Эмоциональный террор. Как манипуляторы играют на ваших чувствах

Манипуляторы, как правило, не только принимают позу, противоречащую позам других людей. Они также сохраняют ее в течение всего собрания (нескольких часов). Десинхронизация таким образом является невербальным элементом, который хорошо заметен.

Манипулятор ничего не записывает, хотя остальные участники предпочитают делать записи. Так он производит впечатление человека, который уже все знает или имеет феноменальную память. Манипулятор не может себе позволить, чтобы окружающие думали, будто он учится у других!

Впрочем, мы не ошибемся, если предположим, что факт нахождения в оппозиции по отношению к группе не является в обязательном порядке признаком манипулятивного поведения. Чувствовать себя комфортно среди людей, которых мы хорошо знаем, — это нормально, притворяться, что вам комфортно среди незнакомцев, — другое дело.

Я вспоминаю первый день тренинга, который я проводила для инженерно-технических работников одного большого предприятия. Я занималась с группой людей от двадцати пяти до тридцати двух лет, как вдруг занятие было прервано приходом нового человека (ему было около пятидесяти). Не извинившись за опоздание, он занял место за столом и немедленно принял позу, абсолютно не соответствующую позам других участников: опустившись на стул, он скрестил руки и вытянул ноги (первый невербальный признак манипулятора). С едва заметной улыбкой двое работников, сидящие рядом с ним, поприветствовали его кивком головы. Очень быстро я заметила и второй показательный признак. Все присутствующие писали на коленях (мы не используем столы), кроме вновь пришедшего — он вовсе не делал записей. Однако то, о чем мы говорили в тот момент, очевидно, стоило записать... даже инженерно-техническому работнику. Мной овладело какое-то странное чувство: не был ли этот человек руководителем, пришедшим сюда, чтобы увидеть, каким образом все происходит (к этому предположению меня подтолкнула разница в возрасте)? Не имея ни одного доказательства, на которое можно было бы опереться, я предпочла дождаться перерыва, чтобы проверить, есть ли его имя в списке записавшихся. Но во время перерыва этот милый человек не нашел там своего имени. Первой его реакцией стал притворный гнев на организаторов тренинга: «Ну что же это такое! Я звонил им три раза, чтобы убедиться, что меня вписали. Я сомневался в этом. Там, наверху, сидят люди, которые не умеют ничего делать!..» Я прервала его, чтобы не дать ситуации накалиться, и попросила вписать свое имя в список. Я начала понимать, кто находится передо мной. Оценив невербальные признаки и унижающую критику организаторов (которые, однако, проявили себя лучшим образом), я встревожилась. Произошедшее дальше подтверждало поставленный мной диагноз. Этот человек не менял свою позу в течение всех четырех дней тренинга и делал пометки в тетради лишь изредка. Более того, он постоянно тихонько переговаривался со своими соседями справа, его целью было полностью захватить их внимание. Он старался их насмешить: брал мои выражения и играл со словами (к сожалению, неостроумно!) или превращал их в шутку. Я заметила, что его присутствие отвлекало остальных и создавало некомфортную атмосферу, несмотря на его дружественный вид. Он искажал результаты некоторых упражнений, выполняемых маленькими группами из трех человек, и засыпал меня не очень обоснованными, с моей точки зрения, комплиментами (например, о моем пальто). Другие детали, связанные с характеристиками, которые мы изучим чуть позже, подтвердили мое мнение о том, что я столкнулась с манипулятором. Выявив таким образом «иное» лицо этого месье, я применила такую тактику поведения, которая не оставляла ему ни минуты свободного времени на то, чтобы создавать дискомфорт в нашей группе.

