Другая любовь. Природа человека и гомосексуальность

В другой книге Зилэнда рассказ еще одного военного, Алекса, морского пехотинца о его детстве. В доме тетки он со своими кузенами затеяли игру в прятки. У тетки был ухажер, очень большой, мужественный и красивый, и он в это время плавал в бассейне вместе с теми кузенами, которые не участвовали в игре.

«И вот я пошел и спрятался под кроватью тетки Шарон: и они не могли меня найти. Он вошел в комнату и стал переодеваться. А я, помню, подглядывал из-под кровати. Он меня не видел… Мне было так стыдно: но я ужасно… я хотел, чтобы он… Вероятно, чтобы он просто держал меня.

3: Сколько тебе было лет?

А: Четыре или пять. Я очень отчетливо помню все детали. Это засело в моем мозгу. И я думаю, это как-то сказывается на моей сексуальности сегодня, потому что меня привлекают мужчины намного старше меня, большие, очень-очень мужественные мужчины» (Zee-land 1996:62).

И в примере из книги Каприо видно раннее и острое любопытство к мужским гениталиям. Гомосексуал лет 30 вспоминает:

«Я не помню свое первое переживание при виде мужского пениса, однако вспоминаю, что в возрасте 7 лет я рассматривал картинки мужчин в журналах и интересовался тем, как будет выглядеть их пенис. Мне очень хотелось увидеть пенис своего отца. И когда однажды (это было в 11 лет. — Л. К.) я увидел его пенис в ванной комнате, где я принимал душ, то ощутил сильную эрекцию. Потом отец дразнил меня по этому поводу». Поглощенность мужскими гениталиями проявлялась и позже. «Я подслушал, как Том рассказывал другому парню, как он ночью играл своим пенисом и какое возбуждение он ощутил, когда «появилось белое вещество». Я подружился с Джозефом, младшим братом Тома. Джозеф был на четыре года моложе Тома и на два года моложе меня. Его также интересовали мужские органы. Нам нравился его дядя, который был атлетом. Мы провожали его дядю до стадиона и входили вместе с ним в раздевалку. После таких походов мы с Джозефом обсуждали размеры пенисов других мужчин. Я всегда был любопытным и желал большего сексуального знания. Мы также ходили в бассейн и потому могли раздеваться и смотреть, как это делают старшие мужчины. А однажды его дядя показал нам свой пенис во время эрекции. Это произвело на нас огромное впечатление. Он попросил нас пощупать его пенис, что я и сделал. Я стал очень нервным и дрожал от возбуждения. Я не могу в точности сказать, к чему толкали мои желания, но я боялся уже тогда».

Любопытство явно перерастало в эротическое чувство. В школе «однажды я стоял в туалете и писал, когда рядом стоял старший ученик. Я не мог удержаться, чтобы не поглядеть па его очень большой орган. На меня произвели большое впечатление физическое телосложение парня и размер его пениса в сравнении с моей малостью как в физическом, так и в сексуальном отношении». Подросток стал чаще посещать общественные уборные. «Один раз <…> я стоял в туалете рядом со стройным мужчиной, который был очень красив. Его рука не давала мне возможности увидеть его пенис, но когда я спросил, сколько сейчас времени, он вынужден был отодвинуть свою руку. Я сильно возбудился от размеров его пениса <…> Мне также нравилось смотреть на военнослужащих. Мне всегда нравились молодые мужчины на третьем десятке лет жизни, не старше и не моложе. Я просто зациклился на мужских сексуальных органах». Нашел он и туалет с дыркой в стене и наблюдал оттуда за мужскими пенисами, одновременно мастурбируя (Каприо 1995: 167–169).

Отрывок из уже цитированной беседы Шахиджаняна (1993: 296) с одним студентом 26 лет — тем, который уже с детского сада любил рассматривать и трогать члены мальчиков и придумал для этого игру в доктора, с раздеваниями. Пристрастие не угасло и в школе.

