По следам снежного человека

Глава 10

К Нангпала 1

Воскресенье 21 марта было посвящено главным образом обсуждению ближайшего плана действий. Мы все еще не имели никаких известий от Чарлза Стонора и Бисуаса, до сих пор находившихся, насколько мы знали, в верховье долины Бхоте-Коси. В базовом лагере, расположенном на меньшей высоте, стало совершенно очевидным, что зима миновала. На рододендронах появились почки, и шерпы, приходившие с юга, рассказывали, что ниже по долине Дуд-Коси рододендроны, магнолии и другие цветущие деревья и кусты покрыты распускающимися бутонами. Тому Стобарту очень хотелось заснять их на цветную пленку, а также раздобыть красную панду (гималайского енота) и других животных. Было решено, что Том с Чанком и Стеном спустятся по долине до Гхата и посвятят несколько дней съемке.

От шерпов, оставшихся в долине Чола-Кхолы, не поступило никаких сообщений, и мы решили, что Джон Джексон и Билл Эдгар пойдут с Джералдом и со мной еще в один маршрут вверх по Дуд-Коси; мы все считали этот район наиболее многообещающим, но теперь собирались направиться прямо в верховья долины, поднявшись по крайней мере на расстояние двух дневных переходов за Танак — самую дальнюю точку, достигнутую Джералдом и мной. Из расспросов мы убедились, что имеется проход к западу вдоль граничащего с Тибетом конечного горного хребта; эта тропа огибает Чо-Ойю, спускается затем к Бхоте-Коси и соединяется с главной дорогой, которая ведет через перевал Нангпала в Тибет. Наша группа должна была блокировать подход к тропе со стороны долины Дуд-Коси. Партии Тома по возвращении предстояло подняться по долине Бхоте-Коси, а затем, повернув на восток, перевалить через горы и тоже выйти на тропу. Чарлзу и Бису мы не могли назначить определенного района, так как пока не знали их маршрута, но предполагалось, что после отдыха они смогут двинуться на помощь Тому. При этом плане перевал в долину Чола-Кхолы оставался, конечно, открытым, но в случае необходимости его смог бы заблокировать Джералд.

На следующее утро в лагерь прибыла группа монахов из Тхьянгбоче во главе с ламой Сангхи, который впоследствии стал одним из наших лучших друзей. После длительного обряда чаепития мы попросили Анга Тембу, научившегося в Дарджилинге довольно свободно объясняться по-английски, выяснить у монаха возможность получить на время пангбочский скальп. К некоторому нашему удивлению, лама Сангхи, казалось, не сомневался, что это удастся и даже заявил о своей готовности полететь со скальпом в Англию. Было решено в качестве первого шага попытаться созвать заседание комитета из монахов монастыря Пангбоче и старейшин деревни Пхорче, являющихся совладельцами скальпа. Чарлз Стонор уже некоторое время назад начал переговоры об этом, а потому мы сочли необходимым послать ему записку с просьбой немедленно вернуться и выступить в качестве нашего представителя на заседании комитета.

Назавтра произошло еще два события, которые отвлекли наше внимание. Шерп Дану, неумело обращаясь с ружьем, выстрелил по палатке Джералда; пуля пролетела в каком-нибудь метре от моей головы и пробила надувной матрац Джералда, который он положил на камень для просушки.

Днем, закончив изготовление проволочного вольера, мы стали впускать в него по очереди некоторых животных, чтобы их сфотографировать. Когда каменную куницу освободили из клетки, она совершенно обезумела и начала бросаться на проволоку с такой яростью, что мы испугались, как бы она не сломала себе шеи или не нанесла себе каких-нибудь тяжелых увечий. Нам пришлось пожертвовать одной полевкой, превратив ее в приманку, чтобы завлечь куницу обратно в клетку. Другая полевка в вольере исчезла и впоследствии была обнаружена под камнем раздавленная насмерть. Только пищуха и ласки проявили некоторый талант в качестве кинозвезд.

Проснувшись в среду, мы увидели, что идет проливной дождь. Это был первый дождь после того, как мы покинули Катманду, и он являлся еще одним признаком весны. Когда мы сидели за завтраком в общей палатке, Неми принес известие о новой неприятности — ночью подохла наша единственная пищуха. Позже утром дождь перешел в густой мокрый снег, совершенно непохожий на тот, который так часто докучал нам предыдущие недели. Мы неизбежно промокли бы насквозь, а потому Джон, Билл и я в надежде на улучшение погоды решили обождать с выходом до полудня. Джералд, боявшийся, что не выдержит наших темпов, ушел вперед с 27 кули. Мы условились встретиться у «брейгелевской» хижины за Пхорче. Во время второго завтрака у нас происходило настоящее столпотворение, так как Бенджи, который тогда еще был в живых, совершенно залепило снегом, и его пришлось взять в общую палатку.