Я стала реже, чем на других участниках группы, останавливать на нем взгляд, умышленно уменьшая его важность. Если он меня перебивал, я с интересом отвечала только тогда, когда его комментарии были уместны (относились к делу). Я не обращала внимания на его несвоевременные замечания, сопровождая их простой улыбкой и не прерывая свою речь. Иногда я оспаривала его ремарки, используя технику логических вопросов (взятых из рационально-эмоциональной поведенческой терапии, о которой мы поговорим в конце книги). Тогда иррациональность его суждений не получала развития, и все вставало на свои места. Еще в самый первый день я узнала, что этот человек был известен своим умением создавать серьезные проблемы в отделах, где он работал. Его некомпетентность чуть не стоила ему увольнения. Другими словами, ему пришлось много заплатить, чтобы остаться на своей должности. Это объясняет, почему предприятие не собиралось отправлять его на этот тренинг.

Интересно отметить то впечатление, которое он произвел на меня в самые первые минуты своего присутствия: «Он, должно быть, большой начальник»! К пятидесяти годам он не преодолел планки, которой многие другие достигают уже в возрасте тридцати лет. Однако производил он обратное впечатление: поведение и отношение манипулятора часто создают ощущение, что он превосходит нас. Он систематично берет на себя роль центрального персонажа (кроме тех случаев, когда надевает маску скромной жертвы). Иногда он заставляет нас думать, что является «почтенным старцем» этих мест.

Уверенная в себе личность также ищет комфорта, но такой человек будет только рад разделить его с окружающими.

Другой пример: я проводила семинар для десяти работников, в основном директоров, их помощников и ответственных руководителей большого предприятия. Темой семинара было НЛП (нейролингвистическое программирование). Эта техника среди прочего затрагивает бессознательные и невербальные аспекты коммуникации.

С самого первого дня на занятиях присутствовала одна женщина, она мало улыбалась и была красива, но холодна. Она сразу села на стул боком. Ступни, колени, таз и грудь были направлены на соседа справа; только голова, которую она подпирала рукой, и локоть, поддерживаемый спинкой стула, смотрели в центр круга. Она сохраняла такую позу (выбирая поочередно то правую, то левую сторону) по шесть с половиной часов в течение пяти дней. Тренинги проходили с перерывом в одну неделю. Она молчала крайне странным образом: не выражая согласия ни по отношению к тому, что говорила я, ни по отношению к тому, что высказывали другие люди. Ее взгляд не выражал ничего. Ее молчание вовсе не походило на молчание скромного человека. Она слушала других (так ли это было на самом-то деле?), но не выражала никакого собственного отношения. Когда мы выполняли упражнения в группах из трех человек, она отказывалась рассказывать о себе, однако старалась разговорить других; она уходила от ответа даже тогда, когда я прямо спрашивала ее, что она собирается делать с полученной информацией. Мой вопрос ее смущал:

Вспомним, как ведет себя неловкий человек (но не манипулятор) в группе. В девяноста пяти процентах случаев он старается ни в коем случае не выделяться среди остальных. Его колени направлены в центр, сведены вместе или скрещены. Пять процентов оставшихся могут в случае необходимости спрятаться за столом, оправдывая это тем, что так им удобнее писать. И это истинная правда, мы в этом не сомневаемся. Но необходимо отметить, что мало кто ведет себя именно так: общение в группе должно развиваться. Это обязывает каждого интегрироваться и, таким образом, с самого начала отказываться от принятия оппозиционного убеждения по отношению к участникам из страха оказаться отделенным. Пока мы не знаем участников группы и ее лидера, мы имеем нейтральное отношение и адаптируем свое поведение к контексту. Таков способ действия неловких, скромных или взволнованных людей.

Манипулятор отличается тем, что он примет беззаботную позу с самых первых минут общения и будет сохранять ее до конца. Например, представьте себе, что вы заходите в кабинет к человеку, которого вы не знаете вовсе или знаете, но совсем недолгое время, он же принимает вас, закинув ноги на стол. Или он с первых минут и до конца встречи усаживается максимально глубоко в кресло. В любом случае он хочет выделяться и ощущать свое противостояние по отношению к остальным присутствующим.