Другая любовь. Природа человека и гомосексуальность

Тем больше доверия вызывает (и ошарашивает) такой пассаж:

«Даже на суде и дети, и родители не скрывали своих симпатий к Шустову. А некоторые откровенно говорили, что… благодарны насильнику. Так, один мальчик до прихода в студию страдал тяжелым заболеванием, и врачи единодушно признали его калекой. Но подросток занялся танцами под руководством Алексея Петровича и вскоре пошел на поправку. Уже после того, как вскрылись страшные подробности взаимоотношений ученика и учителя, родители ребенка выражали Шустову признательность» (Скобло 1997).

Видимо, мало какие побуждения могут конкурировать со страстью педофила по самоотверженности и самоотдаче. Так что, в самом деле античная школа любви?

В газете помещен портрет Шустова, выделенный корреспонденту следователем. Молодой, спортивный, с пышной шевелюрой и ослепительной белозубой улыбкой, в ореоле побед на международных конкурсах танцев, он словно создан, чтобы соблазнять. Вот кого, вероятно, мечтал встретить в детстве рюнтиевский Рудольф Нуреев…

Чарлз Силверстайн, изучив ряд воспоминаний гомосексуалов, соблазненных в детстве старшими и вовлеченных в постоянные отношения с ними, отмечает:

«Наиболее частые высказывания, которые делали как мужчины, сексуально и эмоционально интересовавшиеся мальчиками, так и мальчики, о которых заботились мужчины-геи, это высказывания о чувстве лояльности и признательности, которое мальчики испытывали к этим мужчинам» (Silverstein 1981: 203). И еще: «Очень странно, но наиболее интересный факт, лежащий на поверхности, — что родители подростка очень часто знают о сексуальных отношениях между их сыном и взрослым мужчиной. Поскольку большинство из нас считают, почти без вопросов, что сексуальные отношения мужчина — мальчик должны быть эксплуатацией, нам неприятно узнать, что родители мальчика позволяют эти отношения, по крайней мере молчаливо.» Это обычно мальчики из бедных слоев или неблагополучных семей, и родители рады, что благодаря этой дружбе сын остепенился и стал лучше себя вести (Silverstein 1981: 201).

Один из примеров Силверстайна — Томас, рожденный в семье, из которой происходят генералы, полковники и майоры. С пятнадцати лет он чувствовал себя гомосексуалом и дружил со взрослыми геями.

«Эти люди дали мне чувствовать себя в безопасности, их сила, их опыт, их добрая воля, последовательность и зрелость. Они были также образцами освоения роли. <…> У меня всегда было хорошее общение со старшими мужчинами. Это интересно. Вы читаете о стервятниках, охотящихся на пацанов и о жестоком обращении с детьми. Единственными людьми, которые были жестоки со мной, были «натуралы», как мои родители и учителя — это они были жестоки со мной. А геи никогда не были со мной жестоки.

Они давали мне любовь, теплоту, близость. Я был одним из них. Я принадлежал к ним. <…> В этом отношении я чувствую, что глубоко признателен этим людям. Я думаю, они спасли мне жизнь. Они взяли ужасающе одинокого, потерянного, несчастного пацана и просто спасли его. И они дали мне прекрасную вещь. Я нуждался в ней, и они дали мне ее» (Silverstein 1981: 204–205).

В австралийской литературе описан любопытный казус. Гомосексуальный педофил Кларенс Осборн всю жизнь вел тайный дневник. В него записаны его любовные связи с сотнями мальчиков, никто из которых так и не пожаловался родителям или в полицию. Всё открылось только после смерти Осборна. Поскольку мальчики, к этому времени уже выросшие, были названы в дневнике, социолог П. Р. Уилсон отправился на поиски их и сумел разыскать и опросить 12 из них. Все они отзывались об Осборне с исключительной теплотой и с уважением. Их гетеросексуальная ориентация оказалась не нарушенной! (Wilson 1981).

Показательна биография Горацио Элджера, американского писателя второй половины прошлого века, автора более, чем сотни очень популярных тогда романов и создателя «американской мечты», «американского мифа». Типичный «элджеровский герой» — это self-made man, человек, собственными усилиями, поднявшийся из нищеты благодаря труду, способностям и возможностям американского общества и ставший успешным предпринимателем, миллионером. В начале это обычно уличный мальчик, оборванец, беспризорник. На его пути, однако, в трудный момент юности непременно встречается пожилой благодетель, который во исполнение христианских заветов протягивает ему руку помощи. В этой тяге зрелого мужчины к чужому мальчику и возникающей ответной благодарности и любви основа стандартного сюжета.