«В третьем или четвертом классе, не помню точно, нас водили в бассейн, и больше всего меня привлекал не сам бассейн, а душ, где мылись взрослые ребята-спортсмены. Я с интересом рассматривал их фигуры, мне это доставляло наслаждение, я любовался ими. Привлекали меня и их половые органы. Никаких мыслей по этому поводу не возникало, но один из старшеклассников вдруг меня приподнял и как бы обнял, а когда опускал, то чувство сладости я ощутил всем телом. Конечно, наблюдал в душе за старшими украдкой. Я отчетливо осознавал: мне приятно рассматривать мужское тело. Меня всегда торопили ребята из нашего класса и физрук: «Поскорее, что же ты так долго моешься, копуша, пойдем, тебя все ждут. А я сознательно затягивал процесс споласкивания под душем, чтобы подольше рассматривать».

Из парня вырос завзятый гомосексуал.

Вот эпизод из уже использованного романа Уайта «Рассказ парня о самом себе». Еще до того эпизода, который приводился выше (с более опытным 12-летним Кевином), герой проводил лето в лагере.

«Однажды утром, когда другие мальчики отправились на прогулку в каноэ, мой воспитатель показал мне несколько сделанных им «художественных фотографий» обнаженного юноши на пустынном пляже. Комната была покойна, рассеянный свет пробивался сквозь старые пинии и полуспущенные шторы; перебирая большие глянцевые снимки, я чувствовал грубость простыни на кровати мистера Стоуна под своими голыми ногами. Никогда до того я не видел обнаженного взрослого мужчину. Мои глаза снова и снова приковывались к его загорелой спине и узким, играющим, движущимся белым бедрам, в то время как он удалялся от меня сквозь зону, полную солнечного света, к темному грозовому горизонту. Где этот пляж и кто этот человек? — поражался я, как если бы это был единственный обнаженный человек на земле и мне надо было найти его, чтобы ощутить снова это сжатие в груди, это чувство тонущего, это смешение стыда и радости, которые я старался подавить, чтобы мистер Стоун не отобрал у меня снимки, догадавшись, что моя реакция совсем не художественного плана».

Опять же Уайт в сугубо документальном произведении вспоминает этот эпизод как чисто автобиографический, относящийся ко времени, когда ему было двенадцать:

«… мой наставник в летнем лагере как-то пополудни отозвал меня в сторону и показал мне свои «художественные» фото обнаженных мужчин на пляже. Теперь, конечно, я понимаю, что он испытывал мою реакцию, чтобы спланировать свои действия, но тогда я постарался сохранить как можно больше спокойствия, потому что я полагал, что для него эти фото были искусством, а возбуждали они только меня» (White 1983: 312).

По мнению Уайта (цитирую снова его роман),

«детям незнакомо выпирающее из взрослых удовольствие от конкретных частей тела (большой пенис, волосатая грудь, округлые ягодицы); они растворяют части в целом и физическое в эмоциональном, так что желание быстро становится любовью. Таким же образом любовь становится желанием…»

Удовольствие от большого пениса выпирает и из детских впечатлений, как это видно по приведенным воспоминаниям.

Но вернемся к роману Уайта. Потрясенный увиденным, весь под этим впечатлением, мальчик отправился слоняться по лесу. Там он увидел сидевшего на низкой ветке Рейфа, своего товарища по лагерю, о котором говорили, что он не совсем нормален и умеет околдовывать ребят.

«Штаны его были спущены ниже колен, и он исследовал свой стоящий член с невероятной серьезностью, с ошеломленным видом, делавшим его лицо пустым. Он подозвал меня, и я присоединился к нему будто для исследования достопримечательности природы. Он склонил меня потрогать, и я это сделал. Он попросил меня полизать красную, липкую, залупленную головку, но я колебался. Она не грязная? — спросил я. Не увидит ли нас кто-нибудь? Не заболею ли я? Не стану ли я извращёнцем и никогда, никогда не буду как все другие? Чтобы отбросить мои сомнения, Рейф стал меня гипнотизировать. Ему не потребовалось долго говорить с расстановкой, чтобы я впал в глубокий транс. Коль скоро я оказался под его чарами, он велел мне слушаться, и я повиновался. Он также сказал, что когда я очнусь, я всё забуду. Но в этом он ошибался. Я запомнил всё» (White 1982: 105–107).

Если такой интерес становится устойчивым и закрепляется какими-либо приятными ощущениями (совпадает с эпизодами мастурбации и т. п.), он может перерасти в тягу к телесному, сексуальному общению с людьми своего пола. Девочек это касается меньше: они не столь сосредоточены на сугубо сексуальных отправлениях организма. Но и у юношей сексуальность здесь может плавно вырастать из любопытства, смешанного с приязнью.