По следам сенсаций

Разумеется, кое-какие общие признаки своего почерка изуродовать легко, как не составит труда воспроизвести и внешний облик почерка чужого. Однако сегодняшняя экспертиза не ограничивается изучением одного лишь общего абриса почерков. Замедлен ли темп письма? Чем примечательны конструкция и чёткость шрифта, размер, разгон и наклон букв, их связность, интенсивность и выраженность нажимов? Каковы конфигурация, направленность и форма строк, размеры интервалов между строками и между словами в строке, размер полей и абзацев, размещение заголовков, подписей, дат, особенности нумерации, текстовая организация страницы? Наконец, композиция и стиль изложения, словарный состав и грамматические признаки письма? Всё это интересует дотошных исследователей и не ускользает от их внимания. Но это ещё не всё!

Специалисты выделили и частные «особинки» почерка. Строение каждой буквы и отдельных её элементов, направление штрихов, соотношение размеров букв в словах и штрихов внутри буквы, способ соединять буквы друг с другом… Всего не перечтёшь. Достаточно сказать, что одних лишь частных признаков почерка ни много ни мало — около двух десятков, из них четырнадцать только в подписи. И сколь бы изощрённым, ловким ни был проходимец, как бы он ни набил себе руку на составлении клеветнических доносов, фиктивных накладных или «подмётных грамот», ему не уйти от карающей руки правосудия. Гарантией тому — неуловимые для сочинителя индивидуальные особенности почерка, которые останутся на бумаге безмолвными, но в то же время красноречивыми свидетелями. При самых нарочитых искажениях они выдадут с головой незадачливого правонарушителя.

Интересную работу ведёт рижский криминалист Р. Э. Эльбур в содружестве со своим московским коллегой Г. А. Самойловым. Оказывается, каждому почерку присущи особые характерные точки, не изменяющие при письме свою конфигурацию, — их называют константными. Представьте такой случай. Вы оставили две свои подписи, причём совершенно несхожие (вторую вы вольно или невольно исказили до неузнаваемости). И тут же рядом ваша подпись, сделанная другим лицом. Она как две капли воды напоминает первую из ваших двух. Но это для неопытного глаза. Если по определённым правилам, почерпнутым из арсенала проективной геометрии, сопоставить эти подписи попарно и провести прямые через соответствующие константные точки обеих подписей, то линии пересекаются «кучно» — почти все в одном месте. Это если обе подписи, пусть даже непохожие, принадлежат вам. Зато если вторая подпись не ваша, хотя и похожа на неё, линии широко разбегутся, образовав множество далёких друг от друга пересечений.

— Помилуйте, но при чём здесь графология?! — возмутится читатель, чаша терпения которого переполнилась. — Всё, что до сих пор говорилось, относится к почерковедению, которое давно и успешно применяется в советской криминалистике. Его ценность никто и не подвергал сомнению. А ведь графология претендует на то, чтобы — подумать только! — по почерку определять характерные особенности личности самого пишущего.

Действительно, мыслимо ли такое?

«Один московский следователь рассказывал мне такой случай, — продолжает А. Ваксберг. — Грабитель на месте преступления оставил дерзкую циничную записку, бахвалился, что не будет разыскан. Записку дали прочитать криминалисту-почерковеду. Изучив её, эксперт заявил, что у писавшего нет левого глаза: этот дефект зрения выдавали своеобразные неправильности письма. Столь важная улика значительно облегчила розыск преступника. В процессе исследования вывод эксперта полностью подтвердился.

Сильно вытянутые в длину, в ширину или наискось буквы, сдвоенные штрихи и некоторые другие особенности выдают человека, страдающего астигматизмом — серьёзной болезнью глаз. По этой детали удалось однажды в течение двух суток найти опасного преступника: глазные больницы дали сведения о всех больных астигматизмом, и круг подозреваемых сильно сузился».

— И опять это всё физика, — досадливо поморщится нетерпеливый читатель, — а где лирика, душа пишущего, психика где? Короче, где обещанная графология?

Психика… Неужели неповторимая индивидуальность почерка, на которую опирается криминалистика, не обусловлена чисто физическими данными, физиологическими свойствами организма? Разве зарождение и проявления динамического стереотипа не связаны с высшей нервной деятельностью? Обратимся к фактам.

«Чи 34 ело гдао. ьларвеФ 349». Это цитата из гоголевских «Записок сумасшедшего». Нечто подобное встречается и в записках реальных, не вымышленных Поприщиных. Взять, к примеру, такое послание: «Его святейшеству Папе. Римскому, моему знакомому. Заявление о том, что мы желаем. Отбыть в сию резиденцию. Папы Римского…»

Злоупотребление знаками препинания здесь не ограничилось чересчур дробной разбивкой строки; точкам нашлось место и над буквами (в нашей цитате они опущены).

Известно, что при нарушении ассоциативности мышления буквы и их детали (палочки, закругления) начинают гулять порознь, разбегаясь врассыпную по странице, не выстраиваясь более в аккуратные шеренги строк. Примерно то же наблюдается в рисунке. Если больного попросить изобразить домик, на бумаге появятся не связанные друг с другом стены, крыша, окна и двери. В особо тяжёлых случаях рисунки становятся беспредметными — ни дать ни взять шедевры западных абстракционистов. А порой лист покрывается замысловатой, но бессмысленной вязью, напоминающей панцирную сетку или кружевной узор, только хаотичный. Подумать только: и это почерк интеллигентного человека, который когда-то неплохо владел пером! Страшная, нелепая в своей слепой жестокости человеческая катастрофа. И рядом бесстрастный диагноз: налицо явный излом психики. Увы, он поставлен слишком поздно. А если бы загодя обратили внимание на первые аномалии почерка? Помогло бы это или нет психиатру?

Лихорадочные зигзаги вместо прямых чёрточек и плавных овалов тревожно сигналят о симптомах писчей судороги. У страдающих прогрессивным параличом строчки и буквы располагаются вкривь и вкось, а нижние закругления букв и линий, выступающие за строку, заметно дрожат. В почерке тех, кто подвержен маниакально-депрессивным психозам, неизменно встречаются аномальные начертания.