Мы кончали еду, как вдруг неожиданно прибыл Чарлз, за утро проделавший переход из Тхаме. Бис остался позади, но Гьялген явился вместе с Чарлзом, чтобы помочь ему при переговорах о скальпе. Мы долго ломали голову, как нам поступить, если удастся на время получить скальп, но теперь все сошлись на том, что Неми, самый надежный и положительный из шерпов, доставит его в Катманду. Он передаст его Саксене, тот на самолете отвезет в Калькутту, проследит, чтобы его не задержали на таможне, а затем вручит летчику отправляющегося в Лондон рейсового самолета. Никто не задумывался о возможных последствиях пропажи скальпа в пути или задержки с возвратом. Вероятно, никому из нас не разрешили бы покинуть здешний район до того, как скальп будет доставлен обратно.

На этот раз у Чарлза не оказалось никаких новостей, подтверждавших присутствие йети в долине Бхоте-Коси, которая сулила так много во время его первого маршрута. Зато, когда он находился близ Тхаме, два тибетских снежных волка напали на стадо овец и за двадцать минут загрызли семерых.

Снег продолжал падать тяжелыми мокрыми хлопьями, когда мы решили двигаться, не обращая на него внимания; из низовья долины явился охотник, который принес шкуры панды, ящера, бенгальской кошки, гималайской куницы и еще одного мелкого млекопитающего, никому из нас не известного и оказавшегося, как мы впоследствии установили, разновидностью гигантской мангусты.

Мы вышли в три часа в жестокую метель, прячась каждый под своим зонтом. Весенний снег лежит недолго, но он совершенно скрывал от глаз тропу. Так как все кули отправились с Джералдом, то Джон, Билл и я шли одни, и это оказалось к лучшему, ибо, обогнув Тхьянгбочский отрог, мы совершенно сбились с тропы и должны были протаптывать новую на самом краю пропасти, круто обрывающейся в долину Имджа-Кхолы. После того как мы перешли через мост внизу ущелья, Джои пошел впереди и стал прокладывать для нас дорогу вверх по «отрогу таров». По-прежнему валил густой снег. Он залеплял защитные очки, проникал, несмотря на зонты, за шиворот и был настолько влажным, что наши штормовые костюмы совершенно промокли, а свитеры и рубахи отсырели. Подъем был тяжелый, и когда мы добрались до Пхорче, то с облегчением увидели, что Джералд и шерпы благоразумно решили остановиться там на ночь. О том чтобы занять целый дом, не могло быть и речи, так как в Пхорче очень большое население и никто не собирался покинуть в такое ненастье свое жилище ради нашего удобства; впрочем, нас очень тепло приняли в доме, принадлежавшем одному из кули, и поместили в общей комнате второго этажа; наша группа из тридцати одного человека занимала ее вместе с почти столь же многочисленной компанией родственников и друзей всех возрастов, начиная от месячных младенцев, кончая почти девяностолетними прабабушками и прадедушками. Это была уютная картина, когда мы все теснились вокруг очага среди горшков и сковород, пытаясь просушить свою одежду, от которой валил пар. Большие окованные медью деревянные бутыли чанга были пущены вкруговую, а за ними последовали чашечки ракши, слегка подкрашенной марганцовкой. Я ни разу не видел, чтобы это дезинфицирующее средство употреблялось здесь для какой-нибудь иной цели. В воздухе стоял едкий дым можжевельника; он вызывал у нас слезы, и, чтобы спастись от него, мы легли на пол. В одном углу вели хоровод, две-три группы пели, а несколько женщин стояло на коленях, раскатывая скалкой картофельные лепешки. Анг Тилай и «шерп Джунгли», привязав себе за спину деревянные люльки, укачивали оравших грудных детей — дети развлекались тем, что тянули их за косички, — и над всем царила атмосфера величайшей сердечности и добродушия. Даже блохи отличались кротким характером. Проснувшись среди ночи, я под храп в шестидесяти разных тональностях выглянул в окно и увидел серебряные звезды, холодно сиявшие на абсолютно чистом небе.