, но у меня обнаружен рак. Плохая новость? Я не могла сдержать смех. Когда я посмотрела на доктора, то увидела, что он был шокирован моей реакцией. Не каждый может спокойно отнестись к смеху в подобной ситуации. Позднее выяснилось, что никакого рака у меня нет. И для меня это была тоже хорошая новость.

Истина состоит в том, что, не полюбив свою болезнь, мы не можем полюбить Бога. Вместо болезни объектом для любви может быть все что угодно: нищета, одиночество, потери — в общем, все, что укладывается в понятия «хорошо» и «плохо» и заставляет нас страдать.

Однажды я долго сидела с подругой, у которой была обширная раковая опухоль. Врачи давали ей несколько недель жизни. Когда я приготовилась уходить, она сказала: «Я люблю тебя, Кейти». «Нет, не любишь, — ответила я. — Ты не можешь любить меня, пока не полюбишь свою опухоль, Ведь все плохое, что ты думаешь о ней, в конце концов будет спроецировано на меня. Если я не смогу дать тебе того, чего ты хочешь, или поставлю под сомнение твои убеждения, ты начнешь проецировать на меня свои негативные мысли, касающиеся болезни». Возможно, я была довольно резка тогда, но моя подруга просила меня говорить ей только правду. Слезы, появившиеся в ее глазах, были слезами благодарности — так она сказала.

Никто не знает, что хорошо, а что плохо. Никто не знает, что такое смерть. Она может быть чем-то, а может оказаться и ничем. Смерть — чистейшей воды не изведанное, и мне это нравится. Мы думаем, что смерть есть состояние бытия или состояние небытия, и пугаемся собственных представлений о ней.

Я люблю то, что есть; здоровье и болезнь, приход и уход, жизнь и смерть. Для меня жизнь и смерть равны. Реальность добра; поэтому и смерть должна быть доброй, чем бы она ни была, если она вообще является чем-то.

Несколько месяцев назад я была в Нидлсе, маленьком городке в пустыне на юге Калифорнии, где живет моя дочь Роксана. Мы зашли с ней в магазин, где меня заметили старые друзья семьи, с которыми я не виделась уже много лет. «Кейти!» — воскликнули они и подошли ко мне с сияющими улыбками на лицах. Они обняли меня и спросили, как я поживаю. Я ответила им. Затем они поинтересовались: «А как твоя дорогая матушка?» Я сказала: «Прекрасно! Мама умерла». Наступила пауза, улыбки с их лиц мгновенно исчезли. Я заметила, что с ними что-то не так, но я не знала, что именно было не так. Когда мы с Роксаной вышли из магазина, она повернулась ко мне и сказала: «Мама, когда ты говоришь с людьми таким образом, им трудно тебя понять». А мне такое даже в голову не пришло. Я просто сказала правду.

Пока вы не воспринимаете смерть как дар, ваша работа не закончена. Если вы боитесь смерти, это указывает вам на то, что вы должны в данный момент исследовать. Вам ничего не остается: вы либо верите этим детским историям, либо подвергаете их исследованию — другого выбора нет. Что плохого в смерти? Мы каждую ночь закрываем глаза и погружаемся в сон. Многие люди с нетерпением ждут этого момента, а некоторые даже предпочитают сон другой части их жизни. И в этом нет ничего плохого, за исключением веры в то, что кроме смерти или сна существует что-то еще. Ведь до того, как возникает эта мысль, нет ничего— только покой, который даже не распознает себя в качестве покоя.

О смерти я знаю только одно: когда нет выхода и ты знаешь, что никто не придет и не спасет тебя, страх исчезает. Ты просто ни о чем не беспокоишься. Самое худшее, что может быть на смертном одре, — это вера в спасение. Ничего худшего не существует. Так что. если вы умираете и доктор говорит вам, что для вас все кончено, и вы ему верите, ваше замешательство прекращается. Вам больше нечего терять. И в этом покое есть только вы.

Люди, которые знают, что надежды нет, свободны; они знают, что от них ничего не зависит. Это всегда было так, просто некоторым людям дано это понять только на смертном одре. Нет ничего удивительного, что они умирают с улыбкой. Смерть — это то, чего они искали в жизни; они расстались с иллюзией, что могут управлять жизнью. Когда нет выбора, нет страха. Они начинают осознавать, что ничего никогда не рождалось, кроме грез, и ничего никогда не умирает, кроме грез.

Когда вам все ясно со смертью, вы можете тотально присутствовать рядом с тем, кто умирает. Какую бы сильную боль ни испытывал умирающий, это не может разрушить вашего счастья. Вы можете просто любить его, держать его за руку и заботиться о нем, пстгому что это заложено в вашей природе. Приближаться к человеку со страхом — значит передавать ему свой страх. Он смотрит в ваши глаза и получает сообщение о том, что находится в большой беде. Но если вы пребываете в состоянии покоя, если вы не испытываете страха, то человек, глядя на вас, понимает: что бы ни происходило — хорошо.

Смерть подобна жизни. У нее свой собственный путь, и вы не можете управлять ею. Люди думают, что нужно быть осознанным в процессе умирания. Это невозможно. Даже желание сохранить состояние осознанности в течение следующих десяти минут неосуществимо. Вы можете быть осознанными сейчас. Все, чего вы хотите, есть здесь, в этом моменте.

Мне нравится рассказывать историю о своем друге, который, ожидая перед смертью откровения, старался накопить для этого энергию и оставаться полностью осознанным. Я сидела рядом с ним, когда он, широко открыв глаза и сделав глубокий вдох, произнес: «Кейти, мы — червяки». Какая проницательность на смертном одре! Я спросила: «Дорогой, правда ли это?» Он разразился смехом. Откровение заключалось в том, что не было никакого откровения. Вещи хороши такими, какие они есть. Только ваши представления о вещах могут сделать их иными. Несколько дней спустя мой друг умер с улыбкой на лице.

Другой мой друг был уверен в том, что знает, когда наступит его последний час. Но мы умираем тогда, когда должны умереть, — ни секундой раньше, ни секундой позже. Мой друг решил пройти через ритуал умирания, описанный в «Тибетской Книге Мертвых», и его друзья обещали ему помочь. Друзья пришли к нему, провели ритуал, но смерть не наступила. Через несколько дней все повторилось: он снова почувствовал приближение смерти, снова пришли его друзья и провели ритуал, и опять ничего не произошло. Это повторилось еще два или три раза, и его друзья уже начали думать о том, когда же все это закончится. Сколько раз еще нужно приходить! Меня он тоже неоднократно просил прийти к нему, — дескать, увидеться в последний раз, и я отвечала: «Если смогу, то приду». Но когда наконец наступил смертный час моего друга, люди, которые должны были оповестить меня об этом, даже забыли позвонить мне, Все произошло не так, как он планировал, а совершенно по-другому.