Сын священника, Элджер и сам стал священником в маленьком городке и написал несколько литературных произведений, не имевших успеха. Это был крохотный человечек (155 см ростом) с писательскими способностями под стать росту. К 34 годам его постиг жизненный крах: обнаружилось, что он «содомизировал» сыновей своих прихожан. Разгневанные горожане предъявили Элджеру показания двоих мальчиков, и Элджер, ничего не отрицая и не дожидаясь дальнейшего разбирательства, сел на ближайший поезд и покинул городок в неизвестном направлении. Он объявился в Нью-Йорке и там создал свой первый бестселлер «Оборванец Дик». Его подлинная любовь к мальчикам и готовность помогать им в соединении с «американской мечтой» поразили читателей и принесли бешеный успех.

В это время Америка была полна беспризорниками, оставшимися от Гражданской войны, а иммиграция пополняла их число. Возникли благотворительные организации, заботившиеся о приюте для них. При одном из таких приютов пристроился Элджер — у него всегда были мальчики. Но он в самом деле заботился о них — самоотверженно и подчас с большим риском. В Нью-Йорке действовала мафия, эксплуатировавшая мальчиков — они должны были добывать для нее деньги нищенством и воровством, получая в качестве своей доли жалкие гроши (система «падроне»). Элджер отвоевывал мальчиков у мафии, он начал в прессе и на митингах крестовый поход против нее. Этот лилипут стал смелым и вдохновенным оратором, стимулировал действия полиции, привлекал меценатов. Его роман «Скрипач Фил», разоблачавший систему «падроне», потряс Америку. С мафией шутки плохи. На Элджера не раз нападали, избивали на улицах, громили квартиру.

Одного из своих мальчиков — китайца Миня — он нашел на улице и лично буквально вытащил из гурьбы подростков, избивавших китайца, чужака, хотя сам был не больше и не сильнее их. Он выучил Миня языку, пестовал его, опекал четыре года. Когда Минь пропал, Элджер поднял на ноги всех разносчиков газет. Миня нашли, но мертвым — его насмерть сбила машина. Элджер за день поседел и разуверился в Боге. Он умер в почете и славе, хотя почти не скрывал своих пристрастий. Такой вот парадокс пуританской Америки и викторианской эпохи.

Один из его биографов Уоллас Гамильтон в статье «Секретная жизнь Горацио Элджера» пишет о его книгах:

«Они не были художественной литературой, но худо-бедно они помогали формировать Америку двадцатого века и ввели подспудную педофилию в национальную душу, где она и пребывает, несмотря на все попытки искоренить ее. Взрослые мужчины всё еще помогают мальчикам из побуждений, вовсе не чисто духовных, и, хуже того, чувствуют в этом нечто хорошее. Возможно, природа, не посоветовавшись с Божеством, запланировала это». И добавляет неожиданно: «Если так, то я, пожалуй, благодарен природе: в юности я нуждался в этом устройстве» (Hamilton 1984: 256).

Еще пример вполне благополучной жизни педофила — один из лучших создателей образов детей в английской литературе ирландский писатель Форрест Рид (1875–1947). С детства он любил мальчиков лет 12–13. Будучи писателем, он помогал своему возлюбленному Кеннету Гамильтону издавать рукописный журнал. Тот потом стал морским офицером. Затем Рид влюбился в «лучшего из пацанов» Десмонда Монтгомери, потом в 13-летнего мальчика Фреда Гивни и так далее. Неясно, подозревали ли родители мальчиков эротическую подоплеку тесной дружбы ребят с пожилым писателем, игравшим с ними в футбол и посвящавшим в литературу, но они относились к этой связи одобрительно. Дольше всего продолжались отношения Рида со Стивеном Гилбертом, который и сам стал писателем и литературным наследником Рида. Умер Рид на руках у своего последнего возлюбленного, уже юноши, Эндрю Резерфорда, в его доме. Один из его биографов пишет, что сама его жизнь опровергает «представление, будто педерасты по необходимости теряют интерес к своим возлюбленным после того, как тех оставляет юность» (McGouran 1996: 